– Женщина, – прервал его Дик Меррилл. – Все это из-за женщины. Может, вы помните такую – Селия Уэр ее зовут? Пару лет назад она пела в церквях тут у нас в округе.
– Да-да, я слышал, как она поет, – задумчиво проговорил майор Теллфер.
– И снова услышите, – сказал Меррилл. – Прикидываю, вы не очень-то обращаете внимание на такие вещи, а вот старина Боб по уши втрескался в нее. Да и она тоже на него глаз положила.
– Это понятно, – кивнул майор.
– Но когда пришло время решать, она выбрала музыку. Обвенчалась со своим пением. И отправилась в Италию, чтобы получше это дело освоить. С месяц назад Боб получил он нее письмо. Теперь она хочет развестись с пением. Может, беда в том, что ее никто не поддерживает, может, война ее напугала, может, она и в самом деле любит старину Боба – понятия не имею. Ну, в общем, она попросила его приехать за ней, чтобы они там поженились. Во Флоренции. Ничего себе имечко у городишки, а? Как у девчонки!
– Думаю, это итальянское имя, – заметил майор. – Мисс Уэр хорошо мне запомнилась как очень привлекательная молодая женщина. От души поздравляю вашего брата.
– Да, Селия в полном порядке, – согласился Меррилл. – Что у нее получится на ранчо, не знаю, но она потрясная девчонка. Пускай даже она вытащила беднягу Боба за тысячи миль в эту самую Италию.
– Надо послать ему эту тысчонку, – задумчиво произнес майор. – Ни один мужчина не хотел бы остаться без денег в день свадьбы.
– Точно: залезьте к нему на счет и пошлите денежки, – согласился Меррилл. – Он хозяин, это его деньги. Запустите их ему. Правда, не пойму, как он ухитрился сесть на мель так быстро. Интересно, что там случилось. Боб, он как ребенок и слишком прост для того, чтобы иметь дело с этими итальяшками. Прикидываю, кто-то его развел… Ну, да ладно, майор, пошлите ему деньги. Я доверяю это вам.
Майор пообещал решить это вопрос немедленно, и Дик Меррилл, все еще находясь в недоумении, отправился на свое ранчо.
В этом техасском городе поговаривали, что майор Теллфер староват и становится забывчивым, так что пора бы ему оставить свой пост. К сожалению, последующие события в какой-то степени подтвердили это мнение.
Добродушный пожилой президент вернулся было к чтению газеты, но тут его потревожил кассир, который хотел обсудить серьезную проблему. Телеграмма Боба Меррилла затерялась на заваленном бумагами столе, и техасский скотовод целых два дня напрасно ожидал в городе Риме свои деньги.
Он ждал бы и дольше, если бы Клей Гарретт, чернокожий смотритель банка, не был любителем того искусства, которое обогатило Карузо. На третий день после визита Дика Меррилла майор Теллфер вошел в банк в две минуты десятого утра и услышал, как Клей с чувством напевает свою любимую песню. К счастью для Боба Меррилла две строчки этой песни долетели до ушей майора:
Милый, а я ведь уже стара –
В золоте ниточки серебра…
Серебро! Ранчо «Серебряная звезда»! Телеграмма Боба Меррилла! В пароксизме раскаяния старый майор бросился в кабинет, откопал телеграмму и тут же отправил в Италию тысячу долларов. Вернувшись к себе, он сел за стол, продолжая казниться угрызениями совести, представляя, как высмеют его возраст и рассеянность его враги, и чувствуя себя самым несчастным человеком на свете.
Наверно, он не стал бы так сокрушаться, если бы знал, что благодаря этим двум дням задержки оказал Бобу Мерриллу величайшую услугу. Дело в том, что по этой причине скотовод нарушил проклятый контракт с фирмой «Томас Кук и сын», предполагавший, что он покинет Рим строго в назначенный день и тем самым позволил ему…
Впрочем, не будем забегать вперед. Правила сочинения рассказов не допускают того, чтобы ключевые события излагались в самом начале повествования. Поэтому лучше давайте спокойно вернемся к самому началу – к тому дождливому субботнему утру, когда небольшой итальянский лайнер отчалил от окутанного туманом пирса на Норт-ривер в Нью-Йорке, неумолимо увозя Боба Меррилла к его возлюбленной, но прежде всего к приключению с эбеновой тростью.
Письмо о капитуляции Селии Уэр грело душу гиганта-скотовода, но, глядя, как постепенно исчезают в туманной дали небоскребы Манхеттена, он ощущал растущую в сердце тоску по родине. Раньше этот огромный город с его кэбами и кабаре всегда казался ему чужим, но теперь, в минуту прощания с любимой страной, неожиданно вызвал чувство нежности и жадного интереса. Его страшили пять тысяч миль беспокойных вод, которые предстояло пересечь, а слово «Неаполь», название города, куда он плыл, поражало его слух, точно имя новой, неисследованной планеты. Но как настоящий рыцарь, он направлялся туда, куда вела его любовь. Если бы вы видели этого стоящего у леера широкоплечего, обаятельного, с добрыми глазами человека, который всегда остается в душе ребенком, вы бы не удивились, что в письме, лежащем у него в кармане, Селия Уэр навсегда отказывалась от своей успешно начатой карьеры. В сотнях художественных галерей за границей она любовалась фигурами мужчин, которых великие скульпторы считали достойными увековечения в мраморе, и ее оставленный на родине возлюбленный с честью выдерживал сравнение с любым из них.
Между Мерриллом и страной, которую он покидал, уже выросла стена тумана, но он по-прежнему одиноко стоял у леера, не отрывая взгляда от невидимого берега. Какой-то шорох сбоку заставил его повернуться, и он увидел рядом с собой молодого человека в хорошо сшитом костюме, чье дружелюбное выражение лица и открытая улыбка заставили его невольно улыбнуться в ответ.
– Быстро же исчез этот старый городок сегодня утром, – произнес молодой человек, натягивая на голову клетчатую кепку. – Только что был – и вот его уже нет. Это ваше первое путешествие через океан?
– Да, это мое первое преступление, – признался Меррилл. – А у вас?
– У меня семьдесят первое. Подсчет точный, – скучающе отозвался незнакомец.
Меррилл изумленно открыл рот.
– Бизнес, да? – поинтересовался он.
– Бизнес, – подтвердил собеседник, и в глазах у него появилось и тут же исчезло странное выражение. – Раз уж нам придется провести вместе две недели на этой старой калоше, давайте познакомимся. Меня зовут Генри Говард Фишер.
Меррилл два дня провел на Манхеттене и соскучился по дружеской компании. Он сразу же назвал свое имя, упомянул о Техасе и «Серебряной звезде» и предложил пропустить по стопке.
– Увы, – сказал мистер Фишер, – в рот не беру.
– Тогда пойдем выкурим по сигаре, – предложил Меррилл.
Но оказалось, что воздержанный мистер Фишер и не курит. Меррилл, уже немного подозрительно, окинул его взглядом с ног до головы. По соседству с «Серебряной звездой» таких мужчин не встречалось. Но выглядел Фишер бесхитростным и обаятельным и к тому же заявил, что с удовольствием поболтает с Мерриллом в курительной комнате.
Они удобно устроились там, и пока скотовод заказывал желаемое у стюарда, мистер Фишер задумчиво его разглядывал. Потом с удовлетворенным видом взялся за дело и показал себя истинным мастером исчезающего искусства ведения беседы. Они поговорили о войне. Мистер Фишер вскользь коснулся цели своей поездки за рубеж. По его словам, из-за вступления Италии в грандиозный конфликт налоги на принадлежащий ему земельный участок вблизи от Неаполя ужасно повысились, и он отправился туда, чтобы урегулировать это дело. Страшная тягомотина, вздыхая, признался он. Потом он поинтересовался, куда и как едет Боб Меррилл. Скотовод объяснил, что друг туристов Кук все заранее устроил.
– Кук поднял меня утром после завтрака в Нью-Йорке, – засмеялся он, – и отпустит только вечером после обеда двадцатого июля, когда я снова окажусь на Норт-ривер. Билеты, отели, все прочее я купил и оплатил, так что все это, можно сказать, у меня в кармане.
Фишер рассмеялся.
– С таким же успехом можно было послать ваш труп, – заметил он.
Однако дружелюбный собеседник пропустил эту насмешку мимо ушей. Меррилл достал лист бумаги с напечатанной инструкцией и прочел:
– Прибываете в Неаполь в субботу 10 июня в восемь часов вечера, останавливаетесь в «Гранд-отель дю Везув». 11 июня завтрак и ленч в отеле, затем в три часа пополудни на центральном вокзале садитесь на поезд до Рима. Обедаете в поезде, прибываете в Рим в семь часов, останавливаетесь в отеле «Квиринал»…
– Вы не задерживаетесь в Неаполе, – заметил мистер Фишер.
– Дружище, – ответил Боб Меррилл, – я нигде не задерживаюсь, пока не попаду во Флоренцию. Рассчитываю немного погулять по Неаполю на обратном пути. Видите ли, со мной тогда будет миссис Меррилл.
И он откровенно рассказал незнакомцу, зачем отправился за границу.
– Плывет корабль, где у штурвала радость, и молодость прокладывает курс... – мистер Фишер воодушевленно процитировал стихи Томаса Грея. – В самом деле, так радостно узнать, что кто-то в эти суровые военные времена отправляется за границу по такому счастливому поводу. – Он снова окинул Меррилла взглядом с головы до ног. И добавил: – Кстати, вы уже выбрали себе место за столом или Кук тоже сделал это за вас?
Оказалось, что кое-что Кук все же оставил на усмотрение Меррилла, и мистер Фишер сопроводил его в обеденный салон. Так и получилось, что скотовод и обаятельный Фишер на протяжении всего рейса сидели бок о бок за одним столом.
Во время первого ленча небольшой обеденный салон оказался заполнен до отказа. Но так случилось в последний раз. Дело в том, что мгла, окутавшая Нью-Йорк, была всего лишь западной кромкой сильнейшего шторма. Пять дней лайнер боролся с бушующим морем. Пассажиры один за другим исчезали и больше не появлялись. Каждую ночь Боба Меррилла будил его новенький чемодан, который вместе с судном катался туда-сюда по палубе узкой каюты. Частенько в проходах слышался звон разбиваемой посуды, когда стюарда, несущего поднос, швыряло на стены. Для техасца все это было в новинку. Мощь океана не пугала его, но внушала почтение. И вместе с крохотной группкой стойких путешественников он трижды в день неизменно появлялся в обеденном салоне.