Боб Меррилл беспомощно уставился на врученные ему непонятные бумаги со штампами и печатями.
– Ничего не понял, – сказал он, возвращая внушительный набор. – Наверно, вы хотите глянуть на мои документы? Прошу…
Он достал свой паспорт.
– Ага… – Итальянец прочитал документ. – Значит, вы американец, синьор.
– Можете быть уверены, – ответил Меррилл. – Один из немногих оставшихся. Это все?
Итальянец пожал плечами и прошелся по комнате, разглядывая вещи Меррилла. Внезапно он развернулся с трагическим видом.
– Если вы американец, синьор, – воскликнул он, – почему же вы служите врагам Италии в качестве шпиона?
Боб Меррилл слышал, что сейчас все путешественники находятся под подозрением, и только дружелюбно улыбнулся. Однако сердце у него упало. Сумеют ли его понять здесь, в этой чужой, диковинной стране, где он чувствовал себя таким одиноким и потерянным?
– Чепуха, Тони, – добродушно сказал он. – Кто-то подсунул вам ложный донос.
– Этот кто-то поставил нас в известность, – ответил маленький человечек, – что вы везете с собой документы чрезвычайной важности. Я обязан вас обыскать, синьор.
– Обыскивайте, черт вас побери, – расхохотался скотовод. – Думаю, в этом деле вы дока. Только пошевеливайтесь, а то меня ждет внизу завтрак.
Он встал у окна, а маленький человечек склонился над его чемоданом, торопливо перетряхивая его содержимое. Дома, среди своих, Боб просто взял бы незнакомца за шкирку и отправил куда подальше. Но здесь, в Риме…
– Там ничего нет, Тони, – улыбнулся он. – Не тратьте зря время. Я чист, как невинное дитятко.
Итальянец остановился. Его взгляд упал на эбеновую трость, стоящую в углу комнаты. Он подошел к ней и обхватил золотого слона обеими руками. Ручка отсоединилась, и представитель правительства достал из отверстия в трости тонкий рулончик бумаг. Меррил смотрел на это широко открытыми от удивления глазами.
– Значит, ничего не везете, да? – Итальянец развернул бумаги на столе. Меррилл увидел на верхнем листе какие-то извилистые линии, крестики и надписи. – А это что? Карта провинции Шампань во Франции с оборонительными рубежами и расположением войск. Сведения для Австрии, страны, с которой Италия уже больше месяца находится в состоянии войны. Синьор, вы арестованы!
Меррилл протер рукой помутневшие глаза.
– Послушайте, – сказал он, – я ничего об этом не знаю. Мне эту трость подарили. Это сувенир от приятеля.
– Синьор, с такими слабенькими...
– Но это правда!
– У вас еще будет возможность все объяснить. Но советую придумать более правдоподобную историю. Впрочем, особого значения это не имеет. Вы схвачены на горячем. Так что вас ждет тюрьма, синьор, а то и расстрельный взвод.
– Никаких тюрем. Вам потребуется сто таких, как вы, чтобы туда меня засадить.
– Значит, за вами придет сотня человек.
– Сегодня после обеда я отправляюсь во Флоренцию. У меня там свидание с леди…
Меррилл беспомощно взглянул на итальянца.
– Надеюсь, та леди не слишком очаровательна, – ухмыльнулся тот. – Пройдет много недель, пока вы ее увидите… Если увидите вообще… Не заставляйте меня ждать, синьор.
Меррилл шагнул к окну. Значит, Фишер шпион и решил его использовать для своих целей. Это было ясно. Где-то по дороге его сообщник должен был избавить его от трости. Он посмотрел на чужую жизнь за окном, где он почувствовал себя беспомощным даже еще до того, как попал в беду. Не стоило ему ехать туда, где мало кто говорит на его языке. Да еще при том, что его оправдания казались слабыми на любом наречии. Они выглядели неубедительными. Они звучали фальшиво даже для его собственных ушей. Теперь он наверняка попадет в тюрьму. Он вспомнил реплику в одной из виденных им пьес: «Итальянские тюрьмы чертовски неуютны». А тем временем Селии придется ждать, ужасаться, горевать.
– Пошли, синьор, – поторопил его маленький коротышка.
Внезапно в голове у Меррилла мелькнула фраза, которую несколько раз повторил Фишер, когда разговор у них зашел о подкупе. Тот утверждал, что ни один итальянский чиновник не устоит, если ему умело предложить взятку. Он повернулся и взглянул итальянцу в глаза.
– Послушайте, – сказал он, – вы защитили честь своей страны. Может, этого достаточно? Какой вам смысл тащить меня в тюрьму? Никакого. Если вы готовы закрыть глаза на это происшествие, я мог бы сделать вам достойный подарок.
Итальянец выпрямился во весь свой невеликий рост.
– Вы оскорбляете не только меня и мой чин, – сказал он, – но и мое правительство. Это подло с вашей стороны. Пошли, синьор.
– Пятьсот долларов, – сказал Меррилл. – Нет, я переведу на ваши деньги. Так звучит больше. Две тысячи пятьсот лир – вполне приличная сумма. Уходите отсюда и забудьте о том, что нашли, – и она ваша.
Коротышка улыбнулся.
– Дешево же вы меня цените, – сказал он. – Нет, синьор, и еще много раз нет. – Он подошел поближе. – Десять тысяч лир, – тихо добавил он, – и ни чентезимо меньше.
– Две тысячи долларов, – возразил Меррилл. – Это уже наглость. Ведите меня в тюрьму. – Он надел шляпу. – Надеюсь, я смогу связаться с посольством, – заметил он.
– Если захотите, – согласился итальянец. – Трое ваших земляков, которых мы поймали, как и вас, связывались. Ничего хорошего из этого не вышло. Начнутся переговоры… У вас это называется волокитой. А тем временем вы будете сидеть в тюрьме.
Меррилл задумался. Про себя проклял Генри Фишера. Подумал о Селии…
– Ладно, – сказал он. – Пошли в банк, я получу там наличные по аккредитиву. Я бы, конечно, так просто не сдался, но сейчас мне нельзя здесь задерживаться.
Они вышли на солнечный свет, трость из черного дерева итальянец нес сам. В отделении «Банка д’Италия» Меррилл показал свой паспорт и закрыл аккредитив, получив взамен десять итальянских банкнот по тысяче лир каждая и немного мелочи сверх того в соответствии с текущим курсом. Если бы за конторкой в банке сидел американец, от сделки можно было бы отказаться. Но здесь, в чужой стране, все было чужое, иностранное. Потом они вернулись на улицу.
– Вот ваша небольшая приятная взяточка, – сказал Меррилл. – Берите деньги, да побыстрее, пока я не вышиб вам мозги. Вы поймали меня с товаром, тут не поспоришь. А как насчет пачки планов?
– Послушайте, – сказал его спутник. – Перед Италией я честен. А планы… Планы я уничтожу.
И тут же на тротуаре порвал на мелкие клочки те бумаги, которые вез Меррилл в тросточке из черного дерева.
– Может, вернете мне палочку? – предложил Меррилл. – Я бы с удовольствием сохранил ее как сувенир.
– Тысяча извинений, – ответил итальянец. – Вам она не подходит. Такая изысканная вещица выглядит в моих руках лучше, чем у… шпиона.
И он двинулся прочь, беззаботно помахивая тросточкой.
Меррилл смотрел ему вслед, досадуя, что оказался таким слабаком и в то же время в глубине души понимая, что поступить иначе было бы неразумно. Предстать перед судом как шпион, особенно в это время и с такими явными уликами, было совершенно немыслимо. Ранчо давало хороший доход, а встреча с Селией явно перевешивала потерянные десять тысяч лир. К тому же он надеялся, что сумеет скрыть случившееся от парней в Техасе.
Он отправился обратно в отель. Теперь, когда его карманы были пусты и аккредитив потерян, он чувствовал себя в этой чужой стране еще более беспомощным. Билеты и несколько лир, которых едва хватило бы на день, – вот и все, что у него осталось. В отеле он отправил телеграмму Дику с просьбой прислать еще тысячу. К счастью, на это у него хватило средств, хотя схема Кука этого не предусматривала. Теперь ему приходилось оставаться в Риме, пока не придут деньги.
Портье объяснил ему, что из-за разницы во времени телеграмма фактически придет в Техас даже раньше, чем он ее отправил, и обнадежил, что ответ он получит уже к вечеру, если не раньше. Меррилла это очень обрадовало. Однако мы уже знаем, что телеграмма залежалась на столе у майора Теллфера. Подошло время, когда скотоводу по договору с Куком полагалось отправиться во Флоренцию, а из Техаса никаких вестей не было. Пришлось послать телеграмму Селии, что он задерживается. Так в раздражении и недоумении он прождал весь следующий день и еще один. Договор с Куком уже не действовал, и счет за проживание в отеле постепенно рос. Он то и дело посылал Селии телеграммы, плюсуя оплату к счету. Тревога не покидала его.
К счастью для скотовода утром третьего дня Клей Гарретт занялся делами в отеле, напевая про «золотые ниточки в серебре», и таким способом напомнил майору о его обязанности. В три часа дня деньги пришли в Рим, и Боб Меррилл с облегчением оплатил счет за отель и сел на пятичасовой поезд до Флоренции.
До чудесного города своего счастья он ехал в переполненном отделении второго класса вместе с пятью армейскими офицерами и с парой, которая, как оказалось, проводила в Италии медовый месяц. Вечер был теплый, помещение тесное, а пейзажи вдоль дороги совсем не такие, какие он ожидал увидеть в Италии. Но в конце путешествия его ожидала Селия, и он просто сидел и мечтал, а раздающийся со всех сторон мелодичный говор здешних жителей действовал на него усыпляюще. По проходу мимо отделения то и дело проходили местные Ромео, которые по здешнему обычаю обязательно останавливались в дверях, чтобы нахально поглазеть на сидящую внутри леди.
Просидев в углу три часа, Меррилл наконец решил тоже прогуляться по проходу. Разминая ноги, он прошелся туда-сюда несколько раз. В дальнем конце коридора его путь лежал мимо купе первого класса. У одного из них дверь была закрыта, и занавеска на окошке опущена. Задумчиво остановившись у купе, Меррилл через щель под не до конца опущенной занавеской разглядел пару элегантных серых гамаш. Они показались ему знакомыми. Превзойдя в нахальстве итальянцев, он нагнулся и заглянул в купе. Беспечно развалившись в углу, в купе сидел один-единственный обитатель – мистер Генри Фишер!
Обрадованный открытием, Меррилл с улыбкой распахнул дверь и неожиданно предстал перед своим недавним другом. При виде скотовода глаза у Фишера сузились, но он тут же вскочил на ноги и сердечно его приветствовал.