– Провалиться мне на месте, – воскликнул он, – если это не Боб Меррилл! А я думал, вы отправились во Флоренцию еще пару дней назад. Ваши билеты от Кука…
– Со мной произошел несчастный случай, – пояснил Меррилл.
– Сочувствую. Что случилось?
– Те планы, Генри, которые вы мне дали вместе с тросточкой. Разумеется, вы ничего не знали…
– Планы? Какие планы? Садитесь, Боб. – Фишер усадил Меррилла на сиденье напротив. – Жарковато здесь, правда? – Он достал серую тряпку, которую всегда возил с собой, чтобы защитить свой безупречный наряд от дорожной пыли. – Вы не замечаете, как чертовски жарко сегодня? Так что случилось, Боб?
Он аккуратно закрыл тряпкой багажную сетку над головой. Действовал он верно, однако удача изменила ему. Боб Меррилл, провожая взглядом тряпку, заметил торчащего из-под нее большого золотого слона. Ручку трости из черного дерева!
Несколько секунд под испуганным взглядом Фишера Меррилл смотрел на трость. И только теперь в его простом, прямолинейном уме наконец-то сверкнула правда о той игре, которую с ним разыграли. Его сердце переполнила ярость. Следивший за ним Фишер, заметил это и, поглядывая не дверь, съежился.
– Н-ну, что?.. – выдавил он наконец.
– Что? – резко повторил Меррилл и отвел глаза от трости. – А то, Генри, что тебя снова бьет дрожь. Как тогда на лайнере в последний день. Когда пришел ко мне в каюту, верно? Трусишь! Генри, ты ведь трусишь!
– Что вы собираетесь делать? – испытующе спросил Фишер.
– Пока не знаю, – ответил Меррилл. – Я ведь тугодум, Генри. Потерпи немного. Дай мне время прикинуть. Будь я проклят, если не слышу стука твоих зубов. Держись, будь мужчиной. Мне противно смотреть на тебя. Полиция тебя еще не поймала.
– Ты не можешь ничего доказать, – выкрикнул Фишер. – Ничего!..
– Это я понимаю, – ответил Меррилл. – Ну же, Генри, соберись и будь мужчиной. – Ярость уже отхлынула, на его лицо вернулась улыбка. – Ты же знаешь, что я не из тех, кто бежит плакаться в полицию. Я побаиваюсь тех болтунов, как и ты. Я не сумею им объяснить, что случилось, и за тысячу лет. Если ты подумаешь, Генри, то вспомнишь, сколько я заплатил, чтобы не связываться с ними, хотя и был ни в чем не виновен. Нет, Генри, обойдемся без полиции.
С видимым облегчением Фишер откинулся на спинку сиденья. Однако выражение его лица тут же изменилось, когда Меррилл добавил, критически его разглядывая:
– Обойдемся без полиции, но… Мы здесь одни, Генри, ты и я. Я разорву тебя напополам одной рукой и выброшу куски в окно. Вот что мне надо сделать, как я прикидываю. Но у меня мягкое сердце… Особенно сейчас, когда я собираюсь жениться. А разыграно все было хитро, Генри, очень хитро.
Фишер робко улыбнулся.
– Рад, что ты это оценил, – пробормотал он.
– Я не сосунок, – заметил Меррилл. – Ты заставил меня сыграть такую роль. Это я говорю о концовке. Может, я и сообразил бы, да ты заговорил мне зубы, уверяя, что я такой-сякой знаток людей. И трость… Ты подарил ее единственному человеку, которого не сумел обвести вокруг пальца. Черт возьми, Генри, да ты юморист!
– Да, – признал Фишер, – юмор скрашивает мою работу.
– Расскажи-ка мне обо всем, – потребовал Меррилл. – Я хочу знать. Я ведь дорого заплатил за это. Тот сверток планов, это…
– Ты проверил его? – спросил Фишер. – Искусная работа, могу сказать. Пять последних ночей я просидел в своей каюте, работая над ними. Изобразил провинцию Шампань так, как она должна была, на мой взгляд, выглядеть.
– А того парня с грозными удостоверениями кто подослал ко мне в Риме? Ну, давай же, Генри, выкладывай все! Помнишь, как ты мне рассказывал о своих трюках? Кто он? Сколько ты ему заплатил?
– Когда-то он работал гидом, – пояснил Фишер. – Но сейчас для гидов трудные времена. Он сделал это за сотню. Чтобы проткнуть тебя ножом, он взял бы меньше.
– За сотню лир? – удивился Меррилл. – Выгодная у тебя работенка, Генри. Прибыльнее, чем у нас, скотоводов. Так вот, Генри, если эти десять тысяч лир сейчас при тебе, подлый враль…
Он угрожающе навис над Фишером, но его бывший друг смотрел на него без следа тревоги.
– Послушай меня внимательно, – сказал он. – Я много раз говорил тебе: у меня нет привычки держать выручку при себе. Я оставляю себе только мелочь на текущие расходы. Твои десять тысяч, старина, давно спрятаны, и найти их ты не сумеешь. – Он поднял руки. – Можешь меня обыскать, – предложил он.
– Какой толк? – Меррилл покачал головой. – И потом, я не карманник. Генри, похоже на то, что мне придется принять свое лекарство и заткнуться. В конце концов, я тоже кое-что получил. Поищу другого человека, который отдубасит меня. Какой же ты искусный враль, дружище!
– Что ж, извини, – ответил Фишер. – Ты прав, я враль. Художник смотрит на закат, и ему хочется его нарисовать. Я посмотрел на тебя, и ты разбудил во мне художника. Я должен был это сделать.
– И все это было вранье, – задумчиво проговорил Меррилл. – Насчет того, что я отлично разбираюсь в людях и никто не сумеет меня обмануть…
– Так и есть, разве нет?
– Хороший урок для меня, Генри. Больше никому не удастся водить меня за нос. И… – Он взглянул на золотого слона наверху. – В конце концов, кое-что ты можешь для меня сделать. Ты можешь вернуть мне свой подарок. Ты можешь отдать мне эту трость… Чтобы я всегда помнил, что из круглых дураков я самый круглый. Отдашь, Генри?
У Фишера упала челюсть.
– Пожалуй, нет, – заявил он. – Это моя трость. Она мне нужна… – Скотовод подступил ближе. – Она моя… Не трогай меня!
– Малыш, – тихо заметил Меррилл. – Не нарывайся. Мне нужна эта трость. Это не только сувенир, она всегда будет напоминать мне, чтобы я не слишком задирал нос…
– Не трогай ее! – выкрикнул Фишер. Он попытался встать, но мощные пальцы скотовода внезапно сжали его горло. Он умолк, но в его хитрых глазках, глядящих на Меррилла, внезапно появилось глубокое уважение.
– Малыш, – сказал Меррилл. – Я мог бы разорвать тебя пополам. Не дразни меня. Я не прошу у тебя многого – всего только тросточку из черного дерева…
– Ладно, – выдавил Фишер, и Меррил разжал пальцы. – Мне хватает того юмора, о котором ты говорил. Кажется, это называется заслуженным возмездием. Да, наверно… – С горестным выражением на лице он достал трость. – Бери ее… От старого друга Фишера.
Он насмешливо, с легким поклоном ухмыльнулся.
– Самому отъявленному простофиле, которого ты когда-нибудь встречал, – улыбнулся Меррилл.
– Нет! – прорычал Фишер. – Та торжественная речь остается в силе.
Меррилл задумчиво помолчал.
– Мне надо возвращаться обратно в свой уголок во втором классе, – сказал он. – Аристократическая компания в этом бархатном купе мне не по душе.
Он вышел в коридор, унося свой трофей. Фишер остановился в дверях.
– Черт бы тебя побрал! – выкрикнул он. – Какого дьявола ты нарушил схему Кука? Я рассчитывал на это. Я считал, что никакая сила на белом свете не заставит тебя ее поломать.
– С этого момента, – ответил Меррилл, – не заставит. Ты, как я думаю, помнишь мой маршрут. Больше не попадайся мне на пути. Прощай.
В коридоре у своего отделения он попытался найти защелку, чтобы отсоединить головку он палки. Но секрета он не знал, и у него ничего не вышло. И тут же его окружила хлопотливая толпа с багажом в руках, и один из офицеров, которого он о чем-то спрашивал в поездке, хлопнул его по плечу.
– Фиренце, – сказал итальянец.
– О Господи! Он имеет в виду Флоренцию! – воскликнул Меррилл, и больше не думая о трости, бросился собирать вещи.
Флоренция оказалась самым замечательным городом на свете, потому что на платформе его ждала Селия Уэр. Чуть повзрослевшая, чуть поумневшая на путях-дорогах с той поры, как покинула Техас в поисках славы и денег, но все та же Селия с веселым взглядом и сердечной улыбкой. Отталкивая стоящих на пути, Меррилл бросился к ней.
– Селия! – воскликнул он. – Скажи мне это вслух! Ты любишь меня больше, чем музыку…
Селия схватила его за руки.
– О Боб! – откликнулась она. – Ты значишь для меня гораздо больше, чем Бетховен.
Восторг от такого признания сдавил Мерриллу горло, и безо всяких церемоний он обнял ее и поцеловал. Итальянцы, как народ эмоциональный, одобрительно смотрели на эту сцену.
Они поженились на следующий день в англиканской церкви Святой Троицы, и в последовавшие за этим суматошные и радостные часы Меррилл почти не вспоминал о трости из черного дерева. Он только успел накоротке рассказать жене о своем приключении. Для их медового месяца Италия приоделась в праздничные летние одежды. Море на обратном пути домой лежало блестящим стеклом. В последнюю неделю июля счастливая пара снова оказалась на ранчо «Серебряная звезда»…
Однажды жарким утром в начале августа, едва часы на городской ратуше пробили десять, Клей Гарретт открыл дверь своего банка. Через две минуты по обыкновению в банк вошел майор Теллфер. Он кивнул Клею и другим сотрудникам и проследовал в свой кабинет. Прошло еще пять минут, и в мраморном фойе появился Боб Меррилл с фамильной улыбкой и эбеновой тростью в руке.
Когда он вошел в кабинет президента банка, майор Теллфер торопливо встал и приветствовал его. После обычных формальных слов о погоде и делах на ранчо Меррилл обратил внимание хозяина кабинета на трость.
– Майор, – сказал он, – я рассказывал вам, как заполучил эту палку. Прикидываю, вы ее помните…
– Еще бы, – отозвался майор. – Я бесконечно виноват, что заставил вас ждать в Риме…
– Это был ваш лучший поступок, – прервал его Меррилл. – Прикидываю, я забыл упомянуть, что, когда тот паскудник по моему доброжелательному требованию во второй раз отдал мне трость, то сказал: «Старая торжественная речь остается в силе». Тогда я не понял, что он имел в виду, а вот теперь наконец сообразил. Майор, у моей истории появилось продолжение. И надо сказать, сэр, чертовски удачное.
– Правда, сэр? Рад слышать.
– Понимаете, я был так занят всеми этим приятными свадебными хлопотами, что совсем позабыл про трость. А вот вчера вечером на ранчо начал крутить ее в руках, и ручка вдруг отсоединилась… – Меррилл полез в карман и бросил на стол небольшую пачку тонких бумажек. – Майор, вы мой банкир, вот и скажите, что мне делать с этой находкой.