– Так почему бы нам не присягнуть им? – спросил Вакабаяси. Несмотря на молодость, он был рассудительным человеком. – Ведь в прежние времена Сайондзи были вассалами верховных князей.
– Потому что, – резко ответил советник, – как справедливо сказал его светлость, тем самым мы фактически признаем своим господином канцлера Отокояма. Этот род не принадлежит к старой знати, имеющей право на верховное княжение и регентство. Потому и понадобился им безвластный отрок Кога, от чьего имени канцлер Отокояма будет править. Подтвердив присягу, мы признаем, что владения Сайондзи не родовые, а даны в держание. И Отокояма волен их отобрать. И даже если он заменит их другими, может быть, даже равноценными – если, говорю я! – кто захочет покинуть земли предков и налаженное хозяйство?
Ропот прошел по залу, и прежде, чем он утих, его светлость сказал:
– Все это верно, но есть еще кое-что. Наши предки получили эти земли по воле прежних верховных князей, чья ставка была в Новой столице. Но род Сайондзи был издревле связан со Старой столицей, он идет от прежних великих министров Хагивара. Однако нынешние верховные князья лишь в отдаленном родстве с прежними. Для Старой столицы и императорского двора мы стали чужаками и варварами, с которых вправе требовать дань.
– Так значит, – начал было старик Якидзуно, но его перебил звонкий голос Амэхиры, молодого господина:
– Война!
Тут снова собравшиеся оживились, подняли шум, и не сказать, чтоб неодобрительный. Ранее Сираги, как и все земли Подлунной империи, раздирали войны, но стараниями его светлости, а до него – прежнего князя, в провинции установился мир, и полтора десятилетия в Сираги не случалось ничего, кроме мелких стычек. Нынешняя молодежь, в отличие от отцов и старших братьев, не видела крови на своих мечах, не слышала рокота боевых барабанов – и как им теперь называться мужчинами, о чем рассказывать собственным сыновьям?
Но его светлость, казалось, не разделял порыва, охватившего вассалов.
– Так непременно случится, если мы ответим прямым отказом, даже если Отокояма не хочет воевать. Иначе он потеряет лицо. Если мы просто не ответим на их требования… они могут сделать вид, что ничего не произошло. Такие случаи бывали в прошлом, когда провинции не подчинялись столице. Но это было давно…
– Так что же – подчиниться?
– Прежде всего – не спешить. Если мы решим воевать, то будем воевать. Но одержать победу мы сможем, если владетели Сираги выступят против Отокояма совместно. Посему мы пошлем гонцов к нашим союзникам, и узнаем их намерения.
Вот значит, как. Хотя его светлость в этот миг не смотрел на супругу, она не сомневалась, что эти слова произнесены для нее.
– А если они не захотят сражаться вместе с нами? – спросил советник.
– Тогда мы должны быть готовы ко всему. Потому я предлагаю не отвечать отказом, но и не отмалчиваться. Следует подробно узнать об условиях, которые выдвигает Отокояма, и о количестве воинов, которое может выставить против нас столица.
– Мы можем это выяснить, заслав своих лазутчиков в столицу и в окружение Отокоямы, – задумчиво произнес советник. – Но это потребует времени. Если у нас оно?
– Мы выиграем время, вступив в переговоры с канцлером. Нужно отправить к нему верного человека, который представит дело так, будто Сайондзи, прожив двести лет в глуши, и в вправду стали дикарями и варварами, и попросту не поняли, чего в столице от них хотят.
– Если поступим так, вероятно, сможем не только потянуть время, но и узнаем, готовится ли Отокояма к войне, – отозвался Асидзури. – Я сам поеду в столицу, и поведаю Отокояме, что клан наш беден, дороги опасны, и его светлость может добраться до столицы лишь в окружении сильной свиты…
– …И я охотно отправился бы в путь, но недостаток средств мешает мне сделать это. Вот если двор обеспечит деньгами и провиантом всех моих людей… Эта уловка стара, как мир, но нередко срабатывает.
Внезапно вмешался настоятель Тюгэн, доселе молчавший.
– Да позволено будет сказать смиренному слуге Амиды. Уловка действительно стара, и канцлеру известна так же, как нам. Мы не знаем, смирится ли он с отговоркой или даст волю гневу. Если он заточит уважаемого советника (настоятель намеренно не сказал «казнит», иначе бы он намекнул, что Асидзури боится смерти, а это величайшее неуважение), это нанесет большой вред клану и всем землям Сираги. Но священнослужителю он ничего сделать не посмеет. Посему прошу вашу светлость доверить мне это поручение.
– Да будет так, – сказал князь Амэцуна.
На чем совет закончился, и никто не возразил против принятого решения. Хотя молодой господин, казалось, не был доволен, что благоразумие предпочли воинским подвигам. И не он один.
В тот же вечер, когда его светлость посетил княгиню в ее покоях, она наконец сумела высказать столь долго сдерживаемое раздражение.
– «Вступить в переговоры»… и это говорит владетель Сайондзи! Потомок великих министров! Прибегать к таким низким уловкам, тянуть время – это позор для благородного имени!
– Значит, ты отказываешься поехать к отцу и узнать его решение?
То, что супруг как будто вовсе не разгневался на нее, еще больше разозлило княгиню.
– О, я поеду! И скажу ему – напрасно он не разорвал помолвку после смерти прежнего наследника Сайондзи! Я слышала, он был героем. Хотела бы я, чтоб он был жив! Уж он-то не стал бы юлить и трусить, а отважно бросился бы в бой!
– Я тоже более всего хотел бы, чтоб Окинои был жив.
Токико только фыркнула презрительно.
Однако князь Сайондзи Амэцуна не лгал.
Когда они переправились через Сирогаву и вступили на земли, непосредственно примыкающие к главному из замков Сайондзи, учитель снова напомнил ему, что следует опасаться всего – но не выказывать этого страха. Быть смиренным, но не приниженным. Чрезмерная робость может разгневать князя Амэнагу так же, как и непочтительность. Сакурамару был во всем согласен с наставником Дзедзо. Не следует выказывать страха. У него с детства перед глазами был пример матери – она всегда боялась, всегда дрожала и плакала. Сакурамару не мог осуждать ее – ведь она боялась за его жизнь, а не за свою собственную. Вдобавок она была всего лишь женщиной и простолюдинкой. Но когда в храм пришел гонец из Сиродзавы, и передал повеление Сакурамару прибыть в замок, она схватила сына за руку, и готова была бежать прочь, как можно дальше от Сираги. Тогда Сакурамару впервые в жизни воспротивился матери. Он уже не маленький мальчик, каким она принесла его в храм, и, хотя некому было дать ему мужское имя, он может сам решать, что ему делать. А его светлость – их господин, и долг Сакурамару – подчиняться ему. И как господину, и как отцу. Но мать, впав в совершеннейшее отчаяние, проклинала себя за то, что рассказала сыну об его происхождении. Лучше бы вырасти ему, ничего не зная, и стать смиренным монахом, ах, почему преподобный Дзедзо не озаботился раньше обрить ученику голову! Теперь же мальчика наверняка убьют, едва он пребудет в замок, а то и по дороге! Да, кто ж меня станет убивать, говорил Сакурамару, госпожа О-Ива уже умерла. Она-то умерла, отвечала мать, да вот сын ее в здравии, и наверняка захочет избавиться от старшего брата, ведь он старший, хоть и рожденный служанкой, но старший. Наконец наставник вмешался и сумел успокоить несчастную Мити, пообещав, что проводит Сакурамару в замок и проследит, чтоб тому не причинили вреда.
По правде, настоятель и сам считал, что Сакурамару должен стать монахом. Он с раннего детства воспитывался в храме, и обнаружил на это время способности к учебе изрядные, характер же мирный. Но князь Сайондзи не выказывал такого желания. Запрета он тоже не изъявлял. Он вообще не передавал за все эти годы никаких известий, и можно было бы счесть, что князь забыл о Мити с мальчиком, но пожертвования в храм, с тех пор как князь прислал сюда служанку и рожденного ею сына, поступали исправно. Поэтому настоятель обучал Сакурамару как своего возможного преемника, но обрить ему голову не спешил. И не зря, как оказалось.
Покуда они шли, страхи несчастной матери казались беспочвенными. Никто не пытался причинить им зло, никто не обращал внимания на старого монаха и его ученика. Но по мере приближения к замку, трепет охватывал Сакурамару. Конечно он робел, а кто бы не робел на его месте. И не только потому, что его жизни угрожала опасность.
Хоть прежде Сакурамару не видел ничего, кроме храма, окрестных гор и ближайшей деревни, наставник рассказывал ему о том, что есть Подлунная империя и как она устроена. Там, далеко-далеко, в Старой столице, живет император, потомок небесных богов. И его присутствие в этом мире подобно драгоценной священной реликвии. Когда-то, немногим позже времен, когда боги бродили по земле, императоры были воинственны, они подчиняли окрестные земли, ходили походами в заморские страны, карали мятежников. Но уже давно императоры жили, затворяясь в роскошных столичных палатах, и в дела страны не вмешивались. Всей властью поначалу обладали великие министры из дома Хагивара, и в Подлунной царили мир и покой. Но потом власть выскользнула из их рук, в стране началась смута, и воинские роды, вместо того, чтоб охранять границы и подавлять варваров, сражались между собой. И победитель, назвавший себя верховным князем, основал Новую столицу. Именно он послал сюда, на север своего наместника из рода, бывшего одной из ветвей Хагивара. И младшие Хагивара, позже именуемые Сайондзи, повиновались приказу, равно как их вассалы, чьи предки с предками Хагивара столетия назад прибыли из-за моря, когда их родное царство Сираги поглотило Кара, королевство Трехного Ворона, вместе с Поднебесной империей. Но род верховных князей вскоре пресекся, власть подхватили регенты малолетних наследников, не все были с этим согласны, снова начались междоусобицы. А чем больше все это длилось, тем сильнее окраинные наместники, о которых забыли в столицах, привыкали к тому, что они – полновластные хозяева на своих землях, которые назвали Сираги в память о прежней родине. А лет через сто никто и не представлял, что когда-то было по-иному. Но в летописях, которые настоятель заставлял читать своего ученика, было записано все.