Хорошо хоть, есть на что списать.
А когда нет?
Ну, это дело другое, к эпидемии отношения не имеющее.
А вот что имеет отношение к эпидемии, это следует изучить, притом с учетом, не отразится ли оно каким-то образом и на контрольной жизни?
Физически это маловероятно. А психологически? Можно ведь и заочно заработать посттравматический синдром при регулярном просмотре данных о заболеваемости на Матушке-Земле.
В США на конец апреля 2020 года идентифицировано свыше миллиона заразных носителей вируса, в России более 90000, в Израиле 15000.
Хорошо хоть, что эта инфа доступна лишь ограниченному количеству спецагентов с особыми полномочиями для наблюдения за параллельным миром. Хорошо и другое: компьютер предохраняет от заниженной самооценки при анализе фактов. Недаром Фрейд говорил: прежде чем ставить себе заниженную самооценку, убедись, что ты не окружен идиотами.
Не окружен! Вокруг компьютеры высшего интеллектуального могущества. Своим умом вряд ли докопаешься, где искать астматика, убившего полицейского, а на компе раз-два, и будь любезен, получи адрес, садись в машину и гони на дознание. Нет-нет, понятно, не к тому, земному астматику с пистолетом, а к его прототипу, вдруг и у него намечается какой-то свих по фазе. Вряд ли, если думать без заниженной самооценки своей личности. Но без проверки не обойтись, иначе жизнь пойдет на самотек и нарушит незыблемый распорядок подконтрольного благополучия и спокойствия.
А вот и астматик. Дверь открыл - не помедлил, что говорит о чистоте души и сердца. Правда, тяжело дышит и покашливает. Но в этом нет никакой криминальной составляющей, так ему на роду написано по генетическому предназначению.
Теперь посмотрим, как отреагирует на предъявление удостоверения спецагента Главного Управления Контроля?
Отреагировал!
Уважение налицо, страха ни в одном глазу.
Уселся в кресло, ногу заложил на ногу, предложил устроиться на диване и задавать вопросы по существу дела.
Первый вопрос, понятно, в лоб, чтобы вызвать растерянность, если есть в чем каяться.
- Вы признаете себя виновным?
- Нет!
- Почему же на вашей совести мы видим черное пятно?
Пожал плечами, но внезапный, явно неподконтрольный вздрог не утаил. Что за этим вздрогом скрыто? Мелкое мошенничество, прелюбодеяние, проезд зайцем в электричке? Или? Нет-нет! Чувствуется, в человеке колобродит. Да так явно, что каждое слово читается.
Пятно на совести? Где? Когда? Но прицепят, и не отмоешься, будет где-то красоваться в досье, мешать карьере. Ходи потом, как под рентгеном. Просвечивайся под каждым настороженным взглядом. И не растолковать дознателю: ошибка, сбой компьютера. Во всяком случае, чтобы там ни было, но подопытным кроликом быть не желаю даже на трезвую голову, да и с непривычки очень уж противно. Лучше закрыться в глухую, уйти, уйти, не вступая в объяснения. Все равно никому не объяснить. А себе? Себе тоже сложно. Для этого нужно взглянуть на свою жизнь, умозрительно проследить за ней от истоков. Но не нынешними глазами, а глазами своего прошлого. Впрочем, если смотреть глазами своего прошлого, никаких прегрешений в прошлом не разглядишь. Жил, как жил, не хуже и не лучше других. Будто под копирку. Включи комп, вся эта жизнь и прокрутится. Эта! А та, другая, неподконтрольная? Вот оно, где собака зарыта! Что же этот - другой - там натворил?
- Этот - другой - застрелил человека. Расследование установило: из-за страха заражения коронавирусом в нем проснулась агрессия и помутила рассудок.
- А я тут при чем?
- Нет ли у вас страха?
- У нас и коронавируса нет.
- Но пистолеты и у нас водятся.
- Не в мусорник же выбрасывать.
- Предъявите.
- Конфискуете?
- Для начала номер запишем и проверим, пахнет ли порохом.
- Порохом пахнет.
- Стреляли?
- Не я. Давал пострелять соседу. Он старый-престарый, за сто лет. Мучается дикими снами: будто воюет с фашистами, одного уложил, другого, а последнюю пулю оставил для себя. И бац в голову, финита ля комедия! Так что... без пистолета ему невмоготу, не пересилит старческого маразма, а ему еще мучиться лишний десяток лет.
- Страдает по той, потусторонней жизни?
- Сны, должно быть, вещие. Кто знает? Я не знаю. Он не знает. Вы...
- Обо мне, прошу, не зарекаться. Имя? Фамилия старика? Год рождения?
- Бен Хай, родился в 1919 году.
- Мой смартфон подключен к головному компьютеру. Сейчас проверим.
- Ну?
- А что я говорил?!
- Что?
- Погиб! Да-да, тот, земной, погиб на войне с фашистами. Был командиром спецназа, во время рейда по тылам противника попал в засаду, отстреливался до последнего, И - да - смертью храбрых! Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
- Тогда яснец-кладенец! Это его и неволит, не дает жить спокойно.
- Эхо той жизни.
- Героической, надо полагать.
- Само собой.
- Не то, что здесь.
- А что?
- Здесь он прозябает. Все сто лет своей жизни. Живет со всем комфортом: квартира, машина, полный холодильник. А по ночам, как неживой, страдает от кошмаров, звонит с просыпу, выпрашивает пистолет и пуляет-пуляет там за дверью - тир, видите ли, устроил себе домашний, и мне спать не дает.
- В этом случае...
- Да-да, я догадался, о чем вы хотите сказать. "Мог бы не давать старику пистолет". Верно?
- В точку!
- Так и решил поступать.
- С каких пор?
- С минувшей ночи. Старик за пистолетом, я ему от ворот поворот. Иди ты, дедушка, куда подальше, хоть на войну, но без оружия. А то ты спать не можешь из-за кошмарных снов, а я от твоей стрельбы в неурочное время.
- И что? Обиделся?
- Не показывается больше. Но это так себе. Не показывается, и ладно. Но проблема в другом. Сказать - не поверите.
- Пропал?
- На все сто процентов! Я к нему тук-тук! И никакого отклика. Дверь не заперта, квартира пуста, постель не примята. А ведь он из дома не выходил, почитай, пару лет.
- Бывает.
- Не понял, что бывает?
- У сильных мужиков это порой случается. Та жизнь, пусть и погибельная, но с неподконтрольным героическим подтекстом, их выманивает на реальную Землю, и назад сюда не возвращает. По натуре, видать, им ближе пожить пусть недолго, но с полной отдачей, чем...
- Ладно, не будем. Мне еще и пятидесяти не настукало.
- Выходит, лет семьдесят еще маяться. И учтите, с пятном на совести.
- Как это? Вы о пистолете?
- О нем самом. Дал бы старому бойцу пострелять напоследок, и, глядишь, человеком бы остался в нашей подконтрольной жизни. А так... так теперь от него пустое место.
- Мне семьдесят лет думать об этом?
- До 120. Будь здоров и не кашляй!
- Астма у меня.
- У всех астма.
- Шутить изволите? Мне астма жизнь сгубила. Я с предложением руки и сердца, а мне от ворот - поворот.
- Заразиться побоялась?
- Не за себя побоялась. За детей. Не рожденных, понятно. Оказывается, астма передается по наследству. Я не знал, она знала.
- Умная!
- И красивая. Не желаете ли взглянуть?
- С собой носите?
- Не вживую, яснец-кладенец. Фотку. На, полюбопытствуйте.
- Ой!
- Что за "ой" в рабочее время?
- Лея!
- Она самая. А что - знакомы?
- По той жизни - да, а по этой... Не пересекались. Адрес найдется?
- Тот же, что и в той жизни. В это время, - посмотрел на часы, - она обычно обедает в кафе "Гармония".
- Подле моего дома?
- Вам виднее.
Помнится, сколько раз он наблюдал по телевизору в спецхране свою земную жизнь, как сочувствовал себе - тому не подконтрольному, видя его метания после трагической смерти жены. И знать не знал, что в этой, подконтрольной жизни, ему уготована встреча с Леей. Может быть, поэтому, ведомый судьбой, так и не открыл сердце никому. Может быть, так. А может и по иной причине. Пути Божьи, как говорится, неисповедимы. А человечьи? Разве человечьи пути исповедимы? Вроде бы так - направление известно, конечный пункт кафе "Гармония". А вроде и не так, если не сложится, и Лея не признает в нем того, земного, проще говоря, своего суженного. Заранее не предугадаешь. И, открывая дверь, испытываешь волнение, как на приемном экзамене в универ.
Бармен Гарик - приветственный жест, "садись за стойку".
Налил коньяка, и себя не забыл.
- За счет заведения!
Чокнулись, выпили. Теперь, не привлекая внимания, и осмотреться пора.
Лани поискал глазами, где пристроиться и принять на грудь? Взгляд его запал на девчушке в зеле ной шапочке, в углу кафе, чем-то знакомой девушке, причем, не случайно, как бывает при встрече в переполненном автобусе.
Ну да, это же Лея! Точно такая же, как на экране секретного телевизора в спецхране, но не в армейской форме, без капитанских шпал на погонах, вот и не признал поначалу. Внутреннее зрение, как его ни кори, интуитивно настроено на израильскую солдатку.
- Не занято? - спросил Лани, подсаживаясь с коньяком и чашкой кофе к незнакомке.
- Еще не успели! - приветливо улыбнулась девушка, словно намекая, что есть и другие охотники занять его место.
- Мы знакомы?
- По вашему виду - да.
Смешно, конечно, обращаться к своей земной жене с таким идиотским вопросом. Но вопрос отнюдь не идиотский, если вспомнить, что в подконтрольной жизни это первая их встреча.
- Разрешите представиться, Лани. А вас как вас зовут?
- Лея.
- Красивое имя, библейское.
- Тогда лехаим, если это комплимент!
- Хороший тост, Лея. В переводе с иврита лехаим - это к жизни!
Лани поднял рюмку. И чуть смутившись, не доне с ее до рта. Обернулся к стойке:
- Гарик! Девушке тоже "Наполеона".
- Понравилась?
- Не то слово. Ощущение, будто мы чуть ли не муж и жена. Прямо не знаю, что предположить.
- Прозит! - Лея подняла рюмку. - Хватит вам, Казановы! И помните: направляясь в рай, человек нередко ошибается с дорогой.