Есть существа, которые изредка появляются на земле, только для того, чтобы дать людям понятие о красоте Ангелов.
Из числа сих существ была та, которая показалась из окна кареты; и которую сановник Босфоранской называл Царевною.
— Может быть, здесь получим мы весит от Властителя?
— Я в этом уверен Царевна; на границе должна ожидать вас встреча, посланная Государем Властителем.
— Сколько считается до Босфорании?
— Есть два главных пути, Царевна: береговым считается пятьдесят переходов, или около двухсот часов; а нагорным путем не много менее.
— По которому поедем мы?
— Это зависит более от вас, нежели от приготовлений. Мы повсюду готовы встретить и принять будущую Царицу свою с одинаковой радостию.
— Я видела Иоанна, знаю сопутников его, которых он при мне оставил; а потому я знакома уже и со всем народом. Я люблю его так же, как Иоанна.
— Мы счастливы, Царевна, как дети, у которых есть попечительный отец и добрая мать.
Съезд с крутизны горы прервал разговоры все стало заботиться об осторожности.
Скоро весь поезд приблизился к пограничной заставе. Встреченный всем церемониалом и почестями, какие только в состоянии отдать пограничный начальник с сторожевым своим отрядом, поезд проехал чрез поднятую заставу, и потянулся вдоль каменного моста.
Сановник Иоанна взглянул издали на пограничную заставу Словении; застава была опущена; только два часовых сходились и расходились, позади чугунных решетчатых ворот с двуглавыми орлами. Площадь подле караульни была пуста; только на широкой улице, ведущей прямо к храму, ездили и ходили жители города скоро и медленно, смотря по расчету и величины забот, сил, времени и цели.
— Царевна, позвольте мне опередить вас! — сказал Сановник беспокойно, и доскакал и заставе; часовые, увидев его, остановились о выровнялись.
— Кто здесь есть подле заставы? — закричал он им.
— Заставный Поручик — отвечал часовой.
— Позвать его.
Часовой позвонил в колокол. Поручик вышел.
— Кто там? — спросил он.
— Г-н Поручик, во-первых прикажите скорее отпереть заставу.
— Для кого?
— Для поверенного Властителя Иоанна и провожающего по воле его Царевну Галльскую.
Застава немедленно была отворена.
— В городе ли посланные от Властителя. — спросил Сановник Иоанна, въезжая в ворота.
— Здесь в городе нет никаких посланных из Босфорании! — отвечал Поручик.
— Как! Градоначальник не знает еще о проезде Царевны?
— Может быть и знает, но для встречи её никаких приготовлений нет.
— Что это значит? — вскричал пораженный сими словами Саночник Иоанна. Недоумение выразилось во всех чертах его, но приближение поезда заставило собраться с мыслями.
— Господин Поручик, Царевна приближается, вы должны встретить ее с почестью и проводить до дома Градоначальника.
— Это будет исполнено.
Сановник поскакал в город. Остановясь возле дома Градоначальника, он разослал всех, кого встретил, к старейшинам Города и почетным гражданам, чтобы они явились в доме градоначальника для встречи Царевны Галльской и для поздравления её с приездом; а сам вбежал по терпкому крыльцу в покои. Вошёл в переднюю, там никого не было — Хозяин извинит, что я без предуведомления войду к нему! — сказал он громко, отворил двери в залу, пробежал ряд покоев и остановился в последнем, из которого не было другого выхода кроме боковой, притворенной двери.
— Может быть хоть здесь есть кто-нибудь живой! — вскричал он, отворяя оную.
— Тс! Тише, тише! Отец мой!.. Не волнуй моря громовым своим голосом!.. Оно опять выступит из берегов и все потопит! — раздался тихий, умоляющий голос в комнате!
На широких креслах, сидела девушка лет шестнадцати, голова её перегнулась назади, глаза были завязаны, волосы распущены, руки повисли, прекрасные черты лица покрывала болезненная бледность, грудь была в волнении…
Сановник Иоанна остановился. Её вид поразил его; он забыл всё и внимательно слушал слова, произносимые медленно, томным голосом.
— Какой прилив!.. Все слезы, слезы… горькие слезы!.. Нет сил!.. они хлынут, потонут все!.. Но за что же потонут праведники?
Он так пламенно любил меня… в нем столько огня!.. А я потушу этот огонь своими слезами…
Нет!.. Ух! Кто хочет спасти себя… тот крепче завяжи повязку на глазах моих! А не то откроются, слезы хлынут!.. Завяжи скорее!
Тяжко! Тяжко!.. заплакала бы я! Но не бойся, милый друг… не заплачу!.. Не погублю тебя. Только тебе одному обязано человечество!.. Не заплачу! Иссушу слезы в груди моей!..
Полный сожаления, стоял Сановник и смотрел на несчастную; на глазах его заблистали также слезы; скорыми шагами удалился он от страшной картины болезни чувств…
Возвратясь на крыльцо, он встретил слугу.
— Где Градоначальник?
— В загородных садах, на семейном празднике.
— Покуда дадут ему знать о приезде нашем, я, именем Властителя, здесь хозяин, и принимаю Царевну Галльскую; понимаешь? Где все служители?
— Все здесь, — сказал недоверчиво слуга; но подъезжающая к крыльцу богатая карета, и сопровождающие оную, со всею важностью почетности, собравшиеся граждане города, вывели его из состояния нехоти, и он бросился отыскивать всю дворню господина своего.
Между тем Царевну ввели в богатые покои дома Градоначальника. Она задумчиво села подле стола, склонила голову на руку и произнесла к вошедшим с нею:
— Итак от Иоанна нет известия?
Все молчали.
— Когда отправили вы к Властителю вашему последние письма?
— В день обряда, за двое суток до выезда Царевны из Рома.
— На них нет ответа?
— Нет еще, Царевна; с посланными что-нибудь случилось.
— Может быть сам Иоанн не имеет причины торопиться отвечать.
— Царевна! Это первая недобрая мысль, которую я слышу про Иоанна.
— Слабость сердца человеческого свойственна и мне; извините меня в этой мысли и пред самим Иоанном; но я вас прошу, ехать в Босфоранию и сказать Властителю Иоанну, что невеста ожидает повелений жениха своего. По словам вашим, вы должны встретить на дороге ответ, или посланных от него; скажите же им, как нетерпеливо мое ожидание…
— Исполняю волю Царевны; —отвечал Сановник Иоанна.
— Прощайте, мы увидимся в Босфорании, — сказала Царевна, и вышла в другой покой.
Сановник задумчиво и медленно выходил из комнаты; два обстоятельства, поразившие его неожиданно, смешались в воображении; два понятия соединились в одно. Удивление, что от Иоанна нет посланных на встречу Царевне, и мысль, что причиною сего должен быть только какой-нибудь несчастный случай, — сливались с впечатлением, которое произвёл на него вид девушки, лишенной рассудка.
Без всякого внимания к окружающим предметам, он уже сходил по лестнице, как вдруг кто-то подошёл и сказал ему:
— Вот Градоначальник!..
— А! я очень рад узнать об ней от него самого! — произнес вдруг Сановник Иоанна; вскинул голову и опомнился. Пред ним стоял Правитель города.
— Здравствуйте, г. Правитель, — сказал он, — я отравляюсь в Босфоранию, к Государю. На вашем попечении, до приезда посланных царских, остаётся Царевна Галльская, невеста Государева. Больше мне кажется нечего говорить.
— Обязанность моя мне известна, — отвечал Правитель.
— Прошу извинения, что без вас, по неволе распорядился я в доме вашем как хозяин.
— Я бы обиделась, если бы вы иначе поступили.
— Этому было причиною и то, что в целом доме я не встретил никого кроме девушки, которая кажется лишилась рассудка.
— Это к несчастию дочь моя, отвечал хладнокровно старый Градоначальник.
— Дочь Ваша? Я бы не сказал так равнодушно этих слов.
— Что же делать! Слепая глупость не верит чужим глазам, вырывается из рук, бежит, и ударившись обо что-нибудь головою, по неволе теряет память и чувства.
— Мне кажется, то, что я сегодня видел не подходит под это правило. Не от ваших понятий и снисходительности зависит в этом случае разница между умом и глупостию. У сердца есть свой рассудок, который для счастия жизни не уступает расчётам холодного ума.
После сих слов царский Поверенный оставил Градоначальника. Вскоре быстрые лошади вынесли его коляску за город. На дороге Босфоранской заметно было только одно густое облако пыли, которое неслось к востоку как вихрь, а наконец совсем исчезло в горе покрытой густым лесом.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Часть седьмая
Ты бережешь надежды свои как векселя, за которые думаешь получить наличное золото; утонешь, погибнешь в богатстве, если счастие выплатишь тебе хоть по одному проценту на 100.
Исчезла в Босфорании беззаботность, столь сродная уверенности в общем спокойствии. Молва о странном недуге Властителя, о неизбежной войне, об Эоле, росла как герой древних Русских сказок. Возмущенное воображение порождало чудовищ, которых некому было истреблять. Страх овладел сердцами.
На широкую среднюю площадь смотрели, как на место будущей казни; на улицы как на русло кровавых рек.
Народ унывал, а войско напротив, как будто очнулось от забывчивости; необузданный восторг от слов Иоанновых нарушил управу.
Воевода представил Иоанну о необходимости примера строгости для обуздания своевольства; но ответ: воин не баба! вручил все надежной воле и покровительству судьбы.
Странные слухи стали возмущать спокойствие Сбигора-Свида и прекрасной его, дочери; хотя причина перемены Иоанновой для них казалась понятною; но новость о какой-то войне не согласовалась с догадками. Подтверждаемая всеми болезнь черная немочь, также страшила их; но так как у людей богатых самолюбием, я, есть всему начало и причина, то Клавдиана более и более уверялась в могуществе своей красоты. Она помнила все слова, все взоры Иоанна, и ту минуту, в которую проезжающий Властитель не сводил с неё глаз, а улыбка на устах его казалась ей бессмертною.
Так как отец её от сбывшихся переворотов ничего еще не терял; то равнодушие его и мнимое спокойствие на лице, принято было некоторыми за твердость подобную скале, которая не боится моря. Утлые челны предчувствуя бурю, старались уже приставать под покров её, а большие суда, опустив паруса, остановились на мертвом якоре.