– Шада, тогда у нас маленькая проблема… М-м-м, я не знаю, когда родилась.
– Сегодня у тебя начинается совсем другая жизнь – почему бы не считать его твоим днем рождения? – предлагает Шада.
Все дружно подхватывают эту идею, раздается смех и аплодисменты.
– Нуджуд, с днем рождения! С днем рождения!
Я смеюсь и хлопаю в ладоши вместе с ними – как же просто быть счастливой, если ты окружена хорошими людьми.
Глава девятаяМона
Развод разделил мою жизнь на «до» и «после». Я счастлива, что вновь могу спокойно спать по ночам и мое тело не украшают свежие синяки. Но в то же время я благодарна этому опыту – он сделал меня сильнее, увереннее в себе; я теперь знаю, чего хочу и как со мной нельзя поступать. Я очень горжусь, что смогла добиться развода. Кажется, я стала местной знаменитостью – меня по-прежнему приветствуют на улице незнакомые женщины и радостно кричат мне: «Mabrouk!» Приятно слышать его, хоть это слово и ассоциируется у меня с тем ужасным днем.
Я стала больше обращать внимания на то, что происходит вокруг меня, о чем говорят родители, и начала понемногу раскрывать секреты своей семьи. Первой я узнала настоящую историю Моны.
– Стойте, я с вами поеду! – кричит Мона, догоняя автомобиль, где сижу я и Эман.
Эман – общественная активистка, которая борется за права женщин. Сегодня вместе с ней мы встречаемся с иностранной журналисткой. После суда я вновь стала жить с родителями – в Йемене нет специальных центров для девочек, столкнувшихся с жестоким обращением внутри семьи. Даже если бы он был, не уверена, что осталась бы там – я очень рада снова быть со своей семьей. У нас с отцом напряженные отношения, но мы стараемся делать вид, что все в прошлом.
Родители переехали в новый дом в районе Дарес, неподалеку от аэропорта. Сейчас мы снимаем небольшой домик на две комнаты. В нем почти нет мебели – только много подушек, прислоненных к стене. Ночью мы часто просыпаемся от шума идущих на посадку или взлетающих самолетов. Но я не жалуюсь. Главное, что моя дорогая Хайфа теперь под моей защитой. Хамед подарил мне мобильный телефон, совсем такой же, как у Шады, – в любой момент я могу позвонить моим защитникам.
Мохаммеда, старшего брата, вся эта шумиха страшно раздражает. Он часто повышает голос на меня и Хайфу и даже позволяет себе осуждать отца: обвиняет его в испорченной репутации нашей семьи. А мне кажется, что он просто завидует. Я замечаю, как искривляется его лицо, когда к нам стучится очередной журналист. А приходят они часто – о моем разводе узнали по всему миру, и ко мне приезжают журналисты из Франции, Италии и даже Соединенных Штатов Америки.
– Эти репортеры окончательно разрушат репутацию нашей семьи! Нуджуд должно быть стыдно за это, – такими словами он встречает Эман, заглянувшую к нам в дом.
– А я считаю, что это вы должны стыдиться за то, на что обрекли Нуджуд! – резко отвечает ему Эман.
Мохаммед не знает, что ответить. Зло фыркнув, он демонстративно уходит в дальний угол комнаты. Я торопливо натягиваю платок и беру за руку Хайфу – нечего ей оставаться в доме один на один со злобой брата. Кроме меня в этой семье ее никто не защитит.
Эман везет нас в парк аттракционов. Мы никогда там не были, и, пока на брата что-нибудь не нашло, мы спешно садимся в машину. Нас догнала запыхавшаяся Мона:
– Мохаммед велел ехать с вами!
Сестра чувствует себя неловко, но отступать не собирается.
«Лучше уж Мона поедет с нами, чем Мохаммед», – думаю я, и приглашаю ее сесть в автомобиль. Мона закрывает лицо niqab и садится рядом с водителем. Очевидно, он послал ее шпионить за нами. Но, как оказалось, Мона догнала нас не за этим.
Мы выезжаем на дорогу, и Мона вдруг начала настойчиво просить завезти нас в квартал Аль-Ка, где мы раньше жили. Очень странно! Смущенная Эман в итоге уступает. Кружа узкими улочками, мы оказываемся у мечети.
Всю поездку Мона была очень взволнована – никогда ее прежде такой не видела. На ступенях перед мечетью я замечаю укутанную в мятый черный платок женщину с протянутой рукой. В другой она держит спящую девочку с растрепанными волосами и в рваном платье. В ней я узнаю Мониру, дочку Моны. Но что она делает здесь с попрошайкой?
– После того как мужа посадили в тюрьму, его мать добилась опеки над детьми, – тихо произносит Мона. Она говорит, что с ребенком есть шанс получить больше подаяний…
Это признание меня шокирует. Как наша очаровательная куколка могла достаться этой старухе? Муж Моны в тюрьме? Что еще скрывает от меня семья? Я начинаю вспоминать слова отца в суде – он говорил про какого-то мужчину…
Мона выпрыгивает из машины и хватает Мониру на руки. Она нежно обнимает ее и, поворачивая обратно, торопливо говорит: «Я верну ее, правда… Обещаю… Я просто очень соскучилась…»
Автомобиль наполняется неприятным запахом – малышка очень грязная, настолько грязная, что даже непонятно, какого цвета у нее ботиночки.
Монира так обрадовалась нам, что за ее радостным лепетанием и объятиями мы забываем о том, что только что увидели перед мечетью. И мы двинулись на юго-запад Саны.
В парке Мона понемногу разговорилась. Отпустив Мониру поиграть в прятки с Хайфой, она начинает свой длинный рассказ. Мы сидим в тени дерева – я, Эман, Мона и журналистка.
– Мой муж Мохаммед попал в тюрьму за несколько недель до свадьбы Нуджуд. Его застали в постели с нашей старшей сестрой, Джамилей… Я давно их подозревала… И нашла их не одна – со мной было несколько свидетелей, которых я попросила помочь. Потом началась драка и приехала полиция. Сейчас они оба в тюрьме, и неизвестно, сколько еще там пробудут…
Мона стыдливо опускает глаза. Не представляю, каково ей было пережить это, если просто слушать об этом тяжело.
– У нас измена карается смертной казнью… – задумчиво шепчет Эман.
– Да, я знаю. Сейчас Мохаммед пытается убедить меня подписать бумаги, которые помогут скрыть его преступление. Он хочет выставить все так, будто мы развелись до его ареста. Я не навещаю его в тюрьме, но он как-то умудрился передать мне письмо. Нет, я не пойду на это. Хватит боли, которую он уже причинил мне.
Кажется, впервые в жизни Мона настолько откровенна. Из нее льется поток признаний: глаза мечутся, руки беспокойно теребят край платка, голос дрожит. Лишь когда она слышит громкий смех Мониры, ее взгляд светлеет.
– Сейчас я должна одна растить двоих детей – если, конечно, мать Мохаммеда пустит меня к ним. Он никогда не был хорошим отцом. И мужем тоже.
Немного собравшись с мыслями, она продолжает свою исповедь.
– Меня заставили выйти за него. Мне тогда было столько же, сколько сейчас Нуджуд. Нашей семье было так хорошо в Кхарджи, пока не появился он и все не испортил…
Все это время я сидела чуть поодаль. Но раз я и так слышала слишком много для ребенка моего возраста, уже не страшно узнать всю правду до конца. Что такого случилось в Кхарджи? Неужели наше бегство как-то связано с мужем Моны?
– Мамы тогда не было, она уехала лечиться в Сану: у нее были серьезные проблемы со здоровьем. В тот день отец, как обычно, рано ушел из дома вместе со стадом. Я осталась за старшую, приглядывала за младшими братьями и сестрами. К нашему дому подошел незнакомый мужчина, Мохаммед, и стал заигрывать. Я пыталась от него избавиться, но он был настойчив. В конце концов ему удалось затолкать меня в комнату. Я сопротивлялась, правда… Я кричала и отбивалась, но…
Мона нервно сглотнула слюну.
– Отец вернулся, когда было уже слишком поздно.
Не могу поверить! Бедная Мона! Так вот почему она была такая подавленная…
– Отец был в ярости. Он обошел всех друзей, родню, соседей, пытаясь выяснить, как такое могло произойти. Он сыпал обвинениями, что это сделали нарочно, чтобы опозорить его семью. Но все всё отрицали. Об этом случае стало известно местному шейху, и он велел наскоро поженить нас, чтобы не поползли слухи. А моего мнения не спрашивали! Уже на следующий день я стала его женой. А потом вернулась мама, и она была в ужасе, винила себя, что уехала и бросила семью. Душу отца разъедал стыд – ему была нужна месть за предательство и оскорбление, которое нанесли жители Кхарджи его семье. Как-то вечером собрался совет – все начали спорить, оскорблять друг друга, кричать. Дело дошло до клинков. Через какое-то время к отцу пришли с пистолетами и стали требовать уехать из деревни, чтобы не позорить доброе имя остальных семей. Так мы переехали в Сану – сначала родители и малыши, и через пару недель я с мужем.
Так вот как все было… Злость отца, опека и пристальное внимание Моны ко мне – вот почему так…
– И вдруг через несколько лет отец говорит, что выдает Нуджуд замуж. У меня сердце заболело от этой новости. Я умоляла его остановиться, ведь она была еще такой маленькой… Но Aba не хотел никого слушать – он все твердил, что брак защитит Нуджуд от насильников, которые слоняются по улицам, что хватит с нашей семьи позора, который навлекла я и Джамиля…
Всю свадьбу Нуджуд я горько проплакала. Мне было невыносимо смотреть на нее, такую беззащитную и не понимающую, что ее ждет дальше. Я пыталась защитить ее и даже ходила к Фаезу – заставила его поклясться, что он не притронется к ней, пока та не станет взрослой, что он будет добр и не отнимет у нее детство. Теперь мы знаем, чего стоят его слова. Он клятвопреступник. И вообще все мужчины преступники, их нельзя слушать. Никогда!
Я смотрю на сестру и стыжусь своих мыслей: как я могла подумать, что моя любимая Мона будет за нами шпионить. Какая же она сильная! Столько страдать и не подавать виду – ни разу не слышала, чтобы она жаловалась. Бедная моя Мона, ее судьба куда хуже моей.
– Мона, Нуджуд, смотрите, как мы можем!
Хайфа держит на коленях малышку Мониру и раскачивается на качелях. Мы с Моной идем к соседним, и сестра просит помочь раскачаться. Я крепко держусь за веревки и упираюсь ногами в деревянное сиденье. Вперед-назад. Вперед-назад. Качели плавно раскачиваются и набирают скорость. Все выше и выше.