Я не знал, как быть. По моим подсчетам, мне нужно было проработать на этого человека еще год, чтобы скопить денег для возвращения домой. Я не звонил вам, потому что мне было не на что. К тому же не мог признаться, что моя дерзость привела меня к такому плачевному существованию. Первый раз я позвонил, чтобы вы не волновались, во второй – потому что за вас волновался я…
Мамины слезы на другом конце провода не давали мне покоя. Я не спал всю ночь и считал деньги – их как раз было впритык, чтобы вернуться в Сану. Доработал последнюю неделю и отправился к вам.
– И чем ты теперь будешь заниматься? – спрашивает Мохаммед.
– Буду, как все, продавать на улице жвачку, – смиренно отвечает Фарес.
Как это не похоже на прежнего Фареса! Куда делись его амбиции, его дерзкий нрав? Прежний Фарес не боялся никого на свете, он мог противостоять даже отцу! Только его пример стойкости и желания быть независимым вдохновил меня на борьбу за развод. И я всегда буду благодарна судьбе, что у меня есть такой брат.
Смиренный, побежденный Фарес вызывает у меня сострадание. Он ведь тоже был ребенком, а ни один ребенок не должен в таком возрасте выносить столько трудностей. Надеюсь, однажды у меня получится помочь брату и вернуть на его лицо самодовольную улыбку, которая ему так идет.
Глава одиннадцатаяКогда я стану адвокатом
Осень сменяет лето. Становится ветрено и свежо по вечерам. Скоро листья пожелтеют, мои младшие братья и сестренки смогут прыгать по лужам, а на углу улицы бродячие торговцы разложат одеяла.
А еще это значит, что я возвращаюсь в школу. От предвкушения и волнения я ворочалась всю ночь. Перед сном старательно собрала в сумку новые тетради, а еще потренировалась писать свое имя и имя Малак. Я очень по ней скучаю и жалею, что мы не встретимся завтра, поскольку теперь ходим в разные школы.
Ночью мне снятся чистые тетради, цветные карандаши и будущие одноклассницы. А кошмары не снятся уже несколько недель – страшные образы прошлого навсегда меня покинули, и я наконец перестала плакать. Я думаю только о хорошем, а ведь если чего-то хочется очень-очень сильно, это обязательно сбывается, правда?
Утром волнение настолько велико, что я слышу стук собственного сердца. Я проснулась, когда еще все спали, даже мама, и поэтому приходилось передвигаться тихо-тихо, на цыпочках. Я долго умывалась холодной водой, почистила зубы, причесалась и надела новую школьную форму – зеленое платье и белый платок. Потом пошла будить малышку Хайфу.
Ей пока что с трудом даются такие ранние подъемы – она спала очень сладко, даже подушка на лице отпечаталась. Ей помогала собираться мама, а я в это время ждала такси на пороге, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Хайфа все никак не может найти платок – пришлось надевать тот, что немного испачкан. На такси мы едем потому, что нам его присылает международная гуманитарная ассоциация, – родители вряд ли бы смогли позволить такую роскошь. Эта же организация будет курировать наше обучение – они помогли нам со школой.
Мы садимся в машину и здороваемся с водителем.
– Ну что, вы готовы? – улыбается он.
– Да! – с замиранием сердца отвечаю я.
– Ну, тогда едем!
Нас провожают мама и Раудха, она машет нам вслед маленькой ладошкой и хихикает – вдалеке пасется стадо баранов. Наш новый дом находится за заводом Coca-Cola, а рядом – огромное поле, куда пастухи выводят пастись свой скот.
Мы с Хайфой заговорщически улыбаемся на заднем сиденье и немного трясемся от предвкушения – мы так сильно ждали этого дня! Особенно я, ведь школа – это уроки рисования, арабского, чтение Корана, математика. В свои последние дни в школе перед замужеством я научилась считать до ста, а теперь смогу и до миллиона!
У мусульман сейчас священный месяц рамадан. В это время жизнь немного замирает: торговцы позже выходят с товарами на улицу, булочные и магазины тоже открываются позже. На улице ни души – даже старик, который вечно караулит журналистов на своем крыльце, чтобы поругаться на них и нас, еще спит.
В этом году я впервые соблюдаю пост наравне со взрослыми: не ем и не пью с утренней до вечерней молитвы. Из-за жары мне было сложно – очень хотелось пить и пару раз я даже чуть не упала в обморок. Но сейчас я привыкла и очень полюбила этот особенный месяц, в котором соединяются праздник и строгое воздержание, а каждый человек становится чуточку лучше. Как только последние лучи солнца скрываются за горизонтом, в домах начинают накрывать на стол: подаются финики, суп shorba из ячменя, оладьи floris из картошки и мяса. Все ложатся очень поздно – в это время в ресторанах вечером невозможно найти столик, неоновые вывески магазинов и бутиков сияют до самого рассвета, а из-за пробок попасть на автомобиле в центр города практически невозможно.
Проснувшись в пять утра, чтобы помолиться, я первым делом поблагодарила Господа за его поддержку в последние сложные месяцы. А еще попросила, чтобы он помог мне хорошо учиться и не болеть, чтобы братья перестали попрошайничать на улицах, а мама с папой начали зарабатывать деньги. Попросила и за Фареса – мне очень не хватает его задорной улыбки. Вот было бы хорошо, чтобы обучение в школе было обязательным для всех. Тогда бы детям не пришлось торговать всякой мелочовкой в пробках. Еще я вспоминала дедушку Жада – мне очень его не хватает, но я надеюсь, что он смотрит на меня с небес и гордится.
Такси выезжает на главную улицу, ведущую в аэропорт. Мы проезжаем контрольно-пропускной пункт и поворачиваем направо. Мимо нас проносятся бетонные серые здания со спутниковыми тарелками на крыше. Надеюсь, что и у нас дома когда-нибудь будет телевизор. Водитель видит, с каким интересом я разглядываю дорогу, нажимает на кнопку, чтобы открыть задние окна.
– Мы приехали, – говорит он, остановившись перед большими железными воротами.
Дорога от дома до школы заняла всего пять минут. Издалека доносится пение – по словам я узнаю песню, которую мы учили в прошлом году.
– Нуджуд, привет!
Это Шада пришла поддержать меня, зная, с каким волнением я ждала этот чудесный день. Если бы она только знала, насколько сильно мне важна ее поддержка.
Сразу за воротами начинается большой усыпанный гравием двор, который обрамляется двухэтажным серым зданием, – это школа. Кругом кучками стоят девочки в форме – зеленые платья и белые платки. Кажется, что они друг с другом знакомы, и от этого мне не по себе. Шада подводит меня к директору Ньяле Матри – она с ног до головы укутана в черное одеяние.
– Kifalek[35], Нуджуд?
Ее голос звучит очень мягко, но при этом уверенно. Она приглашает нас в свой кабинет – в центре комнаты там стоит большой стол, покрытый красной скатертью. На нем возвышается горшок с цветами. На дальней стене висит портрет президента. В комнате Ньяла позволяет себе снять платок. Она такая красивая!
– Нуджуд, мы рады, что ты теперь наша ученица. Надеюсь, что мы станем тебе второй семьей.
Потом директор рассказывает, что ее школа существует в основном за счет пожертвований жителей квартала. Каждый год к ним приходят учиться свыше тысячи новых учеников, поэтому классы очень большие – вместе могут учиться до пятидесяти девочек. Она подчеркивает, что это не влияет на качество образования: учителя всегда готовы помогать и оставаться с ученицами после уроков и ответить на любые вопросы, даже личные.
Я очень благодарна Ньяле за то, что она не побоялась принять в класс девочку с историей, – в другой школе мне отказали. Шада рассказала, что та директор подошла к ней и с ужасом шептала, что мое прошлое может плохо повлиять на одноклассниц. Найти новый вариант оказалось не так уж легко – благотворительные организации предлагали мне учебу за границей или частные школы. Шада не была уверена, что я к этому готова. А я и правда не была к этому готова и не хотела. Сейчас мне важно быть с моей семьей и особенно с Хайфой. В итоге коллективно мы решили, что мне лучше всего будет учиться в школе в соседнем районе – хватит с меня перешептываний за спиной и косых взглядов. Суд превратил меня в зверька из зоопарка.
Но внимание настигло меня и здесь. Во дворе я замечаю светловолосую широкоплечую женщину, которая тщетно пыталась привлечь мое внимание. Она что-то кричит, жестикулирует, но я не могу разобрать ни слова – это точно иностранка, речь похожа на арабский. Шада объясняет, что это редактор известного американского журнала Glamour и что она приехала в Йемен только ради меня. О нет, снова придется делиться сокровенным, а я так от этого устала…
Вдруг по двору разносится звук школьного звонка – учительница, легко похлопывая указкой по ладони, приглашает нас выстроиться вдоль стены. Спасена! Потом мы идем в класс и рассаживаемся за парты, которые выстроены в два ряда. Я выбрала себе место у окна за третьей партой рядом с двумя девочками. На черной доске вижу знакомые буквы – «Ra-ma-dan Ка-rim, Ramadan Karim! – Счастливого Рамадана!» Я помню! Я все помню!
Пару минут назад я невольно подслушала разговор Шады и директрисы – она рассказала о девочке, которая попала в ту же ситуацию, что и я. Только ей не удалось развестись, и в тринадцать лет она стала матерью.
Для себя я твердо решила, что буду учиться на адвоката и, как Шада, стану защитницей маленьких девочек. Возможно, у меня даже получится добиться увеличения возраста вступления в брак до восемнадцати лет. Или даже до двадцати или двадцати двух? Мир должен понять, что ненормально выдавать маленьких девочек замуж только потому, что пророк взял в жену Аишу, когда ей было девять лет.
Еще я буду такой же смелой и уверенной в себе, как Шада. Буду носить туфли и носить обычный платок, а не черные покрывала. Для этого нужно хорошо учиться, чтобы потом было легко поступить в университет. Я обязательно буду стараться!