А брат стоит, прямой, как палка, и молчит. Он выглядит изможденным. Пустой взгляд. Грустные складки в уголках губ. Куда делся его юношеский задор?
— Фарес! Фарес! — бездумно повторяет Раудха, не осознавая, что этот взрослый человек и есть ее старший брат, который покинул нас, когда она была еще несмышленым младенцем.
После торопливого звонка из Саудовской Аравии — со времени его побега прошло два года — Фарес не послал нам ни одной весточки. И только месяц назад он неожиданно позвонил вечером, когда все уже собирались спать. Услышав его голос на другом конце провода, мама чуть не заплакала от радости. Мы отнимали друг у друга трубку, чтобы поговорить с братом. Я знала, что Фарес далеко, очень далеко, радость от того, что он жив, согревала сердце.
— У тебя все хорошо? — поспешил спросить отец — его голос срывался, было видно, что папа едва сдерживает слезы.
Aba хотел знать все о жизни Фареса. На кого он работает? Нравится ли ему там жить? Достаточно ли он зарабатывает? Вместо того чтобы нормально ответить, брат без конца задавал один и тот же вопрос, который его явно очень волновал:
— Как там у вас дела?
Он сделал особенное ударение на слове «вас», а потом продолжил:
— Я очень переживаю. До меня доходят странные слухи… Пожалуйста, скажите, что дома все хорошо…
Брат был сильно взволнован. И шипение в телефонной трубке не могло этого скрыть. Неужели Фарес что-то подозревает? Он объяснил, что там, где он живет, о нашей семье рассказывают странные вещи. Там, в Саудовской Аравии, далекой стране, которую я и на карте-то, наверное, не смогу отыскать. Люди, приехавшие из Йемена, сказали брату, что у нас большие проблемы, но ничего толком не смогли объяснить. А потом Фарес увидел в местной газете наши с отцом фотографии. Брат бросил школу уже после первого класса, да и прежде не отличался прилежанием, поэтому прочитать статью, сопровождавшую снимки, не смог. Но с того момента его не оставляли мысли о том, что мы попали в беду.
Слухи, принесенные приезжими… Фотографии в газетах… Новость о моем разводе легко пересекла границы нашей страны. Фарес все никак не мог успокоиться, и отцу пришлось вкратце рассказать ему о событиях последних месяцев.
— Теперь все ясно… — задумчиво ответил старший брат.
— Фарес, сыночек, прошу тебя, вернись домой! — плача, умоляла его Omma.
— Я не могу, у меня здесь работа… — успел ответить он прежде, чем связь оборвалась.
Телефонный разговор в общей сложности длился около десяти минут. Но этого хватило, чтобы окончательно лишить маму душевного равновесия. После звонка Фареса она начала гаснуть с каждым днем. Казалось, что после моего развода к маме вернулся вкус к жизни, а теперь ее снова раздражало все на свете. Она мечтала лишь об одном: вновь увидеть своего сына, обнять его. Приласкать. Почему судьба к ней так несправедлива? Неужели она не заслужила немного простого материнского счастья?..
Маме снова стали сниться кошмары, в которых она навсегда теряла Фареса. Ей казалось, что он решил больше не возвращаться в Йемен и позвонил лишь для того, чтобы успокоить свою совесть. В те ночи, когда не было кошмаров, ее терзала бессонница. У меня разрывалось сердце от маминых страданий. Развод открыл мне глаза на многие вещи и сделал более чувствительной к чужому горю.
И вот, в жаркий, душный августовский день, Фарес очутился на пороге родительского дома! Гораздо более спокойный и молчаливый, чем тот старший брат, которого я помнила. Но густые брови и кудрявые волосы остались прежними. Я хочу знать все о его жизни в Саудовской Аравии. Хорошо ли с ним обращался начальник? Появились ли у него новые друзья? И кстати, удалось ли ему там попробовать вкусную пиццу?
Мама отказывается его отпускать и ведет за руку в большую комнату. Фарес не выглядит особенно разговорчивым. Он медленно снимает ботинки и неспешно усаживается на подушках. Я смотрю на него во все глаза. Мама быстро приносит брату чашку чаю, и он делает несколько глотков.
— Ну, давай рассказывай… — торопит его отец.
Фарес ставит чашку на sofrah.
— За четыре года я так и не смог накопить денег. Мне очень жаль… — шепчет он, опуская голову.
В комнате снова воцаряется тишина. Фарес вздыхает, потом морщины у него на лбу разглаживаются, и на лице появляется подобие улыбки.
— Отец, помнишь, что произошло в тот день? Я очень разозлился. Мы поругались из-за того, что я вернулся с пустыми руками, хотя должен был выпросить у булочника немного хлеба. Было ужасно стыдно продолжать попрошайничать на улице. Я мечтал о новых штанах и модных ботинках, как и другие мальчишки, но денег хватало только на еду. На следующий день во мне проснулось дикое желание больше ни от кого не зависеть. Хотелось добиться успеха, самостоятельно зарабатывать себе на жизнь и покупать ту одежду, которую хочется. Вот почему я ушел, дав себе обещание, что не вернусь домой, пока мои карманы не будут полны денег…
Он замолкает, делает еще один глоток чая — и возвращается к своему рассказу:
— От людей из нашего квартала я слышал, что есть возможность уехать в Саудовскую Аравию. Говорили, что, работая там, можно обеспечить всю семью. Я решил попытать счастья. Меня переполняли амбиции, и терять было нечего… Молодость и беззаботность сделали свое дело. Я даже не представлял, что будет так тяжело.
Четыре дня мы добирались до Саудовской Аравии. Сначала я с другими рабочими ехал на попутной машине до Саады, города на северо-западе Йемена. Дорога была забита армейскими постами, и уже на первом стало понятно, что поездка предстоит не из легких. Наконец мы оказались в Сааде. Там нашелся проводник, который предложил перевести меня через границу за пять тысяч риалов[36]. Дорого, знаю, но так не хотелось поворачивать назад. Он говорил, что проведет меня по окольным дорогам, где нас не поймают пограничники. У меня не было при себе никаких документов, оставалось только рассчитывать на его помощь.
— Мы так за тебя волновались! Боялись, что больше никогда тебя не увидим, — перебивает Фареса отец.
Погруженный в воспоминания, брат продолжает рассказ, не обращая внимания на замечание Aba.
— Границу пересекали пешком, поздно ночью. Никогда в жизни не было так страшно. По дороге я встретил еще нескольких йеменцев, некоторые были даже моложе меня. Они тоже слабо представляли, что их ждет по ту сторону границы, и мечтали только об одном — поскорее разбогатеть. Только бредя в темноте неизвестно куда, я наконец понял, на какой риск пошел. Ведь если пограничники нас схватят, то тут же отправят обратно в Сану…
Когда мы оказались в Саудовской Аравии, я вздохнул с облегчением, но радость вскоре сменилась недоумением. Куда теперь идти? Несмотря на усталость, я продолжил идти и через некоторое время оказался возле города Кхамисс Мусхеид. Какое разочарование! Та часть Саудовской Аравии мало чем отличалась от Саны. Человек, у которого я спросил дорогу, предложил переночевать у него. Он жил прямо в открытом поле вместе с женой и детьми.
На следующий день он предложил мне работу, и я сразу согласился. Выбора не было. Этот человек занимался разведением овец. Пришлось присматривать за стадом в шестьсот голов. Каждый день нужно было выгонять животных на пастбище. Мне помогал еще один пастух, из Судана. Я работал по двенадцать часов в сутки, с шести утра до шести вечера. Мы спали с суданцем в крошечном каменном домике, затерянном где-то в полях. В комнате было только два тонких матраса. Ни телевизора, ни холодильника, ни нормального туалета, ни кондиционера. Мечты рушились на глазах…
Фарес замолкает, чтобы перевести дух. От усталости его голос становится хриплым.
— С этого дня жизнь превратилась в одно сплошное разочарование. Хозяин становился все более требовательным. Мы должны были кормить животных, поить их, охранять, пока они пасутся. Рабочий день без конца удлинялся. Потребовался месяц, чтобы осознать всю шаткость своего положения. Для этого всего-то надо было получить зарплату — двести саудовских риалов[37] за тридцать дней работы. Их хватило лишь на то, чтобы купить конфеты в бакалее на углу… которая по иронии судьбы принадлежала моему хозяину!
Я не знал, что делать. Стало понятно, что придется работать как минимум год, чтобы накопить достаточно денег для возвращения в Сану. Мне не на что было даже вам позвонить. К тому же гордость мешала признать свое поражение. В первый раз я звонил только для того, чтобы убедить вас, что все хорошо. Во второй — через два года, — потому что очень за вас волновался…
Фарес опускает голову и тяжело вздыхает.
— Когда я повесил трубку, то мамины слезы на том конце провода не давали покоя. Я не спал всю ночь. Посчитал, сколько у меня денег — как раз чтобы доехать до Саны. Доработал последнюю неделю и попрощался с хозяином. Я решил: пришло время вернуться домой.
— И что ты теперь собираешься делать? — спрашивает Мохаммед.
— Буду со всеми остальными продавать жвачку на улице, — покорно отзывается Фарес.
Как он изменился! Мой амбициозный старший брат теперь готов смирно стоять в рядах побежденных. В своих воспоминаниях я ясно вижу дерзкий взгляд Фареса, бесстрашно противостоящего отцу. В голове вертелись все его проделки — они так раздражали Aba и так веселили меня. Если бы несколько дней назад Фарес пошел с нами в пиццерию, то первым начал бы делать самолетики из салфеток и посылать их на соседний столик. В апреле именно воспоминания о гордом и непокорном старшем брате помогли найти в себе силы, чтобы обратиться в суд. Его поступок прибавил мне мужества. Думаю, что я в долгу перед ним.
Побежденный Фарес — как это на него непохоже. Никогда не думала, что у него могут опуститься руки. Поэтому сегодня вечером у меня так тяжело на сердце. Когда-нибудь я обязательно найду способ помочь брату. Не знаю как, но я верну его дерзкий взгляд и нахальную улыбку.