Я с тоской смотрел на богато уставленный стол. Сейчас январь, а на столе бананы, яблоки, мандарины, апельсины, грейпфруты… Черт, как бы это все перекинуть в детство, когда бегал вечно голодный! Когда смолотил бы все и поглядывал по сторонам: нет ли где еще? А сейчас того нельзя, этого нельзя, да на это лучше не смотреть… Нет, печень и желудок в порядке, но сейчас все, что ни сожрешь, тут же откладывается лишними килограммами, пузо через ремень, шнурки не завязать, да и вообще зеркальная болезнь во всей красе…
Уже набирал незаметненько десяток кэгэ, спохватывался, поспешно сбрасывал, но эта опузелость подкрадывается тихонько, украдкой, а на столе в вазах – изобилие. Которое не видывали не только европейские короли, но и восточные шахи!
А стол – всего-то обычный стол среднего по достатку жителя большого города.
Кровяное давление – двести на сто двадцать. Это многовато, даже чересчур. Норма – сто двадцать на семьдесят. Сто сорок на девяносто – уже повышенное, надо к врачу. Сто шестьдесят на сто – пора в стационар на лечение, а тут живу, как на вулкане…
Правда, когда выезжаю на велосипеде, да часиков пять по лесу вверх-вниз по чертовым корням и рытвинам, то возвращаюсь уже с давлением сто на сорок. Говорят, это тоже смертельно опасно. В смысле такой резкий перепад.
Мой вес от сидячей жизни опять достиг ста килограммов. Для кого-то это и терпимо, ничего не могут сделать. Я подумал, выбрал время между двумя заседаниями КЛФ в ЦДЛ и прекратил жрать. За месяц сбросил двадцать килограммов, получилось даже меньше нормы: мой рост – сто восемьдесят пять, можно бы восемьдесят пять… если по старым понятиям, но сейчас я уже не грузчик, можно и поменьше мускулов, так что пусть останется отныне и навеки восемьдесят.
Когда явился за очередное заседание, все спрашивали: что случилось, как удалось похудеть так быстро?.. Какая методика? Какими жиросжигающими добавками пользовались?.. Я загадочно улыбался. Не могу же прямо сказать этим несчастным: жрать надо меньше!… Увы, не поймут. Им надо есть много, но чтобы худеть.
Да, кстати, с резким сбросом лишних двадцати килограммов давление стало сто двадцать на семьдесят. Рекомендую метод, если кому нужно.
Огромные краны с подвешенными гирями ломают последние хрущевки, такие крохотные и жалкие рядом с современными домами, где и потолки высокие, и кухни громадные, и жилая площадь впятеро больше. А совсем недавно эти хрущевки были последним писком прогресса! Как им радовались, как люди ликовали…
«Сплошная химизация» сейчас воспринимается как жуткий кошмар: люди отказываются покупать даже генетически измененные продукты, а про всякие протравленные химикатами нет и речи – их просто не примут к продаже.
Дни рождения, ессно, никогда не отмечал. Свои дни рождения. Зато отмечал дни рождения Пифагора, Александра Македонского, Гильгамеша, Гомера, вполне заслуживших, чтобы их дни отметили не только мелким шрифтом в календаре. Их дни рождения отмечать тем удобнее, что никто не знает, когда они родились, так что отмечать можно в любой день, когда восхочется, так что я заранее объявлял, что такого-то числа день рождения Архимеда, надо почтить память великого человека, и мы собирались с вином и пивом, устраивали застолье, а потом метание топоров в колоду и прочие забавы.
Теперь же, в Москве, с этим стало труднее. Нет, со днями рождения великих все так же, но уж больно ширилось движение, чтобы непременно отметить и мой личный день рождения, ведь прежняя отговорка уже не катит, что, мол, еще надо, еще ничем не заслужил, а праздновать день рождения зауряднейшего человечика – смешно и глупо. Теперь вы, Ю.А., уже чего-то да достигли, что-то да значите, так что извольте соответствовать, то есть принимать гостей, улыбаться и кланяться, отвечать на поздравления, принимать совершеннейше дурацкие подарки, которые надо потом в квартире выставить на видное место в знак уважительности к дарящему…
А если, мол, юбиляр сам не приглашает на свой день рождения, мы это расценим как проявление скромности и вломимся к нему без всякого приглашения, благо дату уже знаем, а там уж изволь принимать по протоколу и заведенному обычаю.
Да чтоб я пошел на такую хрень? Правда, с возрастом стал совсем мягким. Нет чтобы матом да бейсбольной битой по голове, теперь заявляю за два-три дня, что лежу страшно болен, с высокой температурой, весь в прыщах, заразное, наверняка из Гонконга, птичий грип, никого не желаю видеть и не желаю, чтобы кто-то меня видел в таком состоянии. Отмазка срабатывает даже для тех, кто знает, что отмазка: а вдруг не отмазка? В его возрасте уже положено так вот ныть и болеть. Пятьдесят на пятьдесят, что не брешет.
Все-таки прав Платон, мы – растения. Или существа с плоскими ногтями. И всех нас от колыбели и до конца ведет, не отпуская ни на миг, мощный инстинкт. А то, что называем разумом, это так – смех один. Это даже не слуга, бегающий на побегушках у инстинкта, а так, зудящий где-то в сторонке комар, на который инстинкт даже внимания не обращает. А если и позволяет пожужжать поблизости, то если жужжание не мешает.
Все, что мы делаем, это по велению инстинкта. Он настолько пронизывает каждую нашу клеточку, что просто не соображает, что у нас ничего, кроме инстинктов, нет.
Помню, когда в детстве смотрел фильмы, там почти в каждом был такой штамп: немцы наступают, благородный дядька бросается к пулемету и кричит детям, обычно двум: «Уходите, я их задержу!» Дети нехотя отползают, а потом бегут задворками или кустами, если в лесу, а взрослый остается на верную смерть, останавливая наступающих немцев.
Вот сколько я тогда пересмотрел этих фильмов и всегда, отожествляя себя с главным героем, остающимся вот так, не понимал его поступка. Да какое мне дело до тех двух детей, я буду драться за себя. А когда будет возможность отступить – отступлю! И мне неважно, успеют те сраные дети убежать за это время достаточно далеко для спасения или нет!
И вот так жил, жил, жил, жизненные соки из земли перекачивал по стволу к ветвям, поил и кормил организм, остатки сбрасывал, матерел, и вот однажды снова попался на глаза такой же эпизод про «Спасайтесь, а я их задержу!»… уже приготовился презрительно скривиться: да плевать мне на тех детей, своя шкура дороже… как вдруг что-то остановило.
Да, остановило. Я ощутил, к своему изумлению, что а вот ничего подобного: лягу за пулемет и буду стрелять в наступающего врага, чтобы дать возможность молодняку убежать, спрятаться, спастись, а потом размножаться, не давая прерваться моему роду. Или не обязательно моему, но – «нашим».
Это можно объяснить как-нибудь высокопарно, сказать о моей возросшей сознательности, чувстве долга или какой-нибудь еще хрени, но на самом деле инстинкт, который управляет нами, сказал властно: ты, существо, уже достигло той стадии, что наплодило кучу детенышей, разбросало свои семена по всему свету, так что теперь твоя задача не столько продолжать их разбрасывать, а постараться уберечь те ростки, что уже взошли.
Именно это меняет мировоззрение, а из эгоиста, спасающего шкуру, делает радетеля за Отечество или хотя бы за свой клан или тейп.
Интересно, что даже те простенькие мечты и грезы, которые возникают в затуманенном сознании перед сном или сразу после сна, тоже очень-очень разные у разных стазов организма под названием «человек»!
Вот сегодня лежал, мысли вяло текут во всех направлениях, начинают складываться в яркие картинки. Некоторое время наблюдаю за сюжетом, который разворачивает передо мной постоянно работающий мозг, внезапно поймал себя на том, что все эти грезы, видения, сюжеты – очень уж отличаются от… прежних.
Первые мечты подростка были о том, как побиваю, побеждаю, как говорю умно и красиво, каков я на белом коне, как умею читать мысли и всех вижу насквозь, как добиваюсь великих побед, все мне рукоплещут и ставят золотые памятники во весь рост на всех площадях своих столиц. По всему миру, конечно.
Потом, когда вырос, взматерел, когда пошли дети, я все так же погружался в сладкие грезы, но уже не обо мне, а о близких, об Ирине, о детях…
И вот теперь ощутил, что все чаще в грезах вижу, как красиво, умно и звездно ведет себя Эля, как победоносно идет Леша, как побеждает на соревнованиях Никитка, даже как моя Буся показывает собачникам чудеса ума, ловкости и воспитанности вкупе с бесстрашием, что удивляет и поражает всех, а остальные со своими неуклюжими и дурными собаками посрамлены…
Так что некоторые вещи просто невозможно объяснять тем, кто не прошел соответствующие линьки. Поясню на примере. В детстве читал «Зверобой» Фенимора Купера, настольная книга всякого школьника тех лет, тогда еще не были прилавки завалены детективами и фантастикой, так вот тогда еще неприятно поразило, что красавец, суперстрелок и вообще герой из героев – Соколиный Глаз, он же Зверобой, полюбив прекрасную девушку, кстати, и она его полюбила, так вот он от нее отказался и уступил своему другу!
Это оставалось мне непонятным очень долгие годы. Даже десятилетия. И вот только когда мои дети выросли, когда пошли внуки, мне вдруг стал понятен поступок Зверобоя. Нет, сперва я ощутил странность в поведении одного из моих героев: Олег, один из Троих, вдруг начал устраивать судьбы других! То Скифу помогал, то бравому Томасу Мальтону, а что себе? И тогда я понял, что и у меня наступил тот период, который Фенимора Купера заставил поставить главного героя в позу помогающего другим, устраивающего их жизни… как вот мы, могучие и сильные самцы, уже все сделавшие, имевшие всех женщин, которых хотели, пивших любое вино, сейчас помогаем внукам, правнукам, просто хорошим людям…
Озлившись, никто не любит явно выраженные признаки старости, даже если их заметил только я один, тут же написал роман «Фарамунд», где Олег у меня снова любит, страдает, мечется между двумя женщинами и в память об одной основывает город Лютецию, который через века станет Парижем.
Так вот некоторые, очевидные для Купера, Никитина и любого, прошедшего определенную линьку, истины невозможно вдолбить даже самому умному и пусть даже гениальному подростку, юноше, молодому и сильному мужу в расцвете полового гона. Парадокс в том, что эта истина понятна даже простому слесарю, если он, повторяю, прошел ту возрастную линьку, пусть даже и не сможет сформулировать четко и ясно, но недоступна этим двадцатилетним умникам, которые уверены, что уже все знают, и страшно обижаются, когда уклоняешься от обсуждения некоторых вопросов… ответы на которые им сами придут с переходом на следующий биологический этап.