Интендантские службы армии щедро оплачивали поставки, и купцы, как и во все века, обогащались на войне. Не был исключением и Ф. С. Колмогоров. Но жажда наживы, как нам кажется, не была всё же главным его качеством. Нужды и беды города не оставляли его равнодушным. Став 5 апреля 1877 года директором городского Общественного банка, он на целых 13 лет свяжет себя с деятельностью этого учреждения, в разные периоды будет членом ряда комиссий — поверочной (годовых отчётов), учётной и членом учётного комитета. Забегая вперёд, добавим, что в январе 1890 года тюменское городское общество по случаю 25-летия банка объявит благодарность её неутомимому деятелю, подтверждённую письмом городского головы от 23 апреля 1890 года.
11 мая 1877 года мы встречаем имя купца Колмогорова среди членов Временного городского комитета по наводнению. А в октябре этого же года он избирается на трёхлетие и председателем Сиротского суда[152].
Первая тюменская газета «Сибирский листок объявлений»[153], издававшаяся К. Н. Высоцким весь 1879 год, поместила на своих страницах сведения по 15 самым крупным из 57 кожевенных заводов, находящихся только в заречной части города. При выработке ими до 500 000 кож в год на долю завода 1-й гильдии купца Ф. С. Колмогорова, названного газетой главным кожевенным заводчиком, приходилось 100 000 или 20 % их общего объёма! Вот она — элита «кожевенного царства» Зареки:[154]
№ п/п Заводы Выработка кож в год
1. Колмогорова А. Ф. 100 000
2. Решетниковых девиц 50 000
3. Решетникова И. Е. 50 000
4. Кузнецова М. Б. 30 000
5. Кучкова И. С. 30 000
6. Новиковой Авд. Е. 50 000
7. Кочневых братьев 25 000
8. Решетниковой А. С. 20 000
9. Решетниковых братьев 20 000
10. Гребенщикова А. Г. 15 000
11. Васильева В. Е. 10 000
12. Обласова И. А. 10 000
13. Лаврентьевых 10 000
14. Лазарева П. Г. 10 000
15. Решетниковой А. И. 10 000
Третья золотая медаль «За усердие», теперь уже на Владимирской (ордена Св. Владимира) ленте, пожалованная Филимону Степановичу 20 февраля 1880 года, прибавляется к его предыдущим наградам. 1880-е годы стали вершиной профессиональной карьеры мастера.
Гимном Зареке мог бы служить «крик души» анонимного автора в столичной газете Н. Ядринцева[155] тех лет:
…В Заречье одубиной пропахло всё; вещи в домах, скот, собаки, деревья, цветы и даже жители здесь имели свой собственный запах. Жизнь кожи стала жизнью Тюмени. Распластанная и распяленная она должна была войти в герб города. Проявления тюменских ощущений, радостей, страданий и наслаждений — кожевенные. История Тюмени — история кожевенного завода. Богатство её — содранная кожа. Бедность — ободранная кожа. Честь здесь — кожевенная, слава — кожаная. Мыслит и дышит человек здесь кожей, боится только за кожу. И в Тюмени, надо заметить, славная толстая кожа…
Бурное развитие промышленности заставляло дальновидных заводчиков укрупнять производства, внедрять эффективные технологии, сокращающие затраты труда и сроки выделки кож. Кожевенное искусство всё увереннее сближалось с химическим производством.
После Лондонской выставки 1862 года на варшавских заводах, московских — братьев Бахрушиных и П. Я. Шувалова — рождается ускоренная золка сернистым натрием. Дубление голья всё больше производится «в соках», то есть в различного вида экстрактах, в которых концентрация дубильных веществ в 3 и более раз превышала ивовую кору. Из процесса обеззоливания исключается шакшевание, заменяемое бучением «в киселях». При этом многократная ручная переборка шкур происходит во вращающихся барабанах, приводимых в движение уже не лошадьми, а паровыми установками. Сильную золку известью и шадриком заменяют паровой обработкой шкур в штабелях и швиц-камерах. На европейских промышленных выставках экспонируются образцы прессованной (из отходов производства) и даже искусственной кож (дерматин).
Появляются станки для прессовки, вытяжки, строгания, мятья, прокатки кожевенного товара, отжима сока из дубильного корья. Рождается технология «двойных кож», не уступающих по носке соковым подошвам. В крашении широко внедряются анилиновые красители.
Филимон Степанович всё больше задумывается над постройкой заводской котельной с паровой установкой. И это ему удаётся. К 1902 году его кожевенное предприятие станет самым крупным (200 рабочих) и единственным паровым не только в Тобольской губернии, но и во всей Западной Сибири[156]. Для сравнения, Механический, судостроительный, чугунно- и медно-литейный завод «Курбатов и Игнатов» в Ялуторовской волости Тюменского уезда к этому же времени будет насчитывать — 204 рабочих!
Незаконнорожденный сын Григорий
Молодой студент и будущий отец Александр Колмогоров быстро сдружился со всеми детьми Надежды Александровны, хорошо помня свою тоску по семейной ласке в период гимназического обучения в Казани. Сложнее обстояло дело с материальным обеспечением, зависимым от крутого нравом и прижимистого тятеньки.
Но и здесь нашёлся выход. Воистину «желание — это тысяча способов». Помогла солидарность старших братьев[157] и совместное обращение к московскому купцу-земляку Н. М. Чукмалдину. Войдя в положение, «благодетель» нашёл способы и возможности увеличения родительского содержания студентов-земляков в пользу «пострадавшего от любви» Александра (влюбился «без ума», с умом бы воздержался!).
Братья регулярно стали бывать в гостеприимной квартире купца в доме художественного музея на Мясницкой улице, затем на Малой Лубянке в доме княгини Гагариной, где Александр однажды представил Николаю Марьтемьяновичу, раньше, чем собственным родителям, свою невенчанную жену.
В первый месяц весны 1878 года у А. Ф. Колмогорова родился единственный в его жизни ребёнок, нареченный по имени старшего брата — Григорием. В метрической книге церкви во имя иконы Богоматери Неопалимая Купина (в Новой Конюшенной слободе близ Девичьего поля) в статье о родившихся за 1878 год под № 4 имеется запись: «11 марта у временно проживающей в доме г-на Шереметевского бывшей жены отставного подполковника Лухманова Надежды Александровны (урождённой Байковой) незаконнорожденный сын Григорий (крещён 15-го). Восприемники — губернский секретарь Николай Игнатьевич Страхов и рязанская мещанка Хиония Егоровна Крутицкая»[158]. Оставим на совести двух дядьёв младенца причину, по которой ни один из них не стал его крёстным отцом.
Специально для новорожденного Александром Филимоновичем была снята дача в Петровско-Разумовском и нанята кормилица.
Действительные студенты Колмогоровы
1881 год ожидался 57-летним суровым кожевенником с особыми надеждами. В одиночку создававший и все эти годы управлявший крупнейшим производством, он давно отвык от собственных сыновей, с 1866 года учившихся в казанских гимназиях, а затем в Московском университете.
Два года назад канули в Лету его радужные надежды на преемника дела всей его жизни. Младший Александр, первым окончивший в 1879 году курс физико-математического факультета, по существующему положению и запросу ректора был исключён из купеческого сословия Тюмени для получения звания «Действительного студента» и права на 12-й классный чин губернского секретаря. Подобная процедура коснулась в дальнейшем и двух его братьев. Это было неожиданным и болезненным ударом для Филимона.
Не решился Александр представить отцу и всей патриархально-набожной родне свою невенчанную жену с её дочерью и незаконнорожденным сыном. Опозорить семью, идя на неслыханное в Тюмени дело — безбрачную семейную жизнь! Не быть принятым ни в одном доме! Для 21-летнего вчерашнего студента это оказалось выше сил. Полагаясь на решение его участи отцом, Александр провёл лето 1879 года в военном лагере под Москвой на правах вольноопределяющегося 2-й батареи 1-ой гренадерской Его королевского Высочества принца Карла Прусского артиллерийской бригады, отбывая воинскую повинность младшим фейерверкером.[159]
Немалых дипломатических усилий и красноречия стоили московскому «опекуну» Чукмалдину улаживание отношений между упрямым и влюблённым сыном и негодующераздражённым отцом. В результате компромиссного решения действительный студент уволился в запас с зачислением в ратники ополчения 1-го разряда и решил продолжить образование в престижном институте путей сообщения в С.-Петербурге[160] и как-то «разрешить» свои сердечные дела. А отец согласился ещё 3 года материально содержать «гражданскую семью» младшего сына в столице!
В вагоне поезда, увозившего семейство Александра Филимоновича из Москвы в столицу, находилась и 8-летняя падчерица Мария — кроткая девочка с печальными глазами, тяжело переживавшая разлуку с отцом и братьями.
Старшие сыновья Филимона завершили учёбу в 1881 году и вернулись домой.
26-летний Фёдор, отучившись 5 лет вместо 4-х, закончил юридический факультет с тем же званием и правом на чин, что и брат Александр, и уже 30-го мая выписался из Москвы[161].
24-летний Григорий, выбрав естественное отделение физико-математического факультета, удостоился степени «кандидата прав», позволявшей ему получить свидетельство на звание учителя гимназии и, соответственно, 10-й классный чин «коллежского секретаря». Польщённый отец оценил усердие сына и оплатил ему 40-дневный отдых на Пятигорско-Железноводском курорте