Гражданка Родины Святой!
И вопль детей всегда ты слышишь,
Порыв любви мне близок твой.
Михайловский прекратил печатать «Сибирские очерки» и они стали выходить в «Новом Времени» [296].
Из писем к А. С. Суворину:
От 6 февраля 1895 года.
Многоуважаемый Алексей Сергеевич!
…В субботу 10-го я собираюсь ехать за границу с Неметти. Мы посетим все лучшие театры и побываем в Вене, Берлине, Дрездене, Брюсселе, Париже, Ницце, Милане, Венеции. Вся моя надежда на то, что Вы меня как человека, исключительно работающего в Вашей газете, поддержите. Из всех названных городов, если позволите, я буду присылать корреспонденции как яркую пёструю и верную картину всего, что увидим.
О том, как глубоко и искренне я буду Вам благодарна за возможность отдохнуть и набраться сил, я не умею и высказать. Уважающая Вас Н. Лухманова[297].
И вскоре.
…Сижу в Берлине. Здесь идёт интересная пьеса «Дети его превосходительства» и в Париже тоже прошла салонная вещь.
То и другое взяла для Вас и уже обработала. Надеюсь, Вы останетесь довольны.
Я ехала за границу и с целью показаться докторам, но средств у меня было только 400 рублей, полученных от Вас. Не откажите, Алексей Сергеевич, дать ещё 100 рублей и переслать их телеграфом на адрес Шабельской. В понедельник 18-го я у неё обедаю и надеюсь уже получить от Вас деньги, без которых не знаю, как и выбраться отсюда. Мои спутницы уехали домой, а я вот осталась из-за нехватки капитала.
С сердечным искренним приветом Н. Лухманова.[298]
1895 год ознаменовался для читающей столичной публики появлением на прилавках книжных магазинов миниатюрного издания — сборника статей и мнений современников о современной любви — «Любовь конца века». Броскую фразу составитель, вероятнее всего, позаимствовал из названия романа А. С. Суворина «В конце века Любовь»[299].
Если маститые критики В. В. Стасов, М. И. Писарев, Ц. А. Кюи, А. Ф. Кони и другие дипломатично воздержались от рассуждений на столь деликатную тему, признавая её выше их компетентности, то Надежде Александровне было чем «поделиться» и она смело ринулась в бой: «…Чувство любви, одинаково сильное и пылкое с обеих сторон, часто переходит в ненависть, мщение и даже убийство только оттого, что у каждого страсть выражается индивидуально и при разных темпераментах приводит к острым столкновениям… Если страсть требует счастья, то даёт его только любовь… Страсть не исключает измены, любовь же без верности немыслима. Женщина никогда не простит мужчину, забывшего… её измену!» И так далее…
К 1895 году относится и зарождение у писательницы интереса к драматургии, занявшей в дальнейшем значительное место в её творчестве. Первые опыты в этом отношении ограничивались лишь переделками с французского лёгких комедий farce для русской публики: «Нож моей жены», «Друзья до поры до времени», «Герой первой империи (Madame Sans-Gene)», «Наполеон I. Продолжение комедии (М. Sans-Gene)». Но очень скоро у Надежды Александровны появились и авторские новинки: комедии «Зелёная обезьяна», «Хозяин и работник»[300] и даже драматический этюд «Разбитые грёзы».
Премьера пьесы «Наполеон I», написанной по заказу А. М. Горина-Горяинова, директора театра и исполнителя заглавной роли, состоялось 22 ноября в театре Неметти. Искушённый критик журнала «Театрал»[301], отмечая новые и хорошие декорации, приличные и даже роскошные костюмы, был лаконичен и подчёркнуто строг к начинающему драматургу: «…Автор выхватила произвольно несколько эпизодов из жизни великого императора по сочинениям русских и французских писателей и скроила несколько сцен, не имеющих между собой внутренней связи. Намерение бить на эффект при почтенной публике было совершенно неуместным. Театр был не полон. Успеха пьеса не имела, кроме сцены в оранжерее во 2-м действии, за которую авторша и была вызываема публикой…»
Из писем к А. С. Суворину:
Без даты.
Многоуважаемый Алексей Сергеевич!
Простите за бестактное вмешательство в Ваши переговоры с Домашевой.[302] Мною руководило только желание доставить Вам хорошую и симпатичную артистку. Я виновата, что посулила ей от Вашего имени 325 рублей, так как была уверена, Вы дадите и больше, лишь бы иметь её в Вашей труппе. К счастью, она хорошо поняла, что я могу говорить одно, а дело может выйти иначе, и сразу согласилась на 300 рублей.
Я страстно люблю театральное дело, даровитых актёров — вот моё оправдание. Глубокое сердечное спасибо за П. А. Струйскую[303], может быть это и даст ей в будущем свой кусок хлеба. Ещё раз прошу и за Чернова — это полезный хороший старик, который всегда будет стоить своего жалованья. Орленева[304]и Домашеву я Вам, что называется, достала, но только потому, что Вы сами их выбрали. Я искренне привязана к Вам и счастлива, если считаете меня талантливым человеком и достойным сотрудником газеты. Сердечно уважающая Вас Н. Лухманова.
От 4 июля 1895 года.
Глубокоуважаемый Алексей Сергеевич!
Полина Александровна Струйская просит меня переслать Вам две ложи и сказать, чтобы Вы не удивились, если театр будет сегодня полупустой. Так как она совершенно не умеет заискивать перед рецензентами, то и они не хотят говорить о ней ни слова и её прекрасная труппа напрасно борется с безучастностью публики. Большую надежду она возлагает на Вашу доброту.
Позволю себе послать Вам несколько слов о позорном спектакле «Sans gene», идущем в Аркадии.
Сердечно уважающая Вас Н. Лухманова[305].
От 13 июля 1895 года.
Многоуважаемый Алексей Сергеевич!
Простите, что не смогла исполнить обещанного — найти Зинаиду Васильевну Холмскую[306]. Подозреваю, Казанский не без намерения путал меня, так как пригласил её играть в Аркадии с непременным условием — в «Без вины виноватые». То есть роль не вполне подходящую для её амплуа, а себе взять «Незнамова», единственно которого исполняет недурно.
Я осмелилась предупредить г-жу Холмскую, что Вы желаете её видеть в одной из ея ролей, например, в «Нищие духом» и притом в театре Струйской, где, как Вы знаете, хорошая труппа. Завтра к трём дня мы будем у Вас, а уже в понедельник устроим «Нищие духом». Готовая всегда к услугам Н. Лухманова[307].
На Каспии
Каспийская одиссея штурмана Дмитрия Лухманова закончилась неожиданно в апреле 1895 года. Старый знакомый матери ещё по Тюмени, обрусевший англичанин и представитель нескольких судостроительных и машиностроительных фирм Э. Р. Вардроппер, пригласил его в новое Амурское общество пароходства и торговли, суля капитанскую должность. Предполагалось открытие линий с Николаевском-на-Амуре, Владивостоком, Нагасаки и Шанхаем.
А это был уже океанский простор — мечта любого моряка:
Поёт пассат, как флейта, в такелаже.
Гудит, как контрабас, в надутых парусах.
И облаков янтарные плюмажи
Мелькают на луне и тают в небесах.
Автор этих строк был благодарен Каспию, где в неполные 22 года стал самым молодым в обществе «Кавказ и Меркурий» старшим помощником капитана. Винтовая товарно-пассажирская шхуна «Армянин» принесла ему и единственный в жизни иностранный орден — «Льва и Солнца» — за безупречную перевозку из Баку в Энзели возвращавшегося из Лондона персидского посольства.
Потом были переезд с семьёй в 1891 году в более дешёвую для жизни Астрахань[308] и служба на судах: «Великий Князь Константин», «Князь Барятинский», «Тамань» и вновь паровая шхуна «Великий Князь Михаил». Круг замкнулся. Распрощавшись в феврале 1892 года с «Кавказом и Меркурием», Д. Лухманов принял маленький (с 12-ю членами команды) 40-летний пропитанный рассолом и рыбьим жиром плоскодонный колёсный пароход «Англичанин», давший ему заветное звание капитана. Выход на «первую линию» сулил в дальнейшем переход на лучший и больший корабль. Но отношения с владельцем не сложились…
Мыканья по судам компаний, в конечном итоге, привели неудачливого морехода на самый маленький в шведско-финском «Товариществе братьев Нобель» на Каспийском море пароход «Пирогов» и, увы, только боцманом!
Расставшись с мыслью стать первым русским капитаном в «нобелевском флоте», Дмитрий Афанасьевич во второй половине мая 1895 года поспешил на Дальний Восток, оставив в Астраханском порту жену с двумя малолетними детьми: дочерью Ниной и сыном Борисом — будущим лоцманом шанхайского порта.
В биографии Д. А. Лухманова астраханский период жизни запомнился проявившимися педагогическими способностями при чтении курса морской географии и практики в местных мореходных классах во время «зимних отстоев» 1891–93 годов.
Губернская выставка в Кургане
Телефон пришёл в Тюмень с железной дорогой и имел очень ограниченное число абонентов из собственных служащих и владельцев пристаней. В январе 1894 года с началом работы государственной городской телефонной станции на 50 номеров при тюменском почтамте (угол Царской и Телеграфной) он вошёл в торговые конторы, дома купеческой элиты и избранного городского общества. Одними из первых его абонентов стали купцы И. П. Колокольников, А. И. Михалев, П. А. Андреев, статский советник Н. И. Давыдовский, братья Вардропперы, Торговые дома «Наследников А. Ф. Поклевского-Козелло», «Бр. Агафуровых» и… Г. Ф. Колмогоров. Уже через год, когда число абонентов превысило 104, была снижена и стоимость услуг за установку аппарата со 100 до 75 рублей.