Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой — страница 41 из 93

, что ровно через год не он, а его 62-летняя оппонентка будет делиться с читателями «Петербургской газеты» своими мыслями и наблюдениями с театра разразившейся дальневосточной войны.

А пока мечты публицистки, несмотря на неудачный опыт с «Возрождением», обратились к изданию в столице собственной еженедельной газеты «Дневник писательницы» по примеру оригинального и глубоко искреннего журнала «Дневник писателя» Ф. М. Достоевского 1876–77 годов. Материалы об этом факте её биографии найдены в фондах… Департамента полиции и датированы 1903 годом[505]. И кто знает, не начнись война, возможно, мы знали бы сегодня гораздо больше о тайнах жизни, порывах души и творчестве Н. А. Лухмановой?

Будучи в конце 1903 года с лекцией в Одессе, Надежда Александровна остановилась в квартире четы Массен, наконец-то освятивших свои отношения церковным браком и предъявивших бабушке первый плод своей любви — четырёхмесячную дочь Елизавету. Заботливый зять-профессор, найдя здоровье тёщи запущенным, убедил её пройти курс лечения в одной из университетских клиник[506], что оказалось весьма своевременным, учитывая дальнейшее развитие событий.

Обострившиеся отношения России с Японией и назревавший военный конфликт побудили писательницу спешно подготовить и издать небольшую брошюру «Японцы и их страна» (для широкого чтения). А в ночь на 27 января 1904 года нападением японцев на Порт-Артур открылись и военные действия.

Решение ехать в Манчжурию в качестве журналистки созрело у Надежды Александровны, вероятно, после отказа цензуры[507] в чтении ею цикла лекций, иллюстрируемых световыми картинками, о маленькой островной стране, посмевшей бросить вызов Российской империи.

При эйфории общества, настроенного на короткую победоносную войну с азиатами, ей без труда удалось заручиться правами собственного корреспондента «Красного Креста», «Петербургской газеты» и харьковской газеты «Южный край», с которой она периодически сотрудничала.

Принятое решение возбуждало, требуя скорейшего завершения срочных дел. Она публикует пьесу «Иллюминанта и Петролеум»[508], спешно продаёт издателю две свои лекции[509] и прощается с самым близким в последние годы человеком — её секретарём и другом О. Г. Базанкур[510], сохранившей для нас слова и дневник отъезжавшей 4 апреля на Дальний Восток писательницы:

…Вот, милая О., если умру, позаботься, чтобы память обо мне была освещена правильно. С годами пойдут слухи и небылицы, так лучше им дать верные сведения. В этой тетради одна правда…

…Последняя ночь в Петербурге. Всё в доме спит. Дробно, дробно в два тона тикают маленькие часы, стоящие в тёмно-красном футляре с петелькой наверху и готовые в дорогу. Мне всегда казалось, что вещи участвуют в нашей жизни и время, отмечая их царапинами, поблёклостью, мелкими ранами, тем самым приближает их к нам, и под конец жизни человек и окружающие его предметы становятся какими-то инвалидами-сотоварищами, предчувствующими и понимающими друг друга.

В квартире чемоданы, походная кровать, ящики, кули, бочки — 36 мест. Денежные дары: «…Ведь мы вас знаем, читали…». Почему я еду? Ужас ожидания неизбежности отнял бы у меня способность работать, изнылось бы моё сердце. Где уж тут писать статьи о вопросах гражданской жизни?! Один выход — бежать туда, где страдают, и там, исполняя обязанности матери, сестры, няньки, стряпухи, подкармливая и выхаживая раненых, забыть собственный страх и довести себя до такой покорности, когда вся молитва к Господу будет сосредоточена в одном вопле: «Да будет воля твоя!!!»[511]

Война в её жизни

14 апреля 1904 года.

…Выехала из Петербурга со сводным отрядом сестёр милосердия и волонтёрок[512] Свято-Троицкой, Покровской, Евгеньевской и Георгиевской общин. В Москве присоединились сёстры Иверской, в Саратове — Саратовской общин. Ехали не в порыве, а с убеждением, что принесём пользу. Среди нас: графиня Игнатьева, княгини Урусова и Оболенская, баронесса Мейндорф, Куколь-Яснопольская (племянница министра путей сообщения), Павлова (жена помещика), Бекаревич (вдова офицера), Лошкарёва (дочь бывшего губернатора), курсистки и другие. Все прекрасно знают английский, французский или немецкий языки.

В Челябинске встретились с летучим отрядом шталмейстера Двора[513] генерала В. П. Родзянко с пятью докторами-немцами, в том числе тремя баронами из Лифляндии и санитарами — дерптскими (юрьевскими) студентами…[514]


23 апреля, Тайшет.

…На станциях Рязань, Самара, Златоуст кормили ужасно. Я окончательно перевела часы на местное время. Ложусь и встаю по-сибирски и выходит, что сплю очень мало. Раньше 12 заснуть не приходится, а встаёшь в 6. Спим плохо. Ночью шёл сильный дождь. Поезд громадный — 35 вагонов, по ночам тревожные свистки и внезапные толчки. Утреннюю молитву читаешь, глядя в бесконечное небо. Молишься за тех, которые ждут нашей помощи, за тех дорогих, кого мы добровольно оставили. Я никогда не молилась так искренне, с таким доверием к Божьему Провидению, как теперь.

На станции Ольгинская решили отслужить всенощную. Со священником саратовского отряда дошли через поле до церкви. Появились жители. Пели сами сёстры. Местный священник передал на раненых 55 полотенец и до 200 аршин холста. Буфеты на станциях становятся хуже и дороже. Получили телеграмму о сражении на Ялу 18 апреля — 800 раненых! Да будет воля твоя!


24 апреля, станция Тулун.

…С тех пор, как я ношу передник с крестом, косынку сестры милосердия и веду размеренную жизнь, мне стали дороги и все подобные общины.

На станции Зима отправилась с сестрой к местному священнику. Посёлок не более 20 дворов. Матушка, дети, церковноприходская школа, 32 ученика. Расстались, как добрые друзья…


27 апреля, станция Инокентьевская.

…Идиллия отлетела от нас. Пьянство санитаров и кражи у сестёр. «На ходу» (в Саратовской общине) врач сделал мне прививку от оспы…


29 апреля, Иркутск.

Последний приют нормальной жизни. Столпотворение военных, лошадей, музыка. Застали санпоезда великих княгинь Марии Павловны, Татьяны Николаевны, Марии Николаевны, Анастасии Николаевны. Все рвутся вперёд…[515]


1 мая, Иркутск.

…Холод, идёт снег. К эшелону присоединили 3 вагона третьего и четвёртого классов, которые сёстры сами вымыли водой и нашатырным спиртом, очистив от тараканов и грязи, оставленных солдатами[516].

Я видела Карпаты, Альпы и горы Италии, но Байкал произвёл на меня более сильное впечатление. Переправлялись на ледоколе-пароме, куда вкатывали вагоны…[517]


9 мая.

…В Танхое всю ночь и до полудня стояли на площадке между путями в непромокаемых плащах, прикрыв вещи. Остались бы и без пищи, не помоги нам сторожа. Мой багаж — 36 ящиков провианта — сдала на склад. Встретила адмирала Н. И. Скрыдлова со свитой. Узнав меня, пригласил в вагон, где я застала графиню Игнатьеву. Далее ехала с объединённым Всероссийским дворянским отрядом М. А. Стаховича…


13 мая.

…Между докторами едет хирург — княгиня Гедройц, бывшая старшим врачом больницы одного из заводов Орловской губернии. Прошла ужасная ночь с бурей и снежной метелью.

На станции Маньчжурия контроль. Не пропускают женщин, не приписанных к общинам или поезду. Вернули корреспондентку «Нового Времени» М. Я. Пуаре. Если бы я не имела официальных бумаг от Красного Креста с занумерованной перевязью, то и меня постигла бы та же участь…[518]


20 мая, Харбин.

…От Маньчжурии пришлось ехать в вагоне 3-го класса с санитарами. Ночь под Хинганом. В поезде едут инженеры во главе с Горбацевичем и Гариным-Михайловским. Хайлар — первый китайский город на моём пути.

В Харбине я нашла радушный приём в главном управлении Красного Креста и получила попечительство над 1-м военным госпиталем. После совещания у генерала И. П. Надарова собираюсь ехать в Ляоян, Мукден и везти раненых под Тюренченом на барже по Сунгари и Амуру до Хабаровска. Живу в Новом Харбине в единственном 3-этажном доме…[519]


23 мая.

…Первое общение с тяжелораненым. Он пытается говорить и просит образок на шею. Я сижу у него на кровати, вытираю платком пот с его лица, а за моими плечами уже дышит холодом смерть, давно вошедшая сюда и почему-то не решающаяся прекратить страдания своих жертв…[520]


13 июня, Хабаровск.

…С 9 по 13 шли первым караваном эвакуационных барж по Сунгари[521] и Амуру, а добравшись, передали 240 человек в лазареты. 17-го отправимся в Никольск-Уссурийский и далее — во Владивосток…[522]


Известно, что здесь Надежда Александровна читала лекцию «О положении военных лазаретов на Дальнем Востоке»[523].

Из телеграммы от 18 июля 1904.

ДЕНЬ 16-ГО ПРОВЕЛА В ОТРЯДЕ ГЕНЕРАЛА МИЩЕНКО. ВСЕ ЗДОРОВЫ И БОДРЫ. ВЫЕХАЛА НОЧЬЮ ПОД КОНВОЕМ КАЗАКОВ.