Вот почему так важно продолжать работу с либеральными демократами Чарли Кеннеди и их прикольным двоемыслием. В парламенте не так много либеральных демократов, но даже в этой крошечной группе они воплощают десятки диаметрально противоположных позиций. Например, вы хотите знать, какую политику либеральные демократы проводят по налогообложению, настроены они «за» или «против» 50 %-ной налоговой ставки. Одна половинка вашего мозга полагает, что это совершенно правильно, богатые должны платить больше; другое полушарие считает, что налоги и так достаточно высоки. Вы – идеальный либеральный демократ, с массой противоречий, и ваша партия предоставит вам именно то, чего вы ищете.
Вот что сообщил Крис Хьюн, член Европейского парламента, главный экономист партии, в этой газете 20 сентября 2005 года. «Высшая ставка налогообложения в 50 % с международной точки зрения выглядит совершенно неконкурентоспособной… и есть альтернативные пути перераспределения».
А вот что в этой же газете в этот же день сказал сэр Мензис Кэмбелл: «У меня 50 %-ная налоговая ставка не вызывает никаких затруднений, и я не вижу причин, почему те, кто зарабатывает свыше £100 000, не должны вносить больше». Фантастика! Взятые вместе такие подходы отменяют друг друга, и все сводится к пустой болтовне. То же самое относится к политике либеральных демократов в отношении ГСЗ (государственной службы здравоохранения). Ник Клегг, член парламента, говорит: «Полагаю, роспуск ГСЗ именно то, что необходимо сделать, чтобы превратить ее в более эффективную службу… откровенно говоря, британская служба здравоохранения с ее пороками в сравнении с другими все еще оставляет желать лучшего».
А вот Эван Хэррис, член парламента: «Представителям партий следует понимать, что обсуждать реформу надо в жизнеутверждающих фразах, а разговор о разрушении непродуктивен». И так далее. Винсент Кейбл хочет взимать налоги и тратить. Дэвид Лоз против налогов и трат. Дэвид Лоз высказывается за то, чтобы рынок регулировал здравоохранение. Стив Уэбб выступает против. Только Чарльз Кеннеди способен связать эту коалицию вместе. Теперь совершенно ясно, что, если он уйдет, его заменит тот, кто может рискнуть приблизиться либо к той, либо к другой позиции, а не будет следовать удивительной стратегии либеральных демократов по поддержанию обеих. Партию, вероятно, возглавят люди типа Марка Оутена и Ника Клегга, которые во многом кажутся очень похожими на тори Дэвида Кэмерона. Или партия может полеветь при Саймоне Хьюзе и остальных болтунах, толкущих воду в ступе.
Как и при расщеплении атома водорода, эта микроскопическая партия внезапно превратится в неопределенный протон тори и неопределенный электрон лейбористов. А где окажутся бестолковые независимые члены партии, которые одновременно хотят и высоких и низких налогов? Огромное политически шизоидное меньшинство будет лишено представительства. Это несправедливо.
Боже, сохрани Чарли Кеннеди до этого Рождества.
Кэмерон
Кэмерон знает, как примирить сострадание с консерватизмом.
За последние несколько месяцев я потерял счет людям, которые саркастически спрашивали меня, почему я не участвую в текущей борьбе за лидерство в партии тори. После моего невнятного ответа они неизменно уточняли: «Ну да, а кого вы поддерживаете?» «Дэвида Кэмерона», – мгновенно отвечал я. И до сих пор этот ответ почти всегда вызывал смущенный озабоченный взгляд. Такой бывает у человека, когда он уверен, что наверняка должен знать какое-то классическое произведение, а теперь не может решить, то ли блефовать, то ли признаться в своем невежестве. «Ах, да», – говорят они, а про себя отмечают, что надо срочно разузнать, кто такой Дэвид Кэмерон, а заодно прочитать «Краткую историю времени» Стивена Хокинга и «Детей полуночи» Салмана Рушди.
Я надеюсь, что если кому-то и не известно о достоинствах Кэмерона, то на этой неделе с неведением покончено. Далеко ходить не надо. Брюс Андерсон написал статью о Кэмероне в The Spectator в духе слезливого церковного песнопения. Как старец Симеон в храме, Брюс увидел наше спасение, и, хотя можно не соглашаться с ним, что Кэмерон наш спаситель, светоч просвещения для иноверцев и триумф партии тори, наиболее непредубежденные комментаторы наверняка согласились бы, что это была неделя 38-летнего политика.
Кэмерон – тот, кто наверстывает упущенное. Кэмерон – кандидат, на котором расхождения существенно сократились. И прежде чем они стали еще меньше, я призываю вас выйти и сделать ставки. Это касается моих коллег в парламенте, которые пока не определились. Дэвид Дэвис и Кен Кларк – это два великих человека во всех отношениях. Но не забывайте и о себе. Представьте: возможно, сейчас наступил момент прицепиться к вагону Кэмерона по той абсолютно циничной и шкурной причине, что он не только лучший кандидат, но и выиграет выборы.
Кэмерон почти нашел язык, который делает значение консерватизма понятным для нового поколения. Мне нравится выражения типа «мы, как и я» в политике. Мне нравится, как он постоянно повторяет «в этом деле мы все вместе». Я достаточно тщеславен, чтобы подозревать, что это он стибрил у меня. Идея проста, но требует пояснения. Неверно представлять себе идеологию тори так: одна часть общества угнетает другую часть общества, а тори-политики при этом ловят кайф от абсолютной идеологической чистоты и нетронутости всего этого.
Это означает признание того, что всегда будут победители и побежденные, и если мы хотим вдохновить людей на победу – что мы и делаем, – то нам следует быть готовыми к тому, что придется заботиться и о проигравших. В этом деле мы все вместе, так как, если люди на дне чувствуют себя в потерянными и проигравшими, тогда они, скорее всего, впадут в отчаяние и пойдут по преступному пути, отчего станет плохо всем, в том числе и им.
Мне нравится призыв Кэмерона, так как он понимает огромную важность оптимизма в политике и подчеркивает, что тори – это партия энергии и возможностей, тогда как Лейбористская партия Гордона Брауна, как ни крути, всегда будет строиться на политике козней, зависти и презрения. По сути, мне в его речи понравилось все, и многое меня восхищает. Поэтому я закончу парочкой предостережений моим друзьям-«модернизаторам». Во-первых, я так и не понял, что мы понимаем под «модернизацией».
Если бы я делал выбор, я бы устал слушать, что тори поют по поводу того, хорошие они или плохие, педики или нормальной ориентации, большая у меня задница по сравнению с другими или нет, и все такое. А что это за разговоры о «переменах»? Если мой слух не изменяет мне, кто-то сказал с трибуны, что мы, тори, должны теперь поменять походку, манеру говорить и гендерный состав партии. Ну, я не думаю, что нам следует усугублять трудности национального здравоохранения и выстраивать тысячи карьеристов тори в очереди на прием к логопеду или на операцию по смене пола. С точки зрения избирателей, эта затея со сменой нашей внешности глупа, отдает нарциссизмом и не имеет никакого отношения к их проблемам. Никому нет дела, носим мы галстуки или нет, надеваем бейсболки или танцуем брейк-данс на променаде в Блэкпуле.
Им интересно, и это второй момент, как ими управляют. Мы, тори, должны прояснить, что такое новый сострадательный консерватизм, ни в коем случае не забывая о том, что, предлагая людям голосовать за нас, мы в сущности просим их взять на себя бремя налогов и трат и что наша первоочередная обязанность – это ввести новый и более разумный – и более консервативный – стиль экономического управления. Похоже, мы сталкиваемся с Гордоном Брауном в тот момент, когда результаты его деятельности кажутся все более уязвимыми. Инфляция растет, розничная торговля испытывает трудности, а он не сократил ни одного из 84 000 рабочих мест, которые обещал урезать в государственном секторе. А это значит, что госсектор продолжает расширяться, а Браун забирает все больше денег из частного сектора на его расширение. И не направляет их на повышение благосостояния или создание новых рабочих мест. И при этом никакой реформы, которая реально улучшила бы положение дел в госсекторе, не проводится.
Было бы, конечно, ошибкой идти на следующие выборы с обещанием существенно сократить рабочие места в госсекторе. С точки зрения завоевания избирателя это было бы глупо, ибо 800 000 новых чиновников, которые появились при Гордоне, имеют не только работу, но и семьи; у них голоса. Но тори не следует забывать, что миллионы людей смотрят на них с надеждой, что их спасут от сборщиков налогов, – и эти миллионы отнюдь не самые богатые, а самые бедные в обществе, и платят они смехотворную долю своего дохода в виде налога.
Конечно, тори должны вновь открыть для себя сострадательный консерватизм. Но особенно важно в следующие несколько лет показать, что вы можете проводить сострадательную политику в пользу бизнеса и предпринимательства и способны постепенно сократить расходы и налоги таким образом, чтобы это устраивало всех. Вот эту взаимосвязь мы и должны продемонстрировать. Это предстоит делать Кэмерону, и Кэмерон подходит для этой работы.
Кто такие британцы?
Никогда еще британцы не ощущали такой угрозы. Не проходит и месяца без новой элегии Роджера Скрутона или Питера Хитченса с названием типа «Смерть Британии» и оплакиванием нашей исчезающей древней нации. Откуда такая угроза? Существует ЕС с неутолимой жаждой гармонизации национальных различий. Есть лейбористские конституционные реформы, которые раскололи страну и вызвали волну английского национализма. Делаются попытки уничтожить все то, что сильно напоминает Британию: охоту на лис, наследственное пэрство, телесное наказание. И наконец, повсюду распространяются политкорректность и сентиментальные ценности американских ситкомов, что особенно проявились после смерти принцессы Уэльской. Страна изменилась, стала более многообразной и толерантной. Что, в общем, неплохо.