Сейчас многие британские консерваторы считают, что эти талибские парни заставляют всех ходить по струнке. Феминистское движение – это не чистая блажь, посмотрите на всех этих педиков и других трусливых мужчин. Найдутся даже бывшие феминистки, как, например, Жермен Грир, которые с извращенным удовольствием заявляют, что женщины в чадре выглядят очень привлекательно.
Эти вопросы могут быть правомерными или нет, но это не суть. Женская эмансипация стала самой крупной социальной революцией после изобретения печатного станка. Пытаясь ей сопротивляться, исламские фанатики позиционируют себя как обреченные культурные луддиты. Позвольте мне сказать то, чего не скажут левые, так как им мешают противоречия в их позиции, – феминистской и вместе с тем релятивистской.
Наступило время согласованного культурного империализма. Они ошибаются в отношении женщин. А мы правы. Мы не можем позволить им взрывать нас. Нужно научить введенных в заблуждение фанатиков воспринимать мир более великодушно. Просвещение женщин – это ответ на глобальную проблему народонаселения. И это окончательный ответ на проблему террора исламских фундаменталистов.
Охота на Усаму.
Сначала мы должны отдать бен Ладена под суд
Предположим, вы один из парней поисковой разведгруппы «Браво-два-ноль»[217]. Вас забросили в холодную пустыню Тора-Бора[218], и вы оказались посреди разрушений, вызванных ударами по позициям «Аль-Каиды» осколочными авиабомбами с настильным разлетом осколков. Вокруг ужасающий лунный ландшафт, земля усеяна кусками взорванной породы, окровавленной одеждой, чайниками, пищевыми консервами и останками арабских террористов.
Затем, как солдат в поэме Уилфреда Оуэна, вы, спотыкаясь, входите в темный туннель, заполненный мертвыми телами. Вдруг перед вами поднимается одно из тел и, как излагает поэт, горестно вздымает руки, словно воздавая хвалу. Вы смотрите в его темные глаза и сразу же узнаете этого человека.
Его тюрбан слегка сдвинут набок, щеки грязные, но это он. Это лицо – причина тысячи воздушных ударов и конечная цель войны с террором. Это Усама бен Ладен, весь израненный, и, вопреки всем предсказаниям, он пытается сдаться. Человек, который толкал на смерть сбитую с толку молодежь, делает жалкую попытку спасти собственную жизнь.
Что вы сделаете? Прикончите его? Можно случайно нажать на курок – и, бах, нет бен Ладена. Если это сделать, вряд ли кто на Западе осудит вас. Но в The Guardian, разумеется, появятся длинные передовицы, осуждающие принцип стрельбы на поражение вооруженных сил Ее Королевского величества, а Джон Пилжер[219] заявит, что вы военный преступник.
Но почти все другие уравновешенные представители человечества, услышав новость, что бен Ладена как бы случайно прикончили британские десантники в горной пещере, скажут, что так ему и надо. Среди общего восторга с облегчением вздохнут в Вашингтоне и Уайтхолле: главную проблему дипломатов и военных решили одной пулей. Но может случиться, что у вас рука не поднимется забрать жизнь таким образом.
Не важно, насколько вы обозлены и насколько ярко помните события 11 сентября, но, целясь винтовкой ему в грудь, вы можете подумать, что британских солдат не учат убивать людей, когда они сдаются. Вас может внезапно охватить чувство раскаяния и смутные воспоминания о Женевской конвенции.
И если вы такой щепетильный, мои симпатии на вашей стороне. Конечно, круче всего убрать террориста-маньяка в ближайшие дни либо из карабина М16, либо из джезайла[220] стоимостью 10 монет. Но это не самый лучший выход. Бен Ладена следует отдать под суд. Но не в Британии, а там, где он организовал самый крупный и кровавый теракт, – в Нью-Йорке.
Его надо судить, так как только суд был бы самой основательной и красноречивой демонстрацией различий между нашими и его ценностями. Он хотел убить как можно больше невинных людей. Мы хотим справедливости. Этот суд завершил бы трагический цикл «Орестеи» и утвердил бы триумф разума над безумием и мщением.
Но есть и такие, которые обеспокоены тем, что суд даст ему возможность привлечь к себе внимание. Они говорят, что если сажать неделя за неделей бен Ладена на скамью подсудимых, то это лишь создаст ему ореол мученика и арабская «улица» просто взбунтуется, увидев, как с ним обращается Запад. Уже сейчас многие считают его мучеником и героем. Вполне вероятно, что судебный процесс выявит жесткость и никчемность этого человека, путаницу в его убеждениях, банальную продажность его политики.
Усама бен Ладен – это не современный Сократ, мудрец, самозащита которого могла, как говорят, пристыдить самих обвинителей и запомнилась на века. Усама и ужасен и смешон одновременно, и суд продемонстрировал бы это. Если суд действительно способен вызвать волнения на арабских базарах, то это небольшая цена за то, чтобы показать восточным базарам, как мы на Западе соблюдаем законность.
«Вполне справедливо, – говорят противники судебного процесса, – но вы уверены, что мы добьемся обвинительного приговора? А если суд превратится в фарс типа О. Джей[221] бен Ладен, гротескную пантомиму высокооплачиваемых адвокатов в области прав человека, пытающихся заморочить присяжным голову?» На это можно ответить только одно: улики по теракту 11 сентября четко указывают на бен Ладена как главного виновника этой бойни. И теперь это, во многом благодаря похвальбе самого бен Ладена, уже не оспоришь.
Кажется немыслимым, что, представ перед нью-йоркским судом, бен Ладен не будет признан убийцей. «Да, – говорят противники суда, – но как насчет присяжных? Не станут ли они и судьи потенциальными жертвами эскадронов смертников бен Ладена?» На что вам резко возразят, что если бы безопасность судей была главным соображением для судебной системы, то никогда не было бы судебных процессов над мафией. Весь смысл правосудия, весь смысл антитеррористической войны в том, что мы верим в надлежащую правовую процедуру и защиту цивилизации от варварства.
«Хорошо, – говорят противники судебного процесса, – но как вы можете отправить его в Америку, где не отменена смертная казнь? Действительно, в данное время существует абсурдное положение, по которому мы не можем передать его Америке без гарантии, что его не казнят. Однако это положение не действует, если мы захватим его в Афганистане, где британские военные могут отдать его американцам без такого соглашения. Да, в случае нашей передачи американские солдаты могут и поджарить бен Ладена. Но я бы не стал чересчур убиваться. Тем более что сначала они устроят над ним суд.
Пока озабоченный президент бомбит Багдад в 1998-м, ветеран войны в Персидском заливе делится соображениями о нашей предыдущей неудаче.
Мы упустили шанс прикончить Саддама
Итак, все. Миссия выполнена. Саддам «низложен» к удовлетворению Вашингтона и Лондона. Его «взяли измором», как прекрасно выразился Колин Пауэлл.
Сотни летающих ракет, каждая стоимостью $1,3 млн, разнесли на куски всю недвижимость Багдада. Иракцы хоронят погибших, ухаживают за ранеными и ходят с совками для мусора и вениками.
И кто выступает по радио и говорит людям, что они вели себя как герои? Опять не он? Не этот старик с усами моржа? У него не хватило порядочности сгореть от стыда за те разрушения, которые он навлек на свою страну?
Восемь лет назад Запад отправил полмиллиона человек на войну с этим человеком. Но результат все тот же, хотя кампания другая. И он вновь клянется мамой отомстить.
Почему мы всегда даем ему уйти? Эту ошибку, очевидно, совершили 28 февраля 1991 года, когда фактически окончилась война в Персидском заливе. Полковник Майк Викери вспоминает это с горечью.
За три дня напряженных боев его 53 танка «Челленджер» 14/20-го Королевского гусарского полка прошли из Саудовской Аравии на север в Ирак. Затем они повернули на восток в Кувейт, крушили на своем пути бункеры, уничтожали солдат противника и тысячами брали их в плен, как он говорит, «с применением значительного насилия».
Но в 35 км к западу от Кувейт-Сити полк остановили.
«Это было, как мы говорим, End Ex – окончание учений. Мои солдаты были поражены тем, что мы не добили Саддама. А потом мы узнали, что он повернул армию против своего же народа. Мы испытывали потрясение, смешанное с отвращением».
Его продвижение остановили публичные протесты, последовавшие за бомбежкой автострады № 6, известной как «стрельба по индейкам». Расстреляли иракцев-беженцев, уходящих на север по дороге в Басру.
В действительности, похоже, многие автомобили уже были брошены. Но для СМИ – которым для возмущения не хватало жертв на Западе, – это было настоящим зверством. Вашингтон немедленно приказал генералу Норману Шварцкопфу прекратить огонь.
«Это ускорило конец войны, – говорит Викери. – Такие дела – плохой пиар. А пиар имеет большое значение».
Беда заключалась в том, что Саддам, безусловно, еще не выдохся. «Он – безумец, но прекрасный шахматист. Он отдал нам все пешки, а более сильные фигуры переместил в тыл и почти ни одной из них не потерял. Они должны были стать его мощной базой после войны».
Союзники могли уничтожить эти силы, не нарушая мандата ООН, считает Викери. «Британские подразделения могли продолжать наступление. Мы могли сбалансировать наши силы и запереть его в котле под Басрой. Могли, но не сделали. Мы не хотели продолжать и убивать невинных иракцев. Мы хотели закончить свою работу.
«Мне очень хотелось остановить его, чтобы он перестал уничтожать болотных арабов