10
Интенсивность боли: 1
Настроение: паранормальное
11
После всего этого мне стало здорово не по себе. Конечно, я никогда не отрицал сверхъестественного, был не чужд мистики. Верил в предыдущие жизни и в реинкарнацию. Верил, что есть способы выйти за пределы сиюминутной реальности. Но такое абсолютное всеведение ошарашивало. Можно подумать, ведунья прочла роман о моей жизни.
Да, верно, именно та женщина из приемной магнетизерши мне и приснилась. И этот сон не давал мне покоя. Иной раз так хочется, чтобы красивые сны стали явью. Мне запомнилось одно интервью Джона Леннона, где он говорил о Йоко Оно. Она приснилась ему до того, как они познакомились. Он мог бы точно описать ее, хотя никогда прежде не видел, – сновидение предвосхитило реальность. Когда же он встретил Йоко, его сознание и подсознание сомкнулись. Я не знал, что получится у нас с этой женщиной, я вообще ничего о ней не знал, мы были вместе всего несколько минут, но я страстно желал снова ее увидеть. Только не смутит ли ее моя настойчивость? В подобных ситуациях женщины, наверное, испытывают двойственные чувства. С одной стороны, им должно льстить, что какой-то мужчина хочет разыскать их любой ценой; с другой – такая горячка может их отпугнуть. На деле ни то ни другое ко мне не относилось. Просто подсознание напомнило, как мне было с ней хорошо и просто. Такая вот телесная подсказка иной раз необходима. Возможно, ничего из этого не выйдет, но мне хотелось убедиться наверняка. Чтобы потом с чистым сердцем[30] сказать себе: я хотя бы попробовал.
Магнетизерша отказалась давать мне телефон незнакомки. Но, увидев мою огорченную физиономию, все-таки назвала день и час, на которые она была записана. Итак, назавтра я явился, положившись на силу своего сна и на свое предчувствие. Я видел, как она вошла в подъезд, и стал поджидать ее снаружи. Как оказалось, моя потускневшая память слегка исказила ее образ. А сон преобразил еще больше. Это была, так сказать, она и не она. Мне даже нравилось такое наложение двух женских образов. Однако все это, в сущности, не имело никакого значения. Я ждал ее, и сердце билось так сильно, как давно уже не бывало. А спина в это время совсем не болела. Видимо, сердце и правда командует всеми нашими чувствами, и потому когда оно просыпается и дает о себе знать, то заглушает все прочие импульсы. Все исчезло, только сердце изумленно билось во мне, возвращенное к жизни.
Через час она вышла. Я тотчас понял, что интуиция меня не обманула. Мое тело портило мне жизнь, но оно же было способно все наладить. Мне не хватало этой женщины. Несмотря на то, что я ни секунды о ней не думал, пока не увидел ее во сне. Оказывается, можно скучать задним числом. Увидеть человека – и осознать наконец, какой брешью зияло его отсутствие. Как же к ней теперь подступиться? Подойти сразу, как только она появилась, мне не хватило смелости. Оставалось только двинуться следом. Шла она быстро, приходилось поторапливаться. Казалось, чем дольше я медлю, тем стремительней делается ее шаг. Я трусил все больше и больше. Еще решит, что я психопат, хотя я в жизни не чувствовал себя в столь здравом уме. Какая-то ясность снизошла на меня, нерезкая, покойная, мягкая, как воздух в горах Швейцарии.
Она остановилась у пешеходного перехода. Я оказался прямо за ней и легко мог уж как-нибудь да привлечь ее внимание. Сердце мое затрясло свою клетку. В голове пронеслось все, что я мог бы сделать и сказать, но увы… я стоял как пень, не смея и рта раскрыть. Светофор перемигнул на зеленый, и мы снова тронулись, она впереди, я за ней.
Я все не решался ее окликнуть. Может, разыграть случайную встречу? Забегу вперед, развернусь и пойду обратно. “Ну надо же, какая приятная неожиданность!” Я было прибавил шагу, но тут же раздумал. Глупость это, какой из меня актер. Я должен сказать все как есть. В конце концов, мы уже знакомы. Чего уж проще. Мы пили вместе кофе. И так легко нашли общий язык. В моем поступке не было ничего предосудительного. Наоборот, она наверняка мне обрадуется. Так почему же я никак не соберусь с духом? Она внушала мне робость – другого объяснения не было. Она чуть замедлила шаг, я по-прежнему тащился следом, мучаясь сомнениями и растеряв последние остатки мужского искусства обольщать женщину. Да, так и есть. Я совсем разучился. Забыл, как это делается. Всё, женщины не для меня… Время страшно тянулось, хотя несуразная эта погоня продолжалась самое большее три минуты. К счастью, наконец что-то изменилось. Она вдруг остановилась. Пришлось и мне замереть.
Если она обернется и увидит, как я тут стою столбом, нелепость ситуации перечеркнет всякую надежду на будущее. Но именно это и произошло. Она обернулась, и мы очутились лицом к лицу. Она посмотрела на меня в упор. Без слов. Наверняка подумала, что я спятил. Странная это была сцена. В молчании мы стояли вдвоем в клокочущей городской толпе. Не шевелясь. Ни дать ни взять образчик современной живописи, непостижимый на взгляд прохожих. Мы помедлили в этом янтарном сгустке времени. Город вокруг словно растаял. Мы были одни на свете.
Часть пятая
1
Прошло несколько недель. Я никогда еще не жил такой бурной жизнью. Не вылезал со стройки. Приходилось пошевеливаться, поскольку на время ремонта гостиница была закрыта. Я нанял себе в подмогу двух знакомых поляков. А новую квартиру устроил себе из двух соседних номеров на последнем этаже. Под крышами Парижа… Было в этом что-то студенческое. Каждый вечер я наблюдал, как город мало-помалу одевается тьмой. Наконец-то у меня появилось время любоваться открывающейся панорамой. Мало что может соперничать по красоте с природой. Этот город может. Мы бьемся над тем, чтобы сотворить чудо – в стихах, в живописи, в кино, в музыке, – а оно вот, пожалуйста, рядом, и уже готовое. Наше отношение к родным местам зависит от возраста, от того, что с нами в настоящий момент происходит. Я провел в этом городе – или его окрестностях – всю свою жизнь, но казалось, открывал его для себя в первый раз. Он как бы заново вырисовывался на моих глазах – невероятное и бесконечно привлекательное зрелище.
Мое лирическое томление оборвал приход Эдуара. Карикатурное вторжение действительности в грезы[31]. У него явно что-то стряслось. Поначалу он силился не подавать виду: вяло повосторгался моим новым жилищем, похвалил, едва взглянув, что-то из обстановки. Я налил ему бокал красного, и, не дожидаясь меня, он осушил его одним махом. Это было не похоже на него: он обожал тосты. В его духе было бы провозгласить: “Ну, за твою новую квартиру!” Или повыспренней: “За твою новую жизнь!” Но ничего такого он не сказал. А, выдув вино, тут же протянул мне пустой бокал. На языке выпивох это означало: “Еще”. Он продолжал наливаться вином, и мне не оставалось ничего другого, как спросить:
– У тебя неприятности в клинике?
– …
Он не ответил. Надо было спросить короче: “У тебя неприятности?” А я зачем-то уточнил, как будто у Эдуара не могло быть трудностей, не связанных с работой. Есть люди, внушающие уверенность: в их личной жизни, в их семье все железобетонно прочно. У вас чего только не приключается, на вас обрушиваются тысячи мелких драм, а они никогда не сбиваются с курса: знай катят себе по ровной дороге. До недавних пор я так же думал про Эдуара. Но кажется, сейчас, у меня на глазах, этой стабильности пришел конец – он буквально рухнул в низкое креслице, которое я откопал на барахолке.
– Да что стряслось?
– …
– Ну, расскажи! Я же вижу, что-то случилось. Ты сам не свой.
– Сильви.
– Что Сильви?
– Она… ушла от меня.
– …
Мы с Сильви не виделись с того самого утра, когда она меня домогалась. Я предпочел держаться подальше от их семейного очага. Кстати подоспел и предлог – я с головой ушел в строительство. Мы частенько перезванивались с Эдуаром, но мне не хватало духу поинтересоваться, как там Сильви. Да и она, наверное, чувствовала себя неловко и только рада была, что меня не видно.
– Но почему? Вы что, поссорились?
– Нет. Если бы.
– Тогда в чем же дело?
– Все произошло очень мирно. Сильви спокойно объявила, что уходит. Как будто задумала это давным-давно.
– Сочувствую.
– Самое ужасное, что у нее кто-то есть.
– Кто-то есть? Нет… быть не может…
– Но это точно. Кошмар какой-то!
– Ох…
– Сущий кошмар.
– И… ты… знаешь, кто это?
– …
– Она тебе сказала?
– Да.
– …
– Это и в самом деле ужасно. В жизни не думал…
– Может, она сама не знает, что делает. Наверняка у нее просто срыв.
– Нет никакого срыва. Я видел ее глаза. Ни малейших сомнений.
– …
– Она влюбилась. Это же заметно. Смотреть противно.
– …
– Она ушла к женщине.
Онемев, я переваривал это известие. Сильви, к женщине. Она, так любившая мужчин. Помню первые годы нашей дружбы: когда мы встретились, только одно и было у нее на языке. Ей так хотелось, чтоб вокруг нее вились мужчины. И это, на мой взгляд, доходило до неприличия. Да и теперь вот – на меня-то как набросилась! Видимо, то был последний всплеск.
– Я привил ей отвращение к мужскому полу. Можешь себе представить? – хныкал Эдуар.
– Что ты, не говори так.
– Но так и есть.
– По мне, так это даже не так обидно, если от тебя уходят не к мужчине, а к женщине.
– Только не Сильви. Уж я-то знаю, она не лесбиянка. Дело во мне. У кого хочешь отобью вкус к разнополой любви.
– Не болтай ерунды.
Но Эдуар твердил одно и то же, вливая в себя бокал за бокалом. Конечно, ему приходилось очень туго, зато он теперь мог “начать все сначала”. В таких случаях наши близкие употребляют смехотворные выражения, которые ничего не значат[32]