Гости охотно откликнулись на приглашение, а тех, кто предвкушал мой провал, ожидало разочарование. Из самолюбия и желания продемонстрировать, что он совершил ошибку, я пригласила переметнувшегося художника, и его разочарованное лицо вызвало у меня краткую вспышку торжества. Атмосфера была праздничной, галерея бурлила, как я и мечтала. Я переходила от группы к группе, что-то обсуждала с коллекционерами, льстила тщеславию моих художников, следила, чтобы у всех было шампанское… Я постоянно встречала полный гордости взгляд отца, которого явно радовало, что он в гостях у дочери, а уже не в своей галерее. Из глубин памяти вдруг вынырнуло воспоминание, и я внезапно поняла смысл странной фразы, произнесенной папой несколькими неделями раньше. Он тогда упомянул, что реально возглавил галерею и перестал поступать с оглядкой на дедушку, когда от него ушла мама, а он целиком погрузился в работу и в воспитание дочки. Галерея была его спасательным кругом. Может, в ней и мое спасение? С точки зрения стороннего наблюдателя этим вечером я чувствовала себя как рыба в воде. Однако в моей душе царила неизбывная грусть. Я болтала, шутила, улыбалась, очаровывала своих гостей, но была совсем одинокой среди них. Я наблюдала водоворот приглашенных, их восторженные лица, однако сама оставалась где-то сбоку, в стороне, хотя и участвовала в празднике. А ведь я была в своей стихии, в своем мире, в своей вселенной — той самой, что наконец-то начала наполняться смыслом, которого ей до сих пор не хватало. На меня накатывали волны радости, я хотела бы прокричать о ней всему миру. Заявить: я своего добилась, это моя галерея, вот я какая. Но я сглаживала эти волны. Цена, которую пришлось заплатить, оказалась слишком высокой. Имело ли все это хоть какую-нибудь ценность без Ксавье? Без его внимания, без его поддержки. Галерею я не утратила, наоборот, я вступила в реальные права владения, но его-то я теряла. И не сбивалась ли я сейчас с пути, ведь до сих пор я пребывала в согласии с женщиной, живущей во мне?
— За тебя, Аванита, дорогая!
Неожиданное появление Кармен застало меня врасплох, но мы чокнулись, не отрывая друг от друга глаз.
— Это настоящий успех. Ты отпустила себя, передо мной снова та девушка, с которой я познакомилась в Буэнос-Айресе. Ничего не боящаяся, энергичная, страстная вопреки нанесенной ране. Причем боюсь, что догадываюсь, кто ее нанес…
Она надавила на больное место.
— Кто это? — Кармен неожиданно сменила тему. — Уверена, что где-то встречала его, но не помню где…
Мне не пришлось оборачиваться, чтобы понять, что Саша пришел. Откликнулся на приглашение. Допущенная ошибка заставила меня покачнуться. В вечер аварии Кармен видела его в зале ожидания скорой помощи. Сколько ей понадобится, чтобы вспомнить?
— Ава? — позвала она меня, атакованную паническими мыслями. — Раз он здесь, он тебя знает, и он не отрывает от тебя глаз.
Я поискала Сашу по сторонам и незамедлительно нашла. Он, как всегда, казался загадочным. Время застыло.
— Подойди к нему, Аванита, дорогая. Тебе же очень хочется это сделать, а он ждет не дождется тебя.
Я впилась в нее взглядом. Ее лицо было ласковым, и я не заметила на нем ни осуждения, ни упрека, но тот факт, что она меня так быстро раскусила, выбил меня из колеи.
— Я тебе все расскажу, Кармен. Не надо… Я пропала…
Она осторожно поправила прядку волос, опустившуюся на мою шею.
— Ты мне ничего не говорила… Я обижена… Но я тебя понимаю… Давай, иди…
Я направилась к Саше, и он тут же двинулся в мою сторону.
— Вы пришли. — Я обошлась без вступления.
— Я долго колебался, но не справился с искушением.
Мы могли бы долго стоять, всматриваясь друг в друга, в гуще гостей, которых для меня, как и для него, больше не существовало. Почему, ну почему его присутствие успокаивает меня, избавляет от не отпускающего чувства одиночества? Почему он и почему не мой муж? С каждой секундой меня все больше одолевали двойственные эмоции… А он-то чего ищет у меня? Чего не находит у своей жены? Заострившиеся черты лица выдавали муку, которую он терпел и которая перекликалась с моей. Какая-то сила толкала нас друг к другу с нашей первой встречи. Я неожиданно со всем смирилась, на моих губах появилась улыбка, из его взгляда понемногу исчезло напряжение.
— Я покажу вам галерею?
— Не хотелось бы отвлекать вас.
— Я в вашем полном распоряжении. Только, прошу, не сбегайте, если мне придется вас ненадолго оставить.
Я потупилась, осознав чудовищность своих слов.
— Все в порядке, Ава, — прошептал он.
Я провела его по всем трем залам галереи; проходя мимо официанта, он взял с подноса два бокала шампанского, протянул один мне, и нам хватило такта не чокаться. Я представляла работы художников, исподтишка указывала ему на их авторов. Перед скульптурами Кармен он лишился дара речи, они были жесткими: когда она изобличала несправедливость, в них кипела ярость, а ее обнаженные фигуры были невероятно эротичными. Я решила ничего не скрывать.
— Должна признаться, Кармен была со мной в отделении скорой помощи, и она может вас узнать. Как-то я не сообразила, мне очень неприятно.
Он нахмурился.
— Я не намерен возвращаться к той ночи, особенно сегодня вечером; иногда я пытаюсь мысленно воспроизвести ее, однако, как ни напрягаю память, мне удается извлечь из нее только саму ситуацию и… вас.
Воспоминание о ночи аварии рассеялось, стоило мне показать Саше полотна Идриса. Он мгновенно влюбился в них, и это доказательство Сашиного художественного вкуса тронуло меня до глубины души. Я рвалась познакомить его с другими работами, но он не мог оторваться от этих картин, и больше всего ему нравилась та, которую Идрис написал для меня. Саша был околдован и забрасывал меня вопросами о его творчестве.
— Знаете что, спросите самого Идриса, он немного робкий, зато лучше всех говорит о своих полотнах. Пойдемте.
Я вела Сашу сквозь толпу, заполонившую галерею, его рука лежала на моей пояснице. Тепло его ладони проникало сквозь тонкую ткань платья, и я словно летела по воздуху. Я чуть повернула к нему лицо, он сделал то же, его рука стала более настойчивой, я на миг зажмурилась, а потом мы опять двинулись вперед. Этот жест, который для любого стороннего наблюдателя был простым знаком вежливости, для нас двоих приобретал совсем другой смысл. Когда я все же нашла Идриса, он разговаривал с Кармен. Не очень-то мне везет.
— Идрис, позволь представить тебе Сашу. Он очень заинтересовался твоей живописью.
— Рад с вами познакомиться. — Саша протянул ему руку, после чего обратился к Кармен: — Я восхищен вашими скульптурами, они просто потрясающие.
Кармен от комплимента зарозовела, но быстро взяла себя в руки и принялась наблюдать за Сашей более пристально. Вдруг ее зрачки расширились, и я поняла, что она вспомнила. Саша тоже догадался и с вызовом посмотрел на нее, в его взгляде читались твердость и боль. Не знаю почему, но я вдруг почувствовала себя защищенной. Идрис, не способный оценить накал сцены, продемонстрировал мне, что окончательно обрел веру в себя: он потянул за собой Сашу, который пошел за ним, напоследок многозначительно вздернув брови. Я оглядывалась, не в силах оторваться от него. Я опьянела: шампанское, вопросы, страхи, желания, колебания. Да, я была пьяной и потерянной.
— Как ты могла так вляпаться, Аванита? Ты же наверняка страдаешь… будто тебе и без этого не хватает мучений…
Она наклонила голову ко мне, и это движение было таким ласковым.
— Я люблю Ксавье, Кармен.
— Я знаю… Передо мной можешь не оправдываться, есть вещи, эмоции, желания, которые нельзя объяснить, их можно только пережить. Не волнуйся, я всегда готова прийти на помощь…
Вечер плавно приближался к завершению. Я исполняла обязанности хозяйки галереи — провожала каждого гостя к выходу, прощалась. Обернувшись, я увидела рядом Сашу. Ему удалось освободиться от Идриса, но пальто, перекинутое через руку, сообщило мне, что он собрался уйти. Сердце заныло.
— Уже уходите? — спросила я едва слышно.
— Пойду поиграю, мне это необходимо…
Я не могла выдавить ни слова. Как бы я хотела удержать его, пусть он останется со мной. Но у него была веская причина уйти, не поспоришь.
— Ава… спасибо за прием, уверяю вас, такого прекрасного вечера у меня уже давно не было, и я вряд ли когда-нибудь его забуду…
— Желаю хорошо поиграть, — все же сумела выговорить я.
Его лицо напряглось, и я поймала промелькнувшее по нему колебание. Он спустился по ступенькам галереи и ушел. Я проследила за тем, как он открыл дверь в лавку Жозефа, и постояла еще немного, чтобы прийти в себя и не подпустить печаль и сомнения.
Вскоре со мной остались только Кармен и Идрис, чтобы помочь навести порядок. Мое упорное молчание заставило замолчать и их, и гомон праздника вытеснила тишина. В галерее не слышалось ни шороха, смолк даже шум улицы, опустевшей после полуночи. Мне совсем не хотелось, чтобы кончались эти часы забвения и лишенного иллюзий опьянения. Я гасила одну за другой лампы, еще немного, и мне больше нечего будет делать в галерее: отпущенный мне просвет в череде проблем подходил к логическому концу. Тишину нарушила мелодия, донесшаяся из музыкальной лавки.
— Что это? — удивилась Кармен.
— Виолончель.
Я продолжала методично выключать освещение, а все мое существо тянулось к исступленно вибрирующим звукам.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все…
Ей хватило этого, чтобы понять. Идрис, сбитый с толку нашим почти бессловесным диалогом, озадаченно молчал. Когда галерея погрузилась в темноту и осталась гореть только лампочка у входа, я зашла в кабинет за вещами. Идрис и Кармен ждали меня на улице. Я прислушалась, Саша больше не играл.
— Ну что, можем уже идти? — обеспокоенно поинтересовалась Кармен.
Я кивнула в ответ.
— Я тебя провожу, если хочешь, — предложил Идрис.
— Нет, не стоит. Бегите, я сама запру, после этого круговорота спокойствие будет мне на пользу.