— Ава?
Я обернулась. Меня гораздо сильнее, чем я могла предположить, взволновала сама сцена: мы вместе пьем утренний кофе, и у Ксавье почти веселое лицо.
— Хочу попросить тебя об услуге.
— Слушаю.
— Сможешь отвезти меня в лечебницу? Я бы хотел, чтобы ты была со мной.
Вспышка любви в сердце.
— Конечно… Соберусь, и поедем.
Я помчалась по лестнице — никак нельзя, чтобы он увидел мои мокрые глаза.
Я уже входила в душ, когда дверь ванной открылась. Я застеснялась: Ксавье впервые после долгого перерыва видел меня обнаженной в ярком свете дня. Накануне мы, конечно, занимались любовью бурно и без намека на застенчивость, но нам еще предстояло заново приручить простоту и спонтанность каждодневных жестов. Ксавье было так же неловко, как мне. Сбитые с толку, мы долго смотрели друг на друга, и его губы сложились в кривоватую гримасу.
— Мне тоже нужно собраться.
Вместо ответа я улыбнулась ему. По мне текла вода, Ксавье брился, и мы обменивались смущенными взглядами в зеркале. Когда я вышла из душевой кабины, он протянул мне банное полотенце, как делал это раньше.
За всю дорогу мы не произнесли ни слова. Ксавье безостановочно крутил на пальце обручальное кольцо. После аварии я ни разу не заметила, чтобы он это делал. Выходит, к нему возвращаются привычные невротические жесты. Он заставлял себя размеренно дышать. Я не рискнула представить, что он чувствует на пороге возвращения к работе. Я изо всех сил надеялась, что ему будет комфортно и что сегодня вечером он скажет себе: да, я смогу лечить животных, как раньше. С его точки зрения, этот день был обязательной контрольной проверкой, тестом на психологическую устойчивость. Если он сможет проводить в клинике хотя бы по несколько часов ежедневно, ожидая, пока нога полностью восстановится, за его душевное равновесие можно будет не беспокоиться… Когда я припарковалась, Ксавье не шелохнулся, приклеившись взглядом к лечебнице, с трудом сдерживая зашкаливающие эмоции. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и вдруг инстинктивно отпрянул и насупился, внимательно изучая своего временного заместителя, который появился на пороге.
— Он симпатичный, — прокомментировал Ксавье севшим голосом.
— Я тоже так считаю.
Он схватил мою руку и сдавил, едва не расплющив. Наклонившись, нашел мои губы и впился в них поцелуем.
— Спасибо, Ава… Спасибо, что позаботилась о том, чтобы моя лечебница не развалилась вместе со мной.
Я погладила Ксавье по щеке, прислонилась лбом к его лбу, провела рукой по волосам.
— Иди, он тебя ждет, это касается только вас двоих, ветеринаров. Вам нужно многое обсудить. Теперь, когда ты благополучно добрался до места назначения, мне в вашей компании делать нечего.
— До вечера.
Он выбрался из автомобиля, собрался захлопнуть дверцу, но я придержала ее.
— Позвони, когда захочешь обратно, я заеду за тобой.
Он отвел глаза.
— Нет, меня и такси устроит.
— Я могу закрыть галерею, мне не составит труда.
— Ава… я поеду домой, а оттуда в больницу, мне сегодня надо там быть.
— А-а-а…
Новый удар в сердце, на этот раз гораздо более болезненный. Она — он — всегда будет стоять между нами.
— Ну да, — продолжила я, — скрипка… Она обрадуется.
— Ава…
Я на мгновение отвернулась, чтобы взять себя в руки, мне было нечего возразить и не в чем его упрекнуть, я не забывала о кресте, который должна нести. Неистребимое воспоминание о Саше. Когда слабость прошла, я сумела посмотреть на Ксавье, и мое лицо, надеюсь, было более-менее спокойным.
— Все в порядке, хорошего тебе дня.
Он, как мне показалось, все равно нервничал, но ничего лучше я придумать не могла. Он закрыл дверцу и направился к клинике. Его временный заместитель вышел ему навстречу, и они обменялись теплым рукопожатием. Перед тем как войти внутрь, Ксавье обернулся ко мне, я ему усердно помахала, он ответил тем же и приступил к своим обязанностям ветеринара. Я поехала в галерею.
Вечером я первым делом убедилась, что скрипка исчезла из нашего дома. Ни следа. Позже Ксавье в деталях описал мне свой визит в ветлечебницу. Он был вроде бы доволен сделанным и увиденным там, доволен состоянием клиники и своим подменщиком. И хотя Ксавье пришел домой сильно уставшим и с болями в ноге, он собирался появляться в клинике регулярно, возможно, даже понемногу каждый день, чтобы восстановить забытые навыки. Когда тема была исчерпана, мы снова ощутили неловкость: трудно возобновлять нормальную повседневную жизнь. Я делала всякие мелочи по дому, а он пытался читать — но часто отрывался от книги, косился на меня, робко мне улыбался, а потом опять притворялся, что читает. Еще слишком рано, мы только что вновь обрели друг друга, и нам нужно подождать. Впрочем, одну победу мы все же одержали: поднялись в спальню вдвоем, вместе. В постели мы легли лицом друг к другу. Я побоялась спросить разрешения обнять его, и мне нужно было задать ему вопрос, в котором таился риск.
— Ксавье… ты будешь… Ты собираешься…
Нет, у меня не получалось, страх приказывал молчать, я не могла просчитать ни собственную реакцию, ни эффект домино, который она может спровоцировать. Он нежно положил ладонь мне на щеку, ободряя.
— Скажи, Ава… Даже если это сложно сделать, я не хочу больше молчания, иначе мы не сможем двигаться вперед. А ведь мы оба этого хотим и стремимся, чтобы у нас получилось, я прав?
— Конечно… но…
— Это насчет больницы?
— Да.
Его лицо напряглось.
— Слушаю тебя, что ты хочешь знать?
— Ну вот, ты отнес ей скрипку, продолжишь ли ты ее навещать?
Он поджал губы, помолчал, но все же не стал уходить от ответа.
— Я зайду к ней еще раз послезавтра.
Странная фраза.
— Почему послезавтра? И почему один раз?
Вопрос явно вызвал его раздражение и беспокойство. Что я сейчас услышу?
— Я зайду попрощаться.
Мое сердце пропустило удар, и тут уж я ничего не могла поделать.
— Попрощаться?
— Остается последний шанс спасти ее руку, чтобы однажды она смогла играть. Они нашли специализированную клинику рядом с домом. Поэтому они уезжают.
Я заставила себя смотреть ему в глаза, хотя это потребовало от меня безумной, почти беспредельной энергии и воли. Но мне нужно было выстоять. Не позволить Ксавье догадаться, насколько меня потрясла новость. Не дрогнуть, чтобы в его сознание не проник и намек на подозрение. Потому что не отпускающая меня печаль ничего не изменит в наших с Ксавье отношениях. Я люблю его и только его. Я должна заговорить, причем в полный голос, не позволить молчанию затянуться.
— Как ты переживешь ее отъезд? Она помогла тебе, между вами протянулась связующая нить…
— Я принес ей скрипку, и это один из последних шагов к моему искуплению.
— Ты поэтому поехал сегодня в лечебницу?
— Я поехал туда с тобой. Лечебница — это мы.
Он не ответил на мой вопрос, бесполезно повторять его. Он лег на спину, и я больше не могла ничего прочесть на его лице. Я запретила себе думать о чем-либо, кроме него, и придвинулась поближе.
— У меня сегодня все болит, — шепнул он.
— Спокойной ночи.
Я вцепилась в его руку, свернулась калачиком, подкатилась совсем близко к нему и опустила голову, чтобы скрыть грусть. В моей душе все смешалось. С одной стороны — опасения, что мы с Ксавье не сможем выбраться из этой истории вопреки нашей твердой решимости простить друг друга и его решимости простить меня. А с другой стороны — Саша. Человек, поддержавший во мне жизнь, когда мой муж приговорил меня к угасанию. Мужчина, который заметил меня, разбудил, заставил страдать, но одновременно насытил эмоциями. Еще двое суток, и он будет далеко, уедет навсегда. Никогда больше я не встречу его взгляд, не испытаю то, что завело нас бог знает куда, и лишь воспоминания еще долго будут вызывать у меня трепет. Быть может, в будущем мы с Ксавье сумеем зачеркнуть это разрушительное прошлое. Сначала я полагала, что избавилась от внутреннего конфликта, от терзаний последних месяцев, но теперь я твердо знала, что мне суждено снова и снова стирать из памяти Сашу, не подпускать к себе мысли о нем. Ради моего выживания. Ради выживания Ксавье. Ради нашего общего выживания.
Обратный отсчет дней, остающихся до их стремительно приближающегося отъезда, погрузил нас в странную атмосферу. Мы перестали разговаривать. Наш диалог прервался. Каждый осознавал, что большой период жизни подходит к концу. Ксавье наблюдал за мной, чтобы поймать признаки грусти, душевной боли, сомнения. Я искала ту же печаль у него и заодно боялась, как бы он снова не сдался. Констанс изгнала его демонов, ежедневно оставаясь рядом. Справится ли он без нее? Сможет ли жить без этой женщины? Способен ли перевернуть страницу аварии? Перевернуть страницу Констанс в своей жизни? Я надеялась, что их отъезд позволит нам двигаться вперед. Или хотя бы научиться жить с тем, что с нами приключилось. Признать, что все это имело место, что все это изменило нас, но мы можем и дальше идти рука об руку. Что до меня, я на это рассчитывала. Верила, что мне осталось преодолеть последний тяжелый этап, а затем меня примет в объятия безмятежность.
Утром, прощаясь с Ксавье на целый день, я боялась. Это был страх еще раз потерять его. Страх, что он сбежит, заблудится, утратит доверие ко мне. Страх, что пожалеет о своем намерении простить. Я сильнее прильнула к его губам, он дольше удерживал меня и прижимал к груди. Я не сумела остановить пробравший мое тело озноб. Я вложила в поцелуй всю свою любовь. Мне нужно было почаще доказывать ему, что он все-таки может мне верить.
— До вечера. — Я постаралась, чтобы это прозвучало как можно более обнадеживающе.
Он улыбнулся в ответ и проводил меня глазами до двери. Я двинулась пешком по своему каждодневному маршруту, постояла на углу улицы, где была галерея. Перешла через дорогу, подпрыгивая на булыжниках мостовой, поздоровалась, не расплакавшись, с Жозефом и остальными здешними обитателями. Затем открыла галерею, как делала это каждое утро, забросила пальто и сумку в кабинет и по-хозяйски обошла все помещения, зажигая лампы. Нужно сделать этот день таким же, как остальные. И ожидание началось.