Сон пропал. Капитан встал и осторожно, чтобы не разбудить девушку, прошелся по комнате. Итак, машина уехала. Оставалось подождать, не вернется ли. До утра еще долго, Столица спала – самое время для Седого…
Черное авто вернулось неожиданно быстро – через полчаса, – вновь притормозив у четвертого подъезда. Дверца отворилась, Седой вышел, осмотрелся и открыл заднюю дверь…
Четверо – двое взрослых, двое детей, все с вещами. Михаилу даже показалось, что один из детей – мальчик лет двенадцати – держит в руках клетку с канарейкой. Да, они не спешили. Собрали вещи, подождали черное авто с шофером в седом парике… Неужели «Вандея»? Правда, Ахилло знал пока только номер подъезда, но остальное было просто, очень просто…
Вдруг пришла новая мысль: неужели всех беглецов прячут в одном подъезде? Скорее, здесь лишь временный сборный пункт. Но это опасно! Следующей же ночью всех придется вновь переправлять…
Что-то было не так. Оставалось ждать – и наблюдать дальше.
Седой вышел из подъезда минут через десять. Обернувшись, он с минуту смотрел на темный спящий дом. Ахилло вдруг сообразил, что те, кто вошел в квартиру, должны включить свет. К сожалению, это он упустил. В подъезде горели два окна – на третьем этаже и на девятом, – правда, окна убежища могли быть заранее завешены – предосторожность совсем не лишняя…
Седой сел в машину, и через минуту двор был вновь пуст. Ахилло откинулся на спинку кресла и перевел дух.
– Что? Я заснула? – Нина встала и удивленно оглянулась. – Это вы меня укрыли?
– Это агент «Соколиный глаз». Принес свежую информацию о шпионах.
– Вам кофе сварить? – Пассаж об агенте был пропущен мимо ушей.
От кофе Михаил не отказался: сон вновь начал одолевать. Наверно, майору Ерофееву с его опытом пограничной службы было бы здесь привычнее. Впрочем, Ахилло мог быть доволен. То, что не мог сделать ни покойный Айзенберг, ни исчезнувший Сергей Пустельга, удалось осуществить за ночь. Теперь можно разрабатывать варианты. Первое – попросту обыскать весь подъезд. Второе, и более умное, – установить постоянное наблюдение. Третье… Четвертое…
Кофе помог. Михаил почувствовал себя бодрее и вновь взялся за бинокль. Нина накинула пальто на плечи – в комнате было прохладно – и стала рядом.
– Михаил, вы, конечно, про шпионов шутили?
– Конечно, шутил. Шпионов не бывает…
– Ну вот… – похоже, снова обида, – вы еще скажете, что вы ревнивый муж и наблюдаете за женой. Я такое в одной книжке читала.
Мысль была недурна. Интересно, как бы отреагировала девушка, расскажи он правду? Нынешние школьники – народ сознательный: пишут заявления на собственных родителей…
– А вот, смотрите, это не шпионы?
– Где?
Бинокль мигом оказался в руках. Двое – мужчина и женщина: он – с чемоданом, она – с большой сумкой. Похоже, только что вышли из подъезда. Ахилло огляделся, но Седого нигде не было. Интересно, кто это? Может, почтенная пара собирается на ночной поезд, чтобы укатить в Кисловодск?
Они двигались не спеша, похоже, груз тянул руки. Ахилло затаил дыхание: четвертый подъезд! Мужчина что-то сказал спутнице, поднялся по ступенькам, заглянул внутрь… И вот оба уже входят в дверь!
– А я думала, и вправду! – Голос девушки выдавал разочарование. – Они просто в подъезд вошли…
Не отвечая, Ахилло лихорадочно обдумывал увиденное. Эти двое жили в Доме на Набережной, им не требовались ни машина, ни проводник. Тот же Седой мог просто снять трубку телефона и назвать номер квартиры…
Михаил встал, нерешительно поглядел в окно. Конечно, можно рискнуть, выйти на улицу и заглянуть в четвертый подъезд. Почти наверняка вся эта публика наследила на лестничной площадке, найти нужную квартиру будет нетрудно. Десять минут беготни по этажам – и можно звонить в Большой Дом…
Это было несложно, но едва ли Седой столь прост. То, что на убежище вышли только сейчас, было случайностью: у покойного Айзенберга просто не доходили руки до беглецов, он занимался диверсиями и пропустил ночную суету у правительственного дома. Пустельга ухватил за нужное звено, а остальное было в прямом смысле слова делом техники. Едва ли подполье не понимало этого. Седой должен допускать, что в любой момент среди беглецов может оказаться провокатор, машину могут задержать, у подъезда устроить засаду… Неужели он это не предусмотрел? Неужели этот опытный конспиратор не предвидел, что у одного капитана с испорченной репутацией может оказаться красивый немецкий бинокль?
Противника не следовало недооценивать – эта ходячая истина, как правило, подтверждалась практикой. Кажущаяся простота обманывала. Подумав, Ахилло сделал два очевидных вывода: прежде всего, у Седого есть своя служба наблюдения, а возможно, и охрана. Как только Михаил выйдет в этот неурочный час из подъезда, кто-то сидящий у окна тут же даст знать. Во-вторых, Михаил вдруг понял, что самый тщательный обыск не позволит найти беглецов. Их уже нет в подъезде! Как, почему – ответа не было, но сам вывод не вызывал сомнения. Что бы там ни было: тайный лифт, секретная ветка метро, – но подполье предусмотрело все варианты. В крайнем случае, они сменят пункт сбора и усилят осторожность. Даже арест Седого ничего не даст: он будет тянуть время, а затем приведет опергруппу в какую-нибудь опустевшую квартиру, где уже убрано все, включая отпечатки пальцев.
Значит, следовало подождать. «Вандея» умела работать, и случайный провал едва ли погубит подполье. Следовало все обдумать, не спеша, не горячась…
В конце концов Нина, убедившись, что никаких шпионов не обнаружено, а ночной гость упорно молчит, обиженно хмыкнула и отправилась спать.
Ахилло потянулся к папиросам, но переборол себя: задымливать чужую квартиру не хотелось. Можно было потерпеть до утра, тем более что в горле и в самом деле першило…
…Михаил разбудил девушку в начале седьмого. Он был уже одет и, коротко поблагодарив гражданку Шагову за неоценимую помощь, оказанную следствию, откланялся, посоветовав покрепче запереть дверь. Лишний раз напоминать о необходимости соблюдать тайну он не стал. Нина, конечно, помнила его предупреждение, а излишне подчеркивать секретность визита не следовало. Пусть девушка думает, что капитан Ахилло и в самом деле следил за неверной супругой…
На улице было холодно и необыкновенно сыро. Михаил медленно прошел мимо четвертого подъезда, даже не оглянувшись. Неизвестный наблюдатель мог заметить озябшего молодого человека, спрятавшего голову в высоко поднятый воротник пальто и греющего руки в карманах – не иначе гуляку, бурно отпраздновавшего субботнюю ночь…
Дома капитан наскоро перекусил, успокоил встревоженного Александра Аполлоновича и сел за рабочий стол, положив перед собой чистый лист бумаги. Теперь можно начинать: «Начальнику оперативного управления…» Или даже: «Народному комиссару внутренних дел…» Но бумага оставалась чистой. Спешить не следовало и здесь, необходимо подумать о последствиях.
А таковые были очевидны. Дело едва ли оставят Михаилу. Он уже отстранен, так что убежищем займутся другие, а ему в лучшем случае скажут «спасибо». Но не это смущало. Ахилло никому не докладывал о таинственном Седом, значит, его сочтут карьеристом, который хотел выслужиться и тем тормозил следствие. Более того, вся эта история бумерангом ударит по пропавшему Пустельге. Сергей тоже ничего не сообщил начальству об их подозрениях. В лучшем случае Ахилло выкрутится, а его бывшего командира обвинят в пособничестве врагу.
Выступать в роли пионера Морозова не тянуло. Мелькнула мысль посоветоваться с Карабаевым:
лейтенант отличался здравым смыслом. Идея понравилась: можно не спешить, не марать зря бумагу, «Вандея» работала больше года, значит, может подождать еще денек-другой…
И тут Ахилло понял, что не это было главным. Кто бы ни занялся четвертым подъездом: он сам, его «малиновые» коллеги или «лазоревые» конкуренты, результат будет одним и тем же. Рано или поздно в тайное убежище ворвутся крепкие молодцы с наганами наготове и наручниками на поясе. Людей, уже поверивших в спасение, будут бросать на пол, грубо обыскивать, сковывать по двое, заталкивать в «столыпины»…
Еще недавно это воспринималось как должное. Враг выступал в разных обличьях и не всегда походил на диверсанта из кинофильма «Великий гражданин». Нелегалы, спрятанные в неведомом тайнике, тоже опасны, по крайней мере, некоторые, – тут сомнений не было. В конце концов, Ахилло был профессионалом, привыкшим выполнять приказы.
После Крыма, после Перевального и пещеры горы Чердаш все это представало по-другому. Семин тоже был врагом! Злостно скрывшим важнейший природный объект и совершившим нападение на спецгруппу. Но Михаил помнил странные слова, услышанные в зале Голубого Света. Погибший краевед не казался фанатиком, напротив, и в словах, и в действиях его была столь ценимая Михаилом логика. Едва ли директор школы верил в духов и леших. Может, погибший был просто наивным пацифистом? А если он все же прав? Если Голубой Свет, попав к тому же Гонжабову, способен убить, изувечить или свести с ума тысячи, а то и десятки тысяч людей? Тогда кем же был он, капитан НКВД Михаил Ахилло, – пособником убийц? Но ведь это делалось для страны, окруженной врагами…
Вспомнилось слышанное от бхота: на Тибете уже существует какая-то база, где находится аналогичный источник энергии. Значит, механизм уже запущен? Чем это кончится?
Ответов не было, да И не могло быть. Зато по-иному думалось о том, что случилось этой ночью…
Михаил часто слышал от своих старших коллег, что контрразведчик, как и врач, должен помнить главную заповедь: «Не навреди!» Не навредит ли он своей неуместной ретивостью? Ведь от дела Михаила отстранили, и ночная операция более походила на частный сыск, на потуги добровольца-стукача, алчущего премиальных к празднику…
Ахилло повертел в руках ручку и аккуратно уложил ее на место, после чего разорвал ни в чем не повинный лист бумаги на мелкие клочья.
Он так ничего и не решил.
В понедельник утром к подъезду подъехало черное авто с обычными городскими номерами. Молчаливый шофер в штатском не стал интересоваться местом назначения и погнал машину на юг, то и дело меняя маршрут, предосторожность, казавшаяся Михаилу все же излишней. Они ехали в Теплый Стан, на новое место службы опального капитана.