И волосы, медные волосы, заплетённые в толстую косу, и её вздёрнутый подбородок, и даже смешные большие очки — всё это просто убило его. Ромашка попала в него, как в мишень, сразила наповал.
А потом была математика. Семинар. И преподаватель вызвал Сергея к доске что-то решить, но решить он не смог.
— Кто-нибудь может решить? — недовольно спросил математик, и Рита подняла руку. Встала, подошла к доске и легко расправилась с примером. — Вот видите, Мишин, — продолжил математик. — Маленькая девочка, а умнее вас.
Ромашка вспыхнула от смущения, а Сергей — от злости.
На что конкретно он разозлился? Что Риту похвалили, а его поругали? Но при чём здесь была она? Нет, наверное, не на это.
«Маленькая девочка». Эта маленькая девочка ему душу, как половую тряпку, выкручивала, и Мишин мстил ей за это, как мог. Глупый, какой же глупый он был…
Спрятал однажды её очки, которые Ромашка на столе оставила. Она сразу же к нему пошла, встала перед ним и попросила отдать ей очки.
— А с чего ты взяла, что это я? — фыркнул он.
— Больше некому.
— Да ладно? Чуть что — сразу я. Не брал я твои очочки, сдались они мне.
— Не брал? — протянула Рита растерянно. — А кто же тогда взял?
— Откуда я знаю?!
Ромашка отошла, села на своё место, огляделась по сторонам. Она действительно выглядела в этот момент как маленькая потерявшаяся в лесу девочка. А в лесу этом был один очень злой и глупый серый волк…
Сергея тогда что-то кольнуло, и он встал, приблизился к её парте.
— Ладно, я пошутил. У меня твои очки.
Рита поджала губы и вздёрнула подбородок.
— Отдай, Мишин.
Он ненавидел, когда она называла его по фамилии.
— Плохо просишь, морковка. Надо лучше просить.
— Лучше — это как? — возмущённый взгляд зелёных глаз.
— Ну… например, обнять. И сказать: «Серёжа, хороший мой, отдай очки».
Ромашка прищурилась и зло процедила:
— Обойдёшься, Мишин. Я лучше новые очки себе куплю.
И отвернулась.
Он хмыкнул и отошёл, думая, что Рита вскоре передумает. Нет, не передумала.
А очки он ей так и не вернул. Хотел положить на парту, но почему-то не решился «слабину показывать».
Эти очки долго лежали в ящике его письменного стола, и он часто натыкался на них, когда что-нибудь искал.
Но потом, при переезде в нынешнюю квартиру, они потерялись.
Моё настроение все выходные каталось на американских горках. То я ругала себя, на чём свет стоит, то впадала в апатию, то радостно думала: а вдруг всё будет хорошо?
Маман продолжала названивать с упрямством самого упрямого в мире барана. А я продолжала не брать трубку. Не знаю уж, чего она от меня хочет, но точно ничего хорошего.
В воскресенье я ходила в гости к Матвею, своему бывшему мужу. Он вполне успешно женился в тот год, когда я уехала во Францию, и теперь воспитывал очаровательную дочку. Мы с ним продолжали поддерживать хорошие отношения, мне безумно нравилась его жена (а про дочь вообще молчу!), так что в гостях я несколько оттаяла, расслабилась и даже съела два больших куска домашней «Праги».
Я никому не рассказывала, что у нас было с Матвеем, поэтому все знакомые считали, что это была страшная трагедия. Ещё бы — прожить почти десять лет вместе, детей не нажить и в итоге развестись! Ужас и кошмар.
Я не спешила никого переубеждать. Надя, жена Матвея, всё знала, а больше никто и не должен. И я страшно гордилась тем, что они попросили меня быть крёстной мамой для их маленькой дочки…
Хоть какая-то радость от возвращения в Россию.
В общем, в понедельник я шла на работу немного в напряжном состоянии. Расстались мы с Мишиным вроде бы мирно, но вдруг он передумал быть паинькой?
Я пришла чуть раньше, и Вари на месте ещё не было. Зато на моём рабочем столе лежал небольшой букетик из ромашек и белых тюльпанов.
Я занервничала. Сглотнула и огляделась по сторонам. Офис был почти пуст…
Осторожно протянула руку и взяла букет. Понюхала. Обычный запах, никакого перца.
А под букетом обнаружилась маленькая шоколадка, причём нераспечатанная, в заводской полиэтиленовой упаковке. А под ней — крошечная открыточка.
Открывать её было боязно, но я всё же решилась. Чуть вздрогнула, когда оттуда ни чернила не брызнули, ни летучая мышь не вылетела, и вчиталась в написанное.
«Ромашка, прости меня за всё. Особенно за выпускной.
С.М.
P.S. Специально взял шоколадку в полиэтилене — чтобы ты не сомневалась насчёт перца. Она с обычными орехами».
Я растерянно плюхнулась на стул, в одной руке сжимая букет и открытку, в другой — шоколадку. Потом обратила внимание, что у меня есть ещё одно приобретение — небольшая зелёная вазочка, уже наполненная водой. И в неё этот букет прекрасно влез…
Предусмотрительно…
Немного подумав, я осторожно открыла шоколадку. Выбросила полиэтилен, надорвала упаковку, отломила дольку, засунула себе в рот… Вкусно. И перца нет.
Внутри почему-то стало очень тепло. И светло. Будто бы там кто-то лампочку включил.
Я подняла голову… и вдруг обнаружила неподалёку Мишина. Он застыл в паре шагов от моей перегородки и с улыбкой наблюдал за тем, как я жую его шоколадку. С хорошей такой улыбкой, мягкой, как в пятницу, и понимающей.
И я тоже постаралась улыбнуться, хотя мне почему-то очень хотелось плакать.
Удивительно, но он как-то умудрился это заметить. Улыбка угасла, Мишин подошёл к перегородке, обогнул её и сел рядом со мной на корточки.
— Ну чего ты, Ромашка? Невкусно?
Я помотала головой.
— Букет не понравился?
Я снова помотала головой.
— А что же тогда?
Ну вот и как ему это объяснить? А он ждёт объяснений, во взгляде беспокойство… пытается подбодрить меня улыбкой, но она всё равно получается беспокойной.
И я выдавила из себя:
— Я не хочу тебя прощать.
Улыбка Мишина угасла. И я поспешила добавить:
— Не хочу. Но не могу.
И запнулась.
Он, конечно, ничего не понял.
— Ромашка, если ты не хочешь, не страшно. Я подожду.
— Нет, я… Я умом не хочу, а… Какими-то другими органами не могу не простить. Как так, а?
И тут я всё же не выдержала. Продолжала смотреть на Мишина, а у самой слёзы из глаз катились.
Я не всхлипывала, не рыдала, просто сидела — а по щекам текло. Как в дождь…
Сергей нахмурился, встал и огляделся. Не знаю, что он там увидел, но после этого он наклонился, сдёрнул меня с кресла и почти понёс в свой кабинет.
Почему я не испугалась? Понятия не имею. Я немного напряглась в его руках, но больше от неожиданности, чем от неприязни.
Зайдя к себе, Мишин поставил меня на ноги, закрыл дверь, а потом подошёл к своему столу, взял оттуда что-то и протянул мне.
Это были бумажные платочки.
— Держи. Плачь здесь, чтобы никто не видел.
Я нервно рассмеялась.
— Это так важно? Чтобы никто не видел?
— Ну если хочешь, можешь возвращаться, дверь я только прикрыл. Замка-то нет.
Я достала один платочек, промокнула им глаза. Плакать уже не хотелось.
— А у тебя есть зеркало? Мне бы посмотреть, что с тушью.
Сергей покачал головой, а потом сделал шаг вперёд и вгляделся в моё лицо.
— Вроде бы не потекла.
— Хорошо, — вздохнула я, почему-то сразу ему поверив. — Тогда я… пойду?
— Иди, конечно.
Я уже отвернулась и взялась за ручку двери, когда Мишин вдруг сказал — тихо, но очень сердечно:
— Спасибо, Ромашка.
И мне опять захотелось плакать.
Через неделю у Юрьевского родился сын, и вся фирма моментально встала на уши. Самому Максу было ни до чего, он носился счастливый, с сияющими глазами, и чуть ли не в столы врезался. Сотрудники, видя, в каком состоянии пребывает генеральный директор, совершенно расслабились, только поминутно поздравляли Юрьевского, и друг друга, и снова Юрьевского.
Короче говоря, дурдом.
Работать в таком кошмаре было тяжело. Но Мишин всё-таки умудрялся это делать, при этом ещё и постоянно тюкая сотрудников. Лучше всех справлялась Рита, но она всегда умела сосредотачиваться, несмотря на хаос вокруг. И одного придурка-однокурсника.
Скрипя сердцем, как старая несмазанная телега, Сергей оставил Ромашку в покое. Больше не покупал ей ни букетиков, ни шоколадок. Конечно, хотелось купить и подарить, но это значило бы уже нечто иное, нежели просто «прости меня за всё». А Мишин не мог себе этого позволить. Крис там вовсю выбирала платье, кольца, составляла программу свадьбы… И он останавливался на пути к цветочному, закрывал глаза, разворачивался — и шёл в офис с пустыми руками.
В прошлый раз было слишком рано. А теперь слишком поздно.
В тот понедельник шёл дождь и в воздухе начало пахнуть осенью. Мишин сразу понял, что грядут какие-то перемены или неприятности.
Когда он ехал на работу, позвонила Крис. Долго восторженно щебетала в трубку, что нашла самое лучшее на свете платье в интернете, а сегодня вечером помчится на примерку.
— Серж, давай со мной! — умоляла она Мишина.
— С тобой? Котёнок, но жениху же нельзя видеть платье до свадьбы.
«По правде говоря, и не хочется…»
— Ерунда! — надулась Кристина. — Если очень хочется, то можно!
«Вот именно», — подумал Сергей, хмыкнув. Вот именно, что совершенно не хочется. Но Крис так на него насела, что пришлось согласиться.
И только он явился в офис, сел за свой стол и погрузился в очередной проект, как раздался звонок стационарного телефона.
— Сергей, вас с Ритой Раковой вызывает Максим Иванович, — меланхолично пропела в трубку Вика, секретарь генерального.
— Сейчас?
— Конечно.
Их с Ритой, значит. Ну его-то ладно, а вот Рита Максу зачем понадобилась на приватную беседу?
Да ещё и эта её фамилия… Мишин не хотел даже самому себе признаваться в том, что она его дико бесила. Какая такая Ракова? Какой такой Раков посмел прикасаться к его Ромашке?..
«Окстись, придурок. Она такая же твоя, как и Юрьевского, например».