О том, как было бы хорошо никуда не возвращаться…
Я уже давно не спала ни с кем в обнимку. Если, конечно, не считать нашей поездки в поезде, но тогда было слишком тесно и неудобно. Теперь же — потрясающе.
И я, лёжа в объятиях Сергея, представила, что так будет всегда. Каждый день. И чуть не задохнулась от пронзившего тело счастья.
Глупая маленькая Ромашка… Не говори ему ничего. Иначе Мишин, ведомый чувством вины, ещё решит бросить невесту и отказаться от своей мечты вернуть фирму отца. Только бы тебе было хорошо и комфортно. Ты же знаешь, увидела это сегодня в его глазах — жалость и сожаление. Не нужно это использовать.
Я вообще никогда не использовала людей. Даже Матвея не хотела использовать, несмотря на то, что он был не против.
Надо в понедельник съездить к ним с Надей, отпроситься у Сергея. Посмотреть на их радостные лица, на мою замечательную крестницу, и поверить в то, что счастье вообще бывает на свете.
— Ты чего не спишь, Ромашка? — спросил Мишин тихо, вдруг обнимая меня крепче. Надо же, почувствовал…
— Да так, задумалась.
Сергей широко зевнул и сказал:
— А ты помнишь, что я тебе должен одну вещь отдать?
— Какую такую вещь? — удивилась я. — Только не говори, что оргазм, у меня между ног до сих пор горячо…
Мишин тихонько рассмеялся и потёрся носом о мою щёку.
— Очки я тебе должен отдать, Ромашка. Помнишь?
И только я хотела ответить, что не помню, как неожиданно вспомнила.
Да-а-а, действительно, было дело… Спёр он мои очки. Спёр и не отдал. Но это же так давно было!
— Ну ты даёшь, Серёжа… Только не говори, что у тебя те мои очки сохранились… Да и не ношу я теперь очков, коррекцию зрения сделала во Франции…
— Не сохранились, каюсь, Ромашка. Очень долго лежали в столе, но потерялись, когда на другую квартиру переезжал.
— Ну и бог с ними…
— Нет, Ромашка. Я виноват. Но я уже придумал, что подарю тебе взамен, — и он так загадочно улыбнулся в темноте, что меня немедленно кольнуло любопытством.
И почти сразу я подумала ещё об одной вещи. «Я виноват». Он действительно так и невесту может бросить… Чувство вины колоссальное.
Но мне не нужно его чувство вины. А то, что нужно, Сергей всё равно не сможет мне дать.
— Ладно, — вздохнула я, поворачиваясь на другой бок, — договорились. А сейчас — спать. И пусть нам приснятся ангелочки.
— Рыжие? С ромашками в волосах?
Я не удержалась и хихикнула.
— Ага. А под ромашками у этих ангелочков рожки, как у чёртиков…
— Я всегда это подозревал, — хмыкнул Сергей, легко целуя меня в щёку. — А завтра с утра я у тебя ещё хвостик поищу…
— Поросячий?
— Нет, как у чёртика.
— Ты что, кто же в наше время оставляет такие вещи! Чик-чик, и всё. Отчекрыжили.
— Вот чёрт!
— Я бы даже сказала — чёрт-те что и сбоку бантик…
… Так мы и уснули — хихикая, как дураки.
И снился мне розовый поросёнок с рожками, как у чёртика, и с ромашкой в зубах…
С утра было уже не так весело, как ночью. Сергей бы даже сказал — совсем не весело.
Они с Ритой уныло позавтракали в ресторане внизу, собрали вещи, заказали такси и поехали на вокзал — пора было возвращаться обратно в Москву, в реальность. Хоть и не хотелось…
Удивительно, насколько многое могут изменить всего лишь какие-то два дня. Но к лучшему ли это? Сергей был уверен — к лучшему.
Как только они с Ромашкой сели в поезд, у неё зазвонил телефон. Настойчиво и непримиримо. Рита не взяла трубку, но телефон зазвонил ещё раз — она сбросила и совсем отключила мобильник.
Поймав удивлённый взгляд Мишина, пояснила:
— Мама звонит. А я… вот.
Сергей подумал и осторожно спросил:
— Не хочешь взять трубку?
Ромашка вздохнула, неуверенно сжимая в руке свой мобильный телефон.
— Нет. Я… Поссорились мы с мамой крепко. Примерно четыре года назад. Она звонила потом несколько раз, когда я ещё была во Франции, но я не отвечала. А теперь вот вообще постоянно звонит, видимо, узнала от кого-то, что я вернулась, и решила, что я достаточно отдохнула от её нравоучений.
Сергей улыбнулся, пересел на сиденье рядом с Ритой, осторожно забрал из её руки мобильник и положил его на столик, а потом чуть сжал ладонь Ромашки.
— Зря ты так. Может, всё совсем иначе, откуда ты знаешь? А если даже по-прежнему — по крайней мере потом ты не будешь корить себя, что не ответила на звонок.
— А ты… корил себя за что-то?
— Конечно. После нашего выпускного я думал извиниться перед тобой, но… у отца случился инсульт, и я спустил всё на самотёк.
Ромашка закусила губу, и Сергей поймал себя на мысли, что очень хочет её поцеловать. И не стал сдерживаться — пока они не вернулись в реальность, он может это сделать…
Рита отвечала на поцелуй с пылом, словно Сергей был нужен ей не меньше, чем она ему. И словно не было между ними пяти лет, наполненных насмешками, и двенадцати — наполненных разлукой.
— Пока ты добрый, — прошептала Ромашка, улыбаясь, когда Мишин прекратил её целовать, но зато перетянул к себе на колени и окончательно размяк, перебирая её волосы, — хочу отпроситься у тебя на понедельник.
— Отпроситься?
— Да. Ты ведь мой начальник, если ты ещё это не забыл.
— Забыл, — признал Сергей, кивнув. — А что-то случилось? Зачем тебе отгул?
Мишин чуть сам себе язык не прикусил. Какое ты имеешь право спрашивать вообще, идиот? Вот именно — никакого. Сиди и молчи.
Но пока он терзался угрызениями совести, Рита уже отвечала:
— Просто хочу отдохнуть немножко, выспаться и к друзьям съездить. Ничего криминального…
— Хорошо. Разрешаю, — улыбнулся Сергей. — А еды-то мы с тобой и не взяли… Придётся идти в вагон-ресторан.
— Ой, — смутилась Ромашка. — Я как-то не подумала… А ты сможешь?
— Смогу. Не такая уж я и… э-э-э… камелия. Не завяну от их еды.
— Даже если завянешь, — прошептала Рита заговорщицким шёпотом, — я тебя… подниму. Губами и языком.
— Да ты что? — расхохотался Мишин. — Слушай, да ну его, этот вагон-ресторан… я хочу на это посмотреть!
Ромашка слегка покраснела и опустила глаза.
— А давай… попозже. Когда стемнеет.
— Стеснительная ты моя, — умилился Сергей, но милостиво разрешил: — Ладно, договорились. Когда стемнеет, я тебе всё припомню!
— А я — тебе, — усмехнулась Ромашка, и засмеялась, когда Мишин в отместку попытался укусить её за мочку уха.
Хорошо-то как… Но господи, какой же он был дурак! Ведь всё это могло быть ещё тогда, в институте. Могло быть… но не случилось, не срослось.
Счастье такая трудная штука… то дальнозорко, то близоруко…
Всё когда-нибудь заканчивается — закончилась и их командировка. И Сергей даже оглянуться не успел, как Ромашка быстро и скомкано попрощалась с ним на вокзале — и исчезла, махнув рыжей косичкой.
Реальность встретила Сергея сначала дымящим, как паровоз, таксистом, потом пустым холодильником, затем звонком радостной Крис, которая пообещала приехать через пару-тройку часиков с «интересненьким сюрпризом».
Она даже не заметила, что Мишин больше не называет её котёнком. Счастливо щебетала, тараторила какую-то ерунду, и Сергей вдруг подумал — как он это раньше выдерживал?..
И не бесило ведь тогда. Умиляло даже. Как взрослого и серьёзного мужика может умилять маленький глупый котёнок, у которого в голове только нитки, блёстки и верёвочки.
А теперь Мишин думал — неужели он на самом деле собирался жениться на Крис? Да он же с ней с ума сойдёт через пару лет. Он ведь все её словечки и фразочки знает, с ней даже поговорить не о чем толком. А одного секса для счастья как-то маловато…
«Ну почему же одного. Ещё фирма».
Да. Фирма.
Когда-то очень давно отец Сергея сказал, что не следует гнаться за чужой мечтой — нужно создавать свою. А Мишин, планируя брак с Крис, занимался именно этим — гнался за чужой мечтой.
У него ведь есть любимая работа, прекрасный начальник, который по совместительству ещё и друг. И зачем ему эта фирма? Так, для галочки? Мол, мама будет рада и отец на том свете тоже обрадуется?
Нет уж, никто не обрадуется. Мама давно мечтает только о внуках, а папа… Папа вряд ли будет счастлив, если сын окажется несчастен. А с Крис Сергей никогда не сможет быть счастливым.
Для счастья ему нужна совсем другая девушка. Маленькая и неуверенная в себе Ромашка, рыжая, как морковка. Добрая, трогательная, отзывчивая и чувственная.
Пусть он ей не нужен — дело не в этом. Просто он не сможет жениться на Крис.
Нельзя жениться на одной женщине, а любить другую. Нельзя — и всё тут…
Крис приехала через два часа. В розовой мини-юбке и розовом топике, с огромным розовым пакетом. И Мишину ужасно не хотелось знать, что там внутри. Вот прям совсем не хотелось…
— Проходи, — он с трудом отлепил от себя Кристину, с порога бросившуюся ему на шею, — я пиццу заказал, будешь?
— Ага, — радостно кивнула невеста, — я люблю! А кока-колу взял?
Больше всего из алкогольных напитков Крис любила пить виски с колой. Мишина каждый раз передёргивало от подобного извращения. Хороший, добротный виски за бешеные деньги — с дешёвой колой… Просто какая-то капуста под чёрной икрой. Осетрина с майонезом. Кабачковая икра с трюфелями…
— Взял я твою кока-колу.
— А давай, пока везут, я тебе покажу, что принесла!
— Нет, Кристина, — остановил невесту Мишин, и она сразу надула губки, — я сейчас не в состоянии. Я сутки в поезде трясся, голодный и злой. Хорошо хоть помылся уже.
— Ну ла-а-адно, — протянула она капризно, и Сергей даже чуть расслабился — он-то уже готовился к тому, что Крис начнёт показывать свои любимые игрушки прямо с порога.
И почему-то вдруг представил, как предлагает какую-нибудь из этих игрушек Ромашке. Да она бы умерла, наверное, сразу, от ужаса. Для неё секс при свете — почти стресс, а уж если достать из закромов стимулятор сосков или, не дай бог, анальную пробку…
— Ты чего смеёшься? — удивлённо спросила Крис, глядя на схватившегося за живот Сергея. А у того перед глазами стояла Ромашка с испуганным видом и чуть приоткрытым ртом.