– Позвольте?
От прикосновения Ленара по коже пробежал разряд молнии. Ефимию бросило сначала в жар, потом в холод. Одеревеневшая, переставшая дышать, она ощущала только его пальцы на своей ладони. Окружающий мир временно перестал существовать. Перед глазами все плыло. Как же нестерпимо горячо под его пальцами! Когда он отнял руку, девушка испытала смешанные чувства: смесь облегчения и желания все повторить, задержать мгновение.
Ефимия устроилась в дальнем углу экипажа, нарочито не замечая присутствия Ленара. Он не спешил садиться и беседовал с кучером. Но вот хлопнула дверца, набитое конским волосом сиденье прогнулось под весом графа. Он посмел сесть рядом с Ефимией. Возмущенная, она взглядом окатила его ледяной водой. Однако Ленар не собирался пересаживаться.
Экипаж дернулся и покатил по брусчатке двора.
Прикрыв глаза, первый министр откинулся на спинку сиденья. Ефимия ожидала, он что-нибудь скажет, но Ленар молчал. Это раздражало, и девушка первой нарушила тишину.
– С чего вдруг такая забота, милорд? – максимально сдержанно осведомилась она. – Пропуска за вашей подписью вполне достаточно.
– Потому что я так хочу, – привел убийственный аргумент граф и наконец посмотрел на нее. – А еще потому, что нам нужно поговорить.
– О чем? – приподняла брови Ефимия. – Кажется, мы все уже обсудили.
– Нет.
Он вновь замолчал и перевел взгляд на свои руки. Вопрос деликатный, нужно правильно к нему подступиться. Вдобавок ему нравилось смотреть на Ефимию. Врать себе – неблагодарное дело. Ефимия Брок сразу произвела на него впечатление, а после лишь укрепила его. Единственная, из кого бы вышла достойная императрица и кто никогда ею не станет.
– Мне требуется ваша помощь.
– С заговором? – догадалась Ефимия и, немного расслабившись, кивнула. – С удовольствием! Я присягала императору и всецело на его стороне. Или вы считаете иначе?
Короткий взгляд, брошенный на Ленара, убедил: она ждала обвинений. Но графу не хотелось ворошить прошлое, наоборот, он желал навечно его похоронить.
– Архивариус все подготовил. Папки с делом барона Брока ждут в особом кабинете.
Ефимия часто-часто заморгала.
Эта непривычная забота, сменившаяся холодной официальностью, надтреснутый голос… Ленар пытался ее запутать? Его мучила совесть?
– Благодарю.
Девушка не понимала, почему до сих пор не пересела. Соседство с Ленаром будоражило кровь. На каждом ухабе они оказывались чуточку ближе друг к другу, но их тела не соприкасались. На грани. Вечно на грани во всем. Ей нравилось это упоительное чувство. Настоящая магия!
До города добрались быстро. Или увлеченной собственными эмоциями Ефимии так показалось?
Здание императорского архива напоминало тюрьму: такое же мрачное, с зарешеченными окнами первого этажа и часовыми на посту. Карету беспрепятственно пропустили во двор: императорский герб с успехом заменял пропуск. Когда экипаж затормозил возле входа, Ленар не вышел вместе с девушкой. В итоге ей пришлось пройти мимо него, неминуемо соприкоснувшись юбками с его ногами. Очередной разряд пронзил тело Ефимии, огонь опалил щеки. Заметил ли граф? Вряд ли. Погруженный в тяжкие думы, он не смотрел на нее. Тем неожиданнее прозвучало брошенное в спину обещание:
– Я загляну к вам вечером. Уверен, у нас найдется много тем для разговора.
Ефимия не удостоила его ответом. Пусть приходит, отпирать она не собиралась.
Бесконечные полки тянулись по обеим сторонам хранилища. Ее провожатый, вертлявый мужчина в очках с роговой оправой, не позволял Ефимии останавливаться и раз десять проверил ее пропуск до того, как вообще сюда впустил. Вдобавок по пятам, словно конвойный, следовал солдат. Архивариус попросил его сопровождать себя, не иначе, опасался, что девушка сбежит или украдет секретные документы. Однако кое-что Ефимия все же успела рассмотреть: нумерации секций. Каждая двойная: буква и цифра. Цифр больше, к примеру, в секции «Д» мелькнуло число «1083».
– Сюда, пожалуйста!
Архивариус почтительно распахнул неприметную дверь. За ней оказалось небольшое помещение без окон, снабженное большим столом, одиноким стулом и достаточным запасом свечей.
– Напоминаю, выносить документы запрещено, копировать тоже. Как закончите, постучите, вас проводят.
И он удалился, оставив Ефимию в кабинете, больше походившем на камеру. Она огляделась и направилась к столу. На нем высились груды пухлых папок. Дверь за спиной захлопнулась, в замке повернулся ключ. Да, императорский архив заботился о секретности! Стараясь не думать о том, что ее могут не выпустить, девушка углубилась в чтение. Все папки относились к абигонскому делу. Ефимия пролистывала одну за другой, выискивая имя отца. Показания, сухие справки, протоколы допросов. Никаких сантиментов, только факты и голоса давно ушедших людей.
Ефимия потеряла счет времени. Она могла сидеть здесь час, а могла и сутки. Обхватив голову руками, девушка постепенно восстанавливала события двенадцатилетней давности. Сначала она противилась, не желала верить, но против нее была сотня контраргументов. Одного свидетеля можно подкупить, даже пятерых, но заставить людей разных сословий из разных мест говорить одно и то же… Вот показания адъютанта барона Брока. Он утверждал, что командир укрывал виконта Ора, подолгу беседовал с ним. О чем? Кто теперь знает! После тех встреч Эван повторно нарушил приказ, увел свои полки. Однако на стороне мятежников они не сражались, держали нейтралитет.
– Виконт подставил отца! – Палец Ефимии ткнулся в имя Гилмора Ора. – Почему никто не поверил, что отец не отдавал того приказа! Он приютил Гилмора, а мерзавец украл его печатку. Отец сотни раз говорил об этом, почему, почему они не пожелали слушать?!
Но она и сама понимала почему: слишком по-детски звучало.
Укрывательство, неповиновение приказу – достаточно для смертной казни в военное время. Однако ряд приближенных к императору лиц выступал за помилование генерала, напирал на его опыт и искреннее раскаяние. Эван Брок действительно сожалел о содеянном, корил себя, что поверил сладким речам виконта Ора. Он слишком поздно понял, что стояло за его жаждой справедливости. Генерал Брок мечтал остановить обогащение родственников императорской семьи за счет простого люда, добивался пенсий для солдат и солдатских вдов, ратовал против очередной кровопролитной войны из-за алмазных копий. Все это обещал исполнить лидер абигонцев взамен на поддержку.
Сжав голову руками, Ефимия вновь и вновь перечитывала строки: «Виконт Ор не собирался свергать действующую династию, он всего лишь намеревался очистить министерства от лишних людей и напомнить императору о долге перед народом». Ребенок, сущий ребенок! Как можно громить врага, рушить хитроумные планы наступлений и поверить в подобную чушь!
В списке ходатайствовавших за победоносного генерала на первом месте значилось имя Ленара Горзена. А ведь барон Брок так дурно отзывался о нем в кругу сослуживцев! Называл сосунком, очередным никчемным дворянчиком, которого вовремя протолкнули к трону родители. И если бы только о нем! Несправедливо винить в трагедии только изворотливого виконта Ора – вот они, записи разговоров барона Брока с офицерами его корпуса. Он высоко ставил родину, боготворил Рдож, но считал покойного императора пьяницей, погрязшим в женских постелях. Мол, им не пришлось бы воевать, если бы очередной любовнице его величества не потребовалось ожерелье. Говорилось все это после боев, разумеется, за кружечкой. Кто-то забыл, а кто-то запомнил. Генералу следовало сдерживаться, помнить, что даже в самом узком кругу всегда найдутся завистливые уши.
С трудом поднявшись, пошатываясь под грузом рухнувших иллюзий, Ефимия постучала в дверь. Ей хотелось выбраться на улицу, хлебнуть свежего воздуха и подумать, как жить дальше.
Глава 21
Тяжело принять новую реальность.
Прижавшись щекой к гладкой обивке сиденья, Ефимия снова и снова мысленно прокручивала перед глазами скупые строки из дела барона Брока. Первым желанием было прокричать: «Не верю, бумаги сфабриковали!» – но она видела письма отца к виконту Ору. Почерк его, не фальшивка. Пусть барон медлил, не желал вступать в открытую конфронтацию, проливать кровь былых соратников, но точно так же он не спешил сдать лидера мятежников властям.
Ефимия до крови впилась пальцами в кожу. «Предатель! Дочь предателя!» – эхом звучало в ушах.
Отец оказался вовсе не эталоном, не безупречным героем. Он как рыба в воде чувствовал себя в бою, но становился совершенно беспомощным в мирной жизни. Виконт провел его как ребенка! Девушка не могла поверить, что отец оказался настолько глуп, настолько легковерен, ослеплен бесплотными идеалами. Без доказательств поверить всем сплетням, решить, будто виконт Ор восстановит справедливость, построит райские кущи на земле! Ефимия расхохоталась. Словно бесноватая, она билась головой о спинку кареты и смеялась, смеялась, пока не кончился воздух в легких.
Мать утверждала, будто Ефимия пошла в отца. Неправда, в него уродилась Анна. Она росла точно такой же: наивной, романтичной, верящей в высокие идеалы, в то, что жизнь подстроится под нее, что ее заслуги оценят.
Бедные братья!
До Ефимии вдруг дошло, что отца не собирались казнить. В записях фигурировал дневник отца, найденный Ленаром Горзеном. Якобы в нем содержались записи, смягчающую вину генерала. А еще был приказ Эвана Брока, самый последний, отданный незадолго до ареста. Он понял, что стал пешкой в чужих руках, и отрядил людей для поимки Гилмора Ора. Назначил ему встречу, подготовил ловушку, только не успел. Вдобавок барон не сопротивлялся при аресте, добровольно отдал оружие. Может, император сжалился бы над ним? Не отправил же он на рудники его семью! Опять же, барона не перевезли в столицу для показательной казни, держали в Берже, в обычной тюрьме.
Увы, у истории нет сослагательного наклонения, правды Ефимия никогда не узнает. Одно она понимала: если бы братья не оказались такими же максималистами-холериками, как отец, сейчас бы они обзавелись семьями, помогали матери. Ни Алан, ни Ролан с виконтом Ором не о