Мне отмщение — страница 7 из 12

Кирилл
. Правильно, Дорн меня оклеветал. Зачем ему это понадобилось – загадка. Старик был кристально чистый, образец интеллигента в самом высоком значении этого слова.

Белогоров
. Он был затравлен, почти обезумел, готов был исполнить всё, что потребуют, – другого объяснения нет.

Кирилл
. Говоря твоим языком, это слишком ясное объяснение, чтоб быть истинным…

Белогоров
. Дай мне продолжить. После того партийного собрания, где тебя клеймили как врага народа, даже Надя стала понимать, что спасти тебя невозможно. Она, правда, не выступила против тебя, как от нее потребовали, но перестала бомбардировать прокуратуру требованиями о вызове.

Кирилл
. Ты, разумеется, тогда выступил против меня.

Белогоров
. А что мне еще оставалось?

Кирилл
. Мог бы отмолчаться, как Надя.

Белогоров
. Я не был твоей невестой – кто разрешил бы мне отмалчиваться? Ты, по-моему, забываешь, какое было время.

Кирилл
(с пафосом). Слабые духом всегда объясняют свою слабость жестокостью эпохи!

Белогоров
. О слабых духом мы еще поговорим. И вот, обдумывая, как держаться, когда меня вызовут, я наметил такой план. Я не буду доказывать твою невиновность – этим я лишь навлеку на себя подозрения. Но и подтверждать твою вину, топить тебя, как ты выразился, тоже не буду.

Кирилл
. Однако сделал именно это.

Белогоров
. Не торопись, действительность была много сложней нашего сегодняшнего анализа. Искусно смягчить обвинение против тебя, отмежеваться от них, если смягчить не удастся, – такова, повторяю, была моя задумка. План этот полетел вверх тормашками при первом же свидании с Сердюковым.

Кирилл
. Еще бы!

Белогоров
. Он сидел надменный – отвратительная рожа, я и сейчас не могу вспомнить ее без содрогания. Ты знаешь, с чего он начал допрос?

Кирилл
. Догадываюсь – с Нади.

Белогоров
. Как ты узнал?

Кирилл
. Я же сказал – догадался. Сердюков знал, что ты влюблен в Надю, что мы с тобой в некотором роде соперники.

Белогоров
. Соперниками мы не были. Я уважал Надино чувство к тебе.

Кирилл
. Он не обязан был это знать! Припугнуть, что Надя может пострадать, заставить пожертвовать мной, чтоб вызволить ее, – что могло быть проще?

Белогоров
. Так и было. Хочешь – верь, хочешь – нет, но в ту минуту мне показалось, что я слышу твой голос: «Леонид, мы оба любим Надю – не дай ей погибнуть, как погибаю я!»

Кирилл
(иронически). Пророческий глас…

Белогоров
. Да, мне показалось – пророческий. Сейчас, через восемнадцать лет, ты издевательски усмехаешься, но скажи мне, по-честному скажи: встреться мы тогда, ты сказал бы что-нибудь другое? Разве главной твоей просьбой, первыми твоими словами не были бы: «Леонид, спаси Надю!»

Кирилл
. Леонид, не задавай провокационных вопросов!

Белогоров
. Нет, ты ответь, ты ответь по-честному!

Кирилл
. Хорошо, отвечу. Вероятно, твой воображаемый пророческий голос не ошибался.

Белогоров
. Он не ошибался. Надя давно моя жена, у тебя своя подруга, ты перенес столько, что стал забывать старые чувства. Но я хорошо помню, как вы любили друг друга. Она сказала о тебе при дочери: я пью за доброго, красивого, нежного Кира – это правда, Кир, ты был такой! И ты не простил бы мне, я и сейчас в этом уверен, если бы я тогда вольно или невольно причинил Наде зло!

Кирилл
(помолчав). Итак, в кабинете сидел надменный Сердюков и шантажировал тебя судьбой Нади.

Белогоров
. Что мне оставалось делать? Я стал доказывать что Надя вовсе не так уж близка тебе, у вас есть расхождения, она не твоя единомышленница. И тут он поймал меня. Итак, сказал он, вы признаете, что Трофимов думал иначе, чем вы и она? Говорите уж проще: он был враг народа, а вы, не соглашаясь с ним, не нашли в себе мужества вывести его на чистую воду – и за вас это пришлось сделать органам безопасности. Я не собираюсь привлекать вас за это к ответственности, продолжал он, но вы должны подтвердить, что знали о его контрреволюционных планах или, скажем так, догадывались о них. Кстати, закончил он, Трофимов покаялся в преступлениях, вот его признание – и он положил передо мною протокол твоего допроса.

Кирилл
. Подписанный мною?

Белогоров
. Подписанный тобой. Тот самый, о котором ты сегодня говорил.

Кирилл
. У тебя не появилось желания опровергнуть этот вздор?

Белогоров
. Да, появилось. Я чуть не взвыл в голос: «Да как вы смеете плести такую ерунду!» Не знаю, как я сумел удержаться.

Кирилл
. Дальше.

Белогоров
. Я посмотрел на Сердюкова. Он курил, пуская кольца дыма. Всем своим видом он показывал, что презирает и меня, и тебя, и всех людей, и если не арестовывает всё человечество, так только потому, что это пока ему не нужно. И он не сомневался, что я всё подпишу: это была его игра, и на руках у него были такие козыри, как судьба Нади и моя собственная. Или ты будешь мой, или сам не свой, – говорила, нет, кричала его наглая физиономия.

Кирилл
. Ты опять заговорил моим языком.

Белогоров
. Язык соответствует делам. Я молчал, стараясь понять, почему ты подписал этот вздор: били тебя? калечили физически? пытали морально? Но ведь ты мог исправить даты – и самоклевета, оставаясь клеветой, стала бы правдоподобной. Я тоже мог указать на несовпадения. И вдруг я догадался, почему ты признался в этом несусветном вздоре: именно потому, что он был несусветным вздором! Я понял твой план. И тогда я спокойно сказал Сердюкову: «Что ж, если сам Трофимов признается, мне остается лишь подтвердить». Он стал писать новый протокол. Мои показания были составлены так, чтоб меня самого не могли привлечь как соучастника: Трофимов-де намекал мне, что важные дела должны совершиться в те даты, что указаны в протоколе. Я, Белогоров, толкую сейчас его намеки как указания на подготавливаемые террористические акты. Так это было, Кир! Как видишь, я не топил тебя, а содействовал твоему плану.

Кирилл
. Ты считаешь, что оправдался?

Белогоров
. Да, считаю.

Кирилл
. Слишком легко даются тебе оправдания.

Белогоров
. Обвинения неосновательны – потому и оправдаться нетрудно.

Кирилл
. А разве ты не мог, вместо того чтоб подтверждать мои тайные контрреволюционные намерения, честно сказать, что я невиновен? Разве это не было истиной и правдой одновременно?

Белогоров
. Мог. И это было бы правдой!

Кирилл
. Но правды ты не сказал. Ты предпочел ложь!

Белогоров
. Разреши встречный вопрос. Ты сам признался в несуществующих преступлениях. Ты сам оболгал себя. Почему ты не сказал правды о себе, а требуешь, чтоб правду о тебе говорил я?

Кирилл
. Меня принуждали ко лжи. Ты забыл, какие условия были тогда в тюрьме.

Белогоров
. Меня тоже принуждали. Ты забыл, какие условия были тогда на воле.

Кирилл
. Вы сами своей ложью о нас, заключенных, создавали на воле эти непереносимые условия. Ваша трусость губила и вас, и нас.

Белогоров
. Если это так, то в том, что мне пришлось лгать, ты виноват больше, чем я.

Кирилл
. Ты, кажется, перестал оправдываться и начинаешь обвинять?

Белогоров
. Да, я обвиняю!

Кирилл
. Меня?

Белогоров
. Тебя обвиняю!

Кирилл
. В чем же?

Белогоров
. В том, что ты сам создавал те условия, которые привели тебя в тюрьму, а меня вынудили клеветать.

Кирилл
. И ты докажешь это обвинение?

Белогоров
. Докажу.

Кирилл
. По принципу Сердюкова: обвинение обвиняемого есть дело рук самого обвиняемого?

Белогоров
. Мы с тобой ищем истину, а не громоздим доказательства для скорого и неправедного суда.

Кирилл
. Тогда доказывай.

Белогоров
. Кир, Надя сегодня назвала тебя пламенным Киром, честным и принципиальным…

Кирилл
. Перестань непрерывно цитировать Надю!

Белогоров