У него была типичная для многих из этого поколения биография — война, оккупация, репрессированный отец, воспитательно-трудовая колония для несовершеннолетних, побеги, аресты и т. д. Красивый с огромной русой шевелюрой — он был похож на Сергея Есенина, и не только внешне.
Такой же загульный выпивоха, хулиган, без конца попадающий в разные приключения, в милицию, в запои.
Но главное — он писал замечательные стихи, был одним из плеяды выдающихся питерских поэтов 60-х годов (Иосиф Бродский, Александр Кушнер, Владимир Уфлянд, Виктор Соснора и т.д.) со своим, неповторимым голосом.
Многие его стихи и песни впервые напечатали только в 90-е годы, они вошди в сборник «Сижу на нарах…» из непечного.
Помню его смешную частушку про путч «19 августа 1991 года»
Очень странная страна,
Не поймешь — какая?
Выпил — власть была одна,
Закусил — другая.
Я хорошо был знаком с ним.
Он часто бывал у меня в мастерской на Васильевском острове, жил по соседству.
В 1967 году я оформлял его книжечку детских стихов «Чудеса под ногами».
Шрифт я сделал из разных предметов: гвоздь, пуговица, рогатка, обрывок билета в кино и т. д.
А над этим — детские ноги в джинсах и кроссовках. Получилось выразительно. Джинсы и кроссовки рисовать в детских книжках не разрешалось — это считалось пропагандой «западного образа жизни», но редакторша это пропустила и утвердила, а вот директор издательства «Детгиз» — Морозов, всегда полупьяный — придрался к другому. «Одни ноги… не позволю, не позволю резать ребенка, переделай, не позволю резать!!!» — категорически бубнил он. За его спиной висел погрудный портрет Брежнева — мундир, весь увешанный орденами, и сверху — голова.
«А вот же, — сказал я, — порезанный человек». Он повернулся, долго тупо смотрел, а потом изрек: «Сверху можно, а снизу нельзя, одни ноги нельзя…»
Я переделал обложку — нарисовал мальчика, сидящего на корточках. Он что-то рассматривает…
Получилось даже лучше…
МАРСЕЛЬ МАРСО
Я нарисовал французского мима во время его первых гастролей в Ленинграде в 63 г.
Шарж ему понравился и он подписал на нем автограф.
В конце выступления, после всемирно известного номера «Перетягивание каната» он показал новый, «на местном материале» — «Эскимо». В лютый мороз, ленинградцы, подпрыгивая и дрожа от холода едят мороженое. Коченеют пальцы… примерзает язык, но они продолжают с аппетитом лизать эскимо.
Зал буквально ревел от восторга.
Пару лет назад Марсель Марсо выступал в Нью-Йорке, как всегда с огромным успехом.
А недавно 80-летний великий мим назначен ООН представителем людей преклонного возраста.
ПРО БЕЛЛУ АХМАДУЛИНУ
Мы были хорошо знакомы с Беллой Ахмадулиной. Как поэта, мы с женой ставили её много выше всей той плеяды поэтов, собиравших в 60-е годы стадионы восторженных почитателей и слушателей. А узнали и подружились, когда она стала женой Юрия Марковича Нагибина. Они часто приезжали и подолгу жили в ленинградских домах творчества, в замечательно красивых местах, на берегу Финского залива.
«На недельку до второго я уеду в Комарово…» — пелось в песне. А мы там снимали дачу. Ахмадулиной и Нагибину очень нравились рассказы и повести моей жены Вики Беломлинской.
Нагибин везде писал, что она одна из лучших молодых прозаиков, всячески пытался её напечатать, но до конца нашего пребывания в Союзе её ни разу не напечатали.
Приезжали они в Ленинград ещё и потому, что не хотели подписывать письма писателей против Сахарова, Солженицына и т. д. Не подписывать было опасно- могли исключить из Союза писателей, а уехал, и всё, кто там будет искать- желающих подписать все эти гнусные письма хватало.
Но Ахмадулина смело писала другие письма, в защиту Бродского, когда его судили, в защиту дисидентов и т. д. Была она и прекрасной рассказчицей.
Я помню одну забавную историю, которую Белла рассказала.
После первого выступления её в Париже к ней подошли муж и жена, русские, дети эмигрантов, сказали, что стихи её им очень понравились своей искренностью и они хотели с ней поговорить, они зашли в ближайшее кафе и стали её спрашивать, хотят ли они вернуться в Россию, на свою Родину, и что она на это скажет.
Белла Ахмадулина стала им говорить, что, конечно, можно вернуться, ведь сейчас другие времена, не сталинские, и т. д.
Через некоторое время они увиделись в Москве и сказали, что приехали как туристы, а возвращаться в Россию передумали.
«Благодаря вам», -сказали они смеясь.
«Почему? Ведь я тогда в кафе, помню, одобряла ваше решение вернуться…».
«Да, это верно, но мы заметили, что вы когда говорите, всё время оглядываетесь, и решили не возвращаться…»
БАХЧАНЯН
Вагрич Бахчанян прославился еще в Москве. В «Литературной газете» в отделе юмора «12 стульев» регулярно появлялись его остроумные коллажи, рисунки, афоризмы…
В Нью-Йорке он печатался в газете «Новый американец» и в других русскоязычных изданиях. Его потрясающе смешные фразы стали классикой…
«Всеми правдами и неправдами жить не по лжи».
«Бей баклуши — спасай Россию!»
«Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью».
«Дурная Слава КПСС!»
«Дышите на ладан как можно глубже».
«Лучше умереть стоя, чем жить с кем-нибудь на коленях».
«У страха глаза велики, а рот, нос и уши нормального размера».
И таких шедевров у него тысячи.
Однажды в разговоре мы с ним вспомнили одного знакомого московского художника.
Мне он очень не нравился. «Да у него и рожа какая-то гнусная», — сказал я.
«Да, это так» — согласился Бахчанян, — лицо у него действительно неприятное… Но, при этом, человек он всё-таки… говно!»
ВСТРЕЧА С ВАН КЛИБЕРНОМ
ВАН КЛИБЕРН
Когда в Ленинграде закрылся любимый ресторан нашей молодости «Восточный» (его переделали в валютный «Садко»), все его завсегдатаи — молодые артисты, художники, музыканты переместились в соседнюю гостиницу «Европейская», не в ресторан, куда нас не очень пускали (там обслуживали иностранцев), а на самый верх, в маленький уютный ресторанчик «Крыша».
Оттуда открывался замечательный вид на площадь искусств, на Русский музей и памятник Пушкину.
Но летом, когда поток туристов резко увеличивался, их тоже отправляли питаться на «Крышу».
Старинный лифт был небольшой (второй регулярно ремонтировался), и около него всегда собиралась очередь.
В тот вечер мы с женой стояли первые, но новая лифтерша энергично отстранила нас и пропустила в лифт группу иностранцев.
Все не поместились, но когда лифт вернулся, гнусная тетка опять нас оттерла.
Подошли новые туристы, и мы поняли, что будем стоять здесь бесконечно…
Спустившаяся в очередной раз лифтерша опять хотела нас оттолкнуть, но стоящий за нами высокий молодой человек с элегантной дамой пропустил нас и только потом вошел в кабину, куда опять не все поместились.
«Вот видите, что вы наделали» — злобно шипела лифтерша, а когда мы вышли из лифта, крикнула метрдотелю: «Марина, этих хулиганов не обслуживай!»
Но мы уже не обращали на нее внимания. Мы сразу узнали молодого человека…
Это был Ван Клиберн — замечательный американский пианист, недавно занявший первое место на международном музыкальном конкурсе имени Чайковского в Москве.
Это стало настоящей сенсацией. И не только из-за неожиданности — обычно первые места в то время специально приглашенное «международное» жюри присуждало советским исполнителям, а на этот раз проявившие самостоятельность члены жюри из «стран народной демократии» поддержали западных. И премию отдали американцу.
Но главное, конечно, — фантастически прекрасное впечатление от его выступления.
Он играл Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского. И весь его облик — очень высокий, стройный, с красивыми руками… Прекрасное, нежное, одухотворенное лицо. Все тогда были буквально влюблены в него, он стал кумиром публики.
Он сидел недалеко от нас, с мамой (он всегда и всюду с ней ездил), и она с нежностью на него смотрела.
Я сделал несколько рисунков в свой альбомчик, который всегда ношу с собой.
Нас обслуживала официантка, знакомая еще по «Восточному».
«Ой, как похож, замечательно… Давай я отнесу и покажу им».
Им рисунок очень понравился, и я подарил один Ван Клиберну, а на другом он написал:
This a wonderful sharzh.
Thank you for your thoughtfulness.
You have my warmest greetings.
Van Cliburn
22/VI-65
Листок из блокнота
Автограф Ван Клиберна на обратной стороне
Так замечательно закончился в этот вечер поход на «Крышу» — я нарисовал Ван Клиберна и получил автограф от него.
Шарж этот неоднократно экспонировался на выставках, а потом его приобрел Ленинградский театральный музей»
АФТОГРАФ ДЛЯ ДЕ НИРО
Я очень люблю рисовать дружеские шаржи. Я нарисовал их тысячи. И на многих стоят автографы нарисованных. У меня есть автографы Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого, Евгения Евстигнеева и Евгения Леонова, Рудольфа Нуриева и Михаила Барышникова, Марселя Марсо, Ван Клиберна и — в это трудно поверить — Марлен Дитрих. А вот автографа замечательного актера Роберта Де Ниро у меня нет. Но что самое удивительное — у него мой есть.
Однажды летом 1983 года мне позвонил наш друг режиссер Илья Авербах: «Мишель, давай скорей ко мне (мы жили рядом на Петроградской стороне). Сейчас Мишка Козаков ко мне Де Ниро приведет!» — «А кто это?» — « Ну ты даешь! Да это гениальный актер! Номер один в Америке!» — «Ладно, сейчас иду.»
Иногда Илья проводил нас на закрытые просмотры иностранных фильмов в Дом кино, но фильмов с Де Ниро я еще ни разу не видел. Так что мне хотелось увидеть Козакова, может быть, нарисовать. Мне очень нравилось его лицо, он был похож на портрет эпохи Возрождения.