– Я хочу всё.
Эти слова были будто заклинание. Вес всего, что я целый год сдерживала, упал на меня: тайные встречи, краденое время; то, как сильно, до боли, я хотела его, лёжа одна в кровати и пытаясь не думать о том, как в моих мыслях был только Куп, Куп, Куп. Правда была на виду, но до сих пор я не могла разрешить себе на неё взглянуть. Потому что мне было страшно.
Я знала, что может случиться, если любить кого-то всем сердцем.
– Но Минт… – Я осеклась.
– Ты не любишь Минта, – ответил Куп, так уверенно, что я бы засмеялась, если бы не была так напугана. Куп не понимал, каково было идти через кампус с Минтом, приходить на вечеринки, держа его за руку. Как на меня смотрели: оценивающе, завистливо, мечтательно. Наркотическое удовольствие от сознания собственной ценности. Что это для меня значило. Это я любила.
– Наркотики, – вместо этого сказала я. Это был мой туз; единственное, о чём мы ругались. Куп настаивал, что ничем серьёзным он не торговал; в основном марихуана и «экстази» студентам колледжа, только чтобы иметь дешёвую крышу над головой и не давать матери скатиться в долги. Он отказывался продавать тяжёлые наркотики – нынче это был «твик» и иногда героин. Он настаивал, что никогда не будет это продавать, как бы это ни злило тех, кто выше него. Он не будет вредить настоящим зависимым.
Я никогда не рассказывала ему об отце.
– Я бросил, – сказал Куп и стал ждать моей реакции.
– Что… Когда?
– Вчера. Я сказал им, что больше не буду. Я на старшем курсе, в мае по-любому отсюда уеду, и я накопил достаточно денег. Уже пора.
Я поцеловала его в уголок рта.
– Я очень рада это слышать.
Куп повернул голову, нашёл мои губы и жадно меня поцеловал. Всё ещё так же страстно, как в первый день; как изголодавшийся.
– Джесс, – хрипло сказал он.
– Что? – Было трудно говорить, или дышать, когда мне хотелось только целовать его.
– Скажи это. – Он заключил меня в объятия и крепко прижал к себе, проталкивая ногу между моими. Там, где его нога тёрлась о мои, зажглось тепло и распространилось по телу. Я вжалась в кровать, и он поцеловал меня ещё крепче, запустил руки в мои волосы и опустился на меня сверху. Я провела руками по его плечам, по твёрдым линиям его спины, почувствовав ямочку на поясе, прижимая его к себе, желая почувствовать на себе его вес.
Он поднял голову.
– Скажи мне, что ты меня любишь.
У нас за спиной послышался громкий треск: разбились стеклянные двери, ведущие на задний двор Купа.
Я завизжала, отчаянно пытаясь сесть, а Куп быстро перекатился к прикроватному столику, судорожно пытаясь там что-то найти.
Через разбитое стекло двери просунулась рука и повернула замок, открывая дверь настежь.
– Чёрт, – прошипел Куп, выдёргивая ящик прикроватного столика.
В квартиру, хрустя разбитым стеклом под ногами, вошли двое мужчин. Хотя все мои инстинкты требовали этого не делать, я не могла не посмотреть на их лица.
Они оба были высокими. У длинноволосого через всё его бледное лицо шёл шрам; такой глубокий, что от него поменялась форма его рта. У бритоголового были такие тёмные глаза, что зрачков было не видно.
Я замерла с бешено бьющимся сердцем. Это были плохие люди. Я видела зло в их лицах.
– Купер, – сказал тот, что со шрамом. – Плохое время для гостей.
Куп протянул руку, защищая меня, как щитом; вторая рука всё ещё была в ящике. Он наклонился туда и вытащил длинный нож – мачете.
– Хорошая попытка.
У Купа было мачете? Рядом с кроватью, всё это время? Это значит, что он знал, что ему грозит опасность, как бы он ни настаивал, что не грозит.
Бритоголовый показал на Купа кончиком ножа.
– Я говорил тебе, что ты пожалеешь, что попытался уйти.
– Отъебитесь, – сказал Куп. – У меня есть соседи. Копы уже наверняка в пути.
Мужик со шрамом улыбнулся кривой улыбкой.
– В этом-то районе? Не. Уверен, у нас полно времени.
Моё внимание сосредоточилось на одной-единственное вещи: мачете в руке этого мужика. Моё тело было таким напряжённым, таким неподвижным, как будто я была уже мертва и сведена, с головы до ног, трупным окоченением.
– Я не передумаю, – сказал Куп, как всегда смелый и глупый.
Мужик со шрамом подошёл поближе, качая головой.
– Ты не только передумаешь, но и поднимешься уровнем выше. С сегодняшнего дня, марихуана – это для школоты. Ты занимаешься «твиком» и приносишь нам настоящие деньги.
– Я не знаю, что мне сказать, чтобы до ваших тупых мозгов дошло…
Мужик со шрамом схватил меня, нарушив трупное окоченение, и я завизжала. Я судорожно хваталась за простыни, пытаясь выдернуть руку из его захвата.
Он вытащил из кармана куртки пистолет и свободной рукой щёлкнул предохранителем. Он поднял его к моей голове, и всё моё существование превратилось в колечко холодного металла, прижатое к моему виску.
– Закрой рот, а не то я что-то запущу ей в череп.
Куп бросился на него, двигаясь так быстро, что у меня не было времени отреагировать; выбил оружие из его руки и сбил его на пол.
– Куп! – гортанно завизжала я. Но Куп меня не слышал, он бил мужика со шрамом по лицу, снова и снова, и во все стороны летела кровь.
Бритоголовый стащил Купа со своего напарника и сунул ему под подбородок мачете.
– Не шевелись, – его голос был ледяным. Его глаза широко раскрылись, и от этого он выглядел безумным, а его вены выступили, как тёмные ветви деревьев, под его бледной кожей.
Куп замер. Мужик со шрамом шатко встал на ноги и вытер кровь с лица обратной стороной ладони.
– Ты об этом пожалеешь.
Я прыгнула с кровати в сторону кухни, где оставила свой телефон.
– Эй! – гавкнул мужик с мачете. – Ещё шевельнёшься – и я перережу ему горло.
Я остановилась и повернулась.
Мужик со шрамом схватил Купа за запястье.
– Ты не уходишь. Ты возвращаешься и обещаешь продолжать.
– Идите к чёрту, – настаивал Куп.
Мужик усмехнулся и дёрнул Купа за руку. На секунду меня охватило недоумение, потому что движение выглядело как па из танца. Потом мужик ударил, как гадюка, ломая руку Купа в суставе.
На секунду, это был самый страшный звук в моей жизни: ломающиеся кости, рвущиеся сухожилия. До тех пор, пока я не услышала леденящий душу крик Купа. Он упал на колени. Я бросилась вперёд, едва в состоянии сквозь слёзы что-то разобрать, но зная, что должна его защитить. Но мужик с мачете направил его на меня, и я остановилась, чтобы не налететь на остриё.
– Куп, – всхлипнула я.
– Если ты не вернёшься, – сказал мужик со шрамом, – мы тебя найдём. – Его глаза сместились на меня. – И мы найдём её. И мы убьём вас обоих.
– От нас так просто не уходят, – сказал мужик с ножом. – Помни это.
Сидя той ночью в травмпункте, одна, трясущаяся, я видела перед собой только лицо Купа, когда разбилась стеклянная дверь; отсутствие удивления на его лице. Как он автоматически потянулся к мачете в прикроватном столике: быстрым, лёгким движением. Заученным.
Я знала, но забыла: Куп был страшным, неправильным, противоположностью идеала. Во что я играла?
Между нами никогда не будет гармонии после всего этого.
Он, может быть, и не может уйти, но я – я ещё могу.
Глава 19
Сейчас
Полиции. Куп столько лет был вне закона, столько лет за милю обходил копов – а теперь он хочет сдаться полиции. Привязать себя к жертвенному столбу. Поджечь под собой костёр.
– Я тебе не позволю. – Я обогнала его и встала, скрестив руки на груди.
– У тебя нет голоса. По целой тысяче причин.
– А Каро знает? – Мне очень не хотелось её упоминать, но мне был нужен любой союзник.
Послышался шелест, и Куп посмотрел на деревья у меня за спиной.
– Я всё ей рассказал о том, что торговал. Марихуаной, «экстези» и «твиком». Вообще всё. – Его глаза нашли мои. – Ну, о тебе я не говорил. Она тоже не хочет, чтобы я шёл к Эрику или к копам.
– Это потому что это безумный план. Копы – не выход.
И вот так вот мы снова стали двадцатидвухлетними, погрузились в десятилетней давности спор. У меня в голове зазвучал мой же голос: «Просто пойди к копам, Куп, и сдай их. Они опасны, и они тебя покалечат. Я уверена, что тебе дадут иммунитет или типа того». Его голос: «Я не могу это сделать. Это уничтожит мои шансы на юридический университет и убьёт мою маму. И в любом случае, это лицемерие. Я тут не невинен».
Как было иронично, что мы теперь поменялись местами: Куп бежит к копам. Я убеждаю его этого не делать.
Время выставляет всех нас дураками.
Он изобразил на лице отстранённое выражение.
– Джесс, если ты со мной не согласна, просто уйди. Для тебя это не впервой.
Как ножом по сердцу.
– Я не хочу.
Куп обошёл меня.
– Дай угадаю: ты просто хочешь, чтобы всё вернулось к норме. Хочешь вернуться на вечеринку, выставлять себя перед всеми напоказ, показать всему колледжу какой успешной и гламурной ты стала. Ты хочешь, чтобы Минт ходил за тобой, как влюблённый щеночек. Ты хочешь притвориться, что всё идеально и никто из нас – не пропащий. Всё как всегда.
Я схватила его прежде, чем он успел уйти.
– Ты ошибаешься. Я не хочу, чтобы всё осталось как раньше. Разве ты не видишь? Я ненавижу то, как всё было. Так ненавижу, что готова заорать.
– Так ори, Джессика. Боже, будь честной.
Когда я сдвинулась с места, это было одновременно удивительно и неизбежно. Как выстрел в фильме, который ты уже видел. Я увидела свои руки на лице Купа; они тянули его вниз со знакомой грубостью. В двадцать два или в тридцать два – никакого значения: это всегда случилось бы точно так. Это движение было вперёд и назад во времени; слишком быстрое, чтобы Куп успел сделать что-то, кроме как удивиться. Я поцеловала его и утонула в поцелуе.
Если мы сегодня занимаемся самоуничтожением, тут я Купа обыграла.
Дальше было мгновение идеала: его грубая щетина у меня под пальцами; его волосы такие же мягкие, как в моих воспоминаниях; его губы двигаются под моими, когда он меня вдыхает; моё сердце легко и безгранично – а потом он оторвался от меня с резким вдохом.