Поначалу ей хватало новизны того, что у неё есть друзья, огромного облегчения от этого факта. После того, как ты долго стоял в сторонке, наблюдая как другие дети, а позже другие подростки ходят на вечеринки с ночёвкой, собирают сладости на Хэллоуин, идут на выпускной бал (её родители всего этого не одобряли) наконец принадлежать, а не наблюдать, было чудом. Особенно принадлежать к «ист-хаузской семёрке», сплочённость которой была самой заметной, почти показушной.
Но прошли годы, и драгоценная сплочённость их компании ослабла, распространилась на других друзей, другие интересы, иногда даже каникулы в обществе других людей. Это было, возможно, даже естественно – неотвратимо – но Каро очень злилась из-за этого. Всё стало таким шатким, что, казалось, достаточно лёгкого толчка, и вся конструкция посыплется.
Чарльз Смит стал единственным секретом, который она хранила от остальных с первого курса – с того вечера, когда она ходила в Чапман Холл, чтобы украсть его ключи от платформы, а потом провела с ним ночь (чем удивила саму себя), а потом не остановилась на этом (удивляя уже их обоих). Всё это время Чарльз хотел, чтобы она ездила с ним в поездки, официально встречалась с ним, познакомилась с его родителями. Но он не мог понять, что с момента возникновения «ист-хаузской семёрки», с разгрома платформы в первый год обучения, в голове у Каро существовали «мы» и «они», и к категории «они» принадлежали все остальные, а в особенности такие ребята из Чапмена, как Чарльз.
Чарльз был милым, красивым, остроумным и спортивным. И всё-таки, в каком-то фундаментальном смысле, он оставался врагом. Выбирая между ним и ими, она никогда не выбрала бы его. Проблема была только в том, что её друзья совсем не разделяли эти чувства. Она ощущала, что они отстраняются, и пугалась, как будто упала на дно и не может вернуть их назад. Если у неё больше не останется их, что тогда вообще останется? От нарастающий тревоги скручивало живот. В свои худшие бессонные ночи она не сомневалась, что потеряла их и теперь опять останется одна. Ей хотелось гарантий. Хотелось близости. Хотелось знать, куда они пошли и что делают каждый раз, когда они не приглашали её.
Поэтому иногда – редко, только иногда – она подсматривала, выслеживала и подслушивала. Просто чтобы знать. И хоть как-то минимально участвовать.
Из-за декабрьской стужи – низко надвинутых шапок скрывающих лица студентов и одинаковых тёмных пальто, пробирающихся сквозь порывы ветра – Каро почти не удавалось заметить, как они идут по территории кампуса. Отходя от кофейного ларька с горячим стаканчиком в руке, выдыхая хрустальное облако тёплого воздуха, она угловым зрением заметила в толпе знакомые лица.
Ей всегда было любопытно понимают ли они как выглядят со стороны. Все они, даже Джесс, даже Куп, даже Фрэнки с мускулистыми плечами и жёсткой походкой. Когда они шли вместе, они передвигались совершенно синхронно, как стая птиц, в ногу, в унисон помахивая руками. Это производило впечатление. Остальные при виде их расступались, позволяя им без помех проплыть сквозь пространство, проходить по кампусу так свободно, словно он им принадлежал. Если Каро шла с ними, она всегда следила за ритмом своих шагов, но как бы она ни старалась, ей не удавалось надолго удержать эту синхронность.
Сегодня они, как нож сквозь масло, прошли сквозь зимние шапки и пальто – Хезер, Джек и Фрэнки. Но что-то было не так. Хезер шагала впереди, как верхний угол треугольника, с мрачной физиономией глядя прямо перед собой; Джек и Фрэнки, ссутулившись, шли сзади, формируя основу этого треугольника и через каждые несколько шагов переглядывались.
Что у них происходило? Куда они шли? Каро не получала никаких звонков или сообщений о встрече.
Она повыше подняла рюкзак и отправилась вслед за ними.
Через минуту ей стало понятно куда они идут: Хезер направлялась прямо к Бишоп-Холлу. Каро стало любопытно не ведёт ли она Фрэнки и Джека к ним в комнату; туда Каро не смогла бы пройти за ними незамеченной. Но к её облегчению и удивлению, Хезер проследовала через лобби Бишоп-Холла, прошла мимо группы студентов, которые готовились к выпускным экзаменам и направилась прямо в комнату переговоров в административном крыле. Это была одна из тех комнат для разных случаев, которые колледж предоставлял группам студентов, пользующимся меньшей популярностью и тем, у кого не было своей территории: там тренировались жонглировать, оттачивали навыки импровизации, проводили викторину, посвященную Симсонам. Каро побывала там однажды на встрече общества христианок феминисток, но больше не вернулась.
Затаив дыхание, она нырнула вслед за Хезер, Джеком и Фрэнки. Она кралась вдоль задней стены в темноте и поэтому услышала их раньше, чем увидела.
– Вам повезло, что мы пришли поговорить сюда, а не на футбольное поле во время тренировок! – с жаром произнесла Хезер – Или в лобби, где нас бы все услышали.
Джек сказал примиряюще:
– Успокойся. Давай просто поговорим.
Каро скрючилась за ближайшим стулом и бросала оттуда внимательные взгляды. В середине комнаты было пустое пространство, окружённое стульями, оставленными после репетиции актеров импровизации. В этом пустом пространстве стояла, скрестив руки и сжав челюсти, Хезер. Каро знала этот бульдожий оскал – он появлялся на лице Хезер в спорах, когда она не собиралась уступать. Джек повернулся к ней и протянул к ней руки, но Хезер отшатнулась. Фрэнки рухнул на стул и обхватил голову руками.
– «Поговорить» – это звучит прекрасно, – зло ответила Хезер – Так поговорите вот об этом.
Она протянула руку к сумке и достала герметичный пластиковый пакет, помахав им Джеку. Каро прищурилась и смогла различить сквозь слой пластика ёмкость, которую выдают для ежегодных анализов. Она не знала, что и подумать, когда Хезер опять заговорила, повысив голос.
– Почему я нахожу анализ мочи, подписанный именем Фрэнки, спрятанным в твоей ванной? И прежде чем ты заговоришь, Фрэнки, предупреждаю – даже не думай говорить, что ты решил пройтись через весь кампус, чтобы пописать в баночку в ванной Джека, а не в своей собственной. Я не идиотка.
Джек потупил глаза. Фрэнки не поднимал опущенную на руки голову.
– Почему Джек сдаёт за тебя анализ на наркотики? Я точно знаю, что ты по-пуритански отказывался от курения травки в течение четырёх лет, это очень раздражало. Что такого ужасного ты натворил, что Джек тебя прикрывает?
Джек посмотрел на Фрэнки, и Каро тоже. Все его мышцы были напряжены, он наклонился вперёд на жёстко согнутые руки. Он с первого курса коротко стриг свои тёмные волосы, но именно в тот год отрастил их чуть длиннее. «Надо пробовать новое», – сказал он тогда, и Каро почувствовала укол необъяснимого сожаления, ей захотелось сказать ему, что ничего не надо менять.
Наконец Фрэнки поднял голову и встретился глазами с пристальным взглядом Джека. Они что-то сказали друг другу взглядами, и это что-то заставило Фрэнки поморщиться. Он сделал глубокий вдох.
– Я употребляю только иногда, перед серьёзными играми. Когда мне надо быть лучше всех. Это не навсегда, клянусь. После этого сезона я прекращу.
Что он употребляет?
– Бред! – воскликнула Хезер.
– Ты понятия не имеешь, какое давление на него оказывают – заявил Джек. – Другие тоже это делают. Этот секрет команды колледжа всем известен. Если бы он отказался, у других было бы преимущество.
– Поверить не могу, – Хезер посмотрела на Джека широко открыв глаза. – Выгораживаешь Фрэнки, который принимает стероиды. Твои родители будут гордиться.
Каро чуть не вывалилась из-за своего стула. Не может Фрэнки принимать стероиды! Его лицо было развешено на постерах по кампусу. Он был настолько важной фигурой, что иногда сам ректор приглашал его на ланч. Была вполне реальная вероятность, что он попадёт в национальную лигу, особенно если Дюкет выиграет «Золотой мяч». Каро хранила футболку с его номером и с религиозным рвением ходила на тренировки, чтобы его подбадривать.
Она почувствовала колющую боль глубоко в сердце. Он скрыл это от них.
– Это удар ниже пояса, – произнёс Джек дрожащим от гнева голосом.
– Это жульничество, Джек. Ты был лучше раньше. Что с тобой случилось? Тебя в этом году как подменили.
Разве? При всём своём пристальном внимании, Каро не заметила в Джеке ничего странного. Её снова охватила уверенность, что она проиграла, что её друзья отвернулись от неё, бросили её одну. Её сердце захлестнула острая боль, а ладони запотели. Спокойствие. Без паники.
Фрэнки встал.
– Оставь Джека в покое. Его вина только в том, что он хороший друг. Вся проблема во мне.
Но Хезер не испугалась.
– Ты чертовски прав. О чём ты вообще думал? Если вы с Джеком попадётесь, вас обоих отсюда вышвырнут. Знаю, что ты этого не хочешь, но Джеку, – она махнула рукой в сторону своего бойфренда, – просто нельзя вылететь. Понимаешь? Ему нельзя возвращаться домой, он там застрянет. Во-первых, его безумный пастор еле-еле позволил ему сюда уехать. Можешь представить, что сделают его родители, если он окажется втянут в скандал? Ему больше никогда света белого не видеть.
Она повернулась к Джеку:
– Я не хочу тебя потерять, – потом обратно к Фрэнки. – Как ты можешь быть таким эгоистом?
Лицо Фрэнки вспыхнуло.
– Если я попадусь на допинге, меня вышвырнут и моей карьере конец. Моей грёбаной жизни конец. Я буду опозорен на весь свет.
– Тогда зачем вообще принимать допинг?
– Потому что я вынужден, – заорал Фрэнки и Каро почувствовал, как кровь вспыхнула и быстрее побежала по её венам, а на затылке под курткой выступил пот. – Ты понятия не имеешь какое это давление. От школы, от каждого из вас, от моего отца. Я должен играть лучше всех остальных, должен попасть в «НФЛ». Другого выхода нет.
Жёсткое выражение сошло с лица Хезер, взгляд её карих глаз смягчился.
– А побочные эффекты, что если ты навсегда останешься инвалидом? Об этом ты подумал?
– Это стоит того, – ответил он грубо. – Я готов платить любую цену.