им и мной.
– В ночь убийства Хезер было совершено ещё два преступления, но, конечно, ни одно не получило такого внимания. Второе преступление копы расследовали, но, как и дело Хезер, так и не раскрыли. О первом никто не заявил. Его посчитали маленьким, внутренней проблемой университета. То преступление было моей самой важной уликой. Мне потребовались годы, чтобы его обнаружить. Понадобилось вступить в отдел по работе с выпускниками, подружиться с единственным человеком, который работал ещё тогда и помнил ночь смерти Хезер. И что они обнаружили на следующее утро.
Моё сердце колотилось и колотилось.
Десять, одиннадцать, двенадцать.
– Боже правый, Эрик, – начал Куп, но Эрик его перебил.
– Вы помните профессора по имени Джон Гарви?
Я снова вышла за пределы самой себя. Меня тут нет. Я – в миллионе миль отсюда.
Куп, стоя передо мной, сжал руки в кулаки. Он вот-вот ударит Эрика. Я уже видела, как это происходит, разворачивается передо мной, как нечто предрешённое. Даже Минт был напряжённым, как доска, питаясь напряжением Купа.
Каро прищурилась.
– Профессор экономики? Большая шишка – тот, что отправился работать с президентом после того, как мы выпустились?
– Он. На удивление скрытный, профессор Гарви. Совсем не хотел говорить о годах, проведённых за работой в Дюкете. Ещё менее охотно слушавший вопросы о ночи убийства Хезер, ночи, когда…
Куп сделал угрожающий шаг вперёд.
– Честное слово, Шелби, не здесь. Ты имеешь дело с жизнями людей.
– Я имею дело с её жизнью, – прорычал Эрик. – Это единственная жизнь, до которой мне есть дело.
– Пусть говорит, – плоским голосом сказал Минт.
– Той же самой ночью, – сказал Эрик, вызывающе глядя на Купа, – кто-то вломился в дом профессора Гарви. Всё там разворотил. Стекло перебито, картины содраны со стен, полки перевёрнуты. Ущерб был почти в тысячу долларов. Но знаете, что самое интересное? Тот, кто к нему вломился, на стене в каждой комнате дома написал: «насильник».
Что? Меня словно пробило шоком. Я начала перебирать воспоминания, но не смогла вспомнить этого взлома. Той ночью был момент, когда поток воспоминаний темнел – полностью, полностью чернел – так что это было возможно. Это было возможно, но не казалось верным.
Нет, это не казалось верным. Не «тринадцать, четырнадцать, пятнадцать».
– Если ты скажешь ещё хоть слово, я тебя заткну, – сказал Куп. – Ты не имеешь права поднимать этот вопрос. Это не твоя беда, тебе нельзя о ней говорить.
«Насильник». Кто-то написал это, снова и снова. Обвинение, наказание. Кто вообще знал кроме меня? Были ли и другие девушки? От этой мысли у меня закружилась голова.
– Мне можно об этом говорить. Потому что профессор Гарви был связан с Хезер. Он написал ей письмо – рекомендацию, благодаря которой она заполучила стипендию Дюкета для выпускников. Помните такое?
– И правда, – сказала Кортни с отсутствующим видом. – Эта награда, которую она выиграла. Она узнала в день своей смерти. Я помню, она была очень рада. Она сказала мне, что подала документы смеха ради.
«Смеха ради». Эти слова окунули меня в боль, такую же свежую и острую, как десять лет назад. Нож прямо в сердце. Шестнадцать.
– Четырнадцатое февраля, 5:03 вечера. Хезер позвонила нашей маме, чтобы сказать ей, что выиграла стипендию. Дюкетская версия «Фулбрайта», величайшая честь, которую может получить выпускник. Моя мама сказала ей, что гордится ею. Это был последний раз, когда член нашей семьи с ней говорил.
Куп, казалось, не мог себя сдержать. Он обернулся через плечо и посмотрел в моё лицо, ища подсказки. Его собственное лицо хранило выражение неуверенности.
– Люди, которых Хезер опередила в битве за стипендию были, наверное, вне себя, – сказала Кортни, трогая подбородок. – У неё диплом был даже не по экономике, а Гарви всё равно написал рекомендацию. – Она усмехнулась. – Она всё говорила, что ей нет никакого дела до того, выиграет она или нет.
– Забавно, что ты это говоришь. – Эрик улыбнулся мне, и я знала, что сейчас будет. Минт и Куп повернулись, следуя за улыбкой Эрика, и внезапно все взгляды опять были на мне.
– Оказывается, профессор Гарви написал ещё одно рекомендательное письмо на стипендию. Но у меня ушло почти десять лет на то, чтобы об этом узнать, потому что в ночь смерти Хезер улики пропали.
– Первое преступление, – тихо сказал Минт. – То, которое, по их словам, было проблемой университета.
Эрик кивнул.
Везучее число «семнадцать».
– Кто? – Выдохнула Кортни.
Она, конечно, не помнила, никто из них не помнил. Среди нас был только один человек, получивший диплом по экономике.
Каро повернулась ко мне, глядя широкими испуганными глазами.
– О, господи. Что ты сделала?
Глава 30
Февраль, выпускной год
14 февраля: день Святого Валентина. Я ждала его, заранее мечтала о красных розах, бале влюблённых «Фи Дельты», золотой короне, венчающей мою голову. Но в этом году, этот день означал только одно: наконец станет известно, кто получил стипендию Дюкета.
Я сидела в розовом бальном платье и снова и снова перезагружала сайт стипендии. Была суббота, чему я была невероятно рада, ведь мне не пришлось выдерживать мучительный день учёбы, разговаривать с друзьями, и я могла цепляться за ноутбук как за сокровище. Потому что – а что если я проиграю? Нет, – шептал мне разум, – это невозможно. И всё-таки так было лучше. Это личная мечта, личный момент между отцом и мной.
Четыре пятьдесят девять – осталась одна минута, всего ничего. Я так близка. Учитывая мои высокие оценки, – спасибо «Аддераллу» и бесконечным тусовкам – моему эссе, которое я переписывала семь раз, пока оно не стало идеальным – всё, как учил отец – и рекомендательному письму от доктора Гарви, я просто должна победить. Это должна быть я, в кои-то веки.
Пять часов. Я набрала побольше воздуха, нажала кнопку перезагрузки и закрыла глаза. В животе бешено бились бабочки. Я открыла глаза и, мигая, посмотрела на экран. Оповещение загрузилось.
«Мы рады поздравить студентку, получившую стипендию для аспирантов Дюкета в этом году: Мисс Хезер Шелби».
Хезер Шелби? Я закрыла глаза и стала энергично тереть их. Реальность размылась, на секунду исчезла куда-то, но всё будет хорошо.
Я открыла глаза и покосилась на экран.
«Мисс Хезер Шелби». Это всё ещё было там, чёрными пикселями по белому. Как будто кто-то проник в мои ночные кошмары и выдернул оттуда наихудший из возможных сценариев – тот, который нанесёт самую тяжёлую рану. Это не имеет смысла. Хезер не подавала на стипендию. Или подавала? Она ни разу не обмолвилась ни единым словом об этом. Как её имя оказалось на экране?
Внезапно и остро меня пронзило осознание: я не выиграла.
Я пыталась абстрагироваться, посмотреть на ситуацию со стороны, но боль была слишком сильна. Она привязывала меня к телу. Поражение ощущалось так, словно кто-то вскрыл мою грудную клетку, засунул руку внутрь и сжал мне сердце.
Я снова проиграла. Теперь от моего отца останется только тело, зарытое в яме в том захолустном городишке, который он ненавидит. Вечно маленький, неважный человечек. Он исчезнет, превратившись в ничто.
Все, что я для этого сделала, теперь не имело значения. Доктор Гарви, его обнимающие, тянущие меня вниз руки…
Дверь в комнату распахнулась.
– Джесс, ты дома?
Это была Хезер. Я сидела оглушенная, стены комнаты смыкались вокруг меня.
– Вот ты где!
Она почти вприпрыжку ворвалась в нашу комнату, в блестящем красном свитере с принтом конфеток в виде сердечек в честь бала – ей это казалось дерзкой шуткой. Но может её и коронуют на сегодняшнем балу. Может она получит всё.
– Джесс, у меня сногсшибательная новость!
Само её присутствие в комнате казалось угрозой. Как пистолет, приставленный к моему виску. Не делать лишних движений.
Я захлопнута ноутбук.
– Какая?
Когда она заговорила, у меня появилось чувство дежа-вю. Как будто я уже была здесь раньше тысячу раз и точно знала всё, что теперь будет.
– Я выиграла в эту пародию на Фулбрайт. Только что узнала. Ты можешь в это поверить?
Я была слишком подавлена эмоциями, чтобы ответить, и она закатила глаза.
– Знаю, знаю, это супер занудно. Честно говоря, такие вещи больше по твоей части. Я по наитию подала заявление. Просто подумала: «Почему бы и нет?» Из-за долбаного кризиса рабочих мест нет в любом случае. Все идут в аспирантуру, чтобы это переждать.
– Как? – прошептала я.
Как она это сделала? Как ей удалось украсть у меня то, чего я желала больше всего? У неё были средние оценки, и писала она отнюдь не виртуозно. Как, как, как?
Хезер плюхнулась на свою кровать и взглянула на меня.
– Я собираюсь согласиться, не отказываться же. Я же умная, ты знаешь. Я бы даже не узнала об этой стипендии, если бы профессор не разыскал меня сам.
Я повернулась на крутящемся кресле.
– Какой профессор?
– Тот, известный. Ну ты знаешь, ты же его любишь.
Хезер щёлкнула пальцами.
– Гарви. Он просто подошёл ко мне после занятий и сказал, что у меня огромные способности, и я просто должна подать заявку на стипендию. Он даже написал мне рекомендацию.
Доктор Гарви? Внезапно мне всё стало ясно. У него могла быть только одна мотивация.
Я отшатнулась.
– Ты ходила на ужин?
Хезер нахмурилась.
– На какой ещё ужин?
– С доктором Гарви, – сказала я.
Он сделал это с нами обеими. Я просто не могла в это поверить.
– Эээ… – сказала она, – зачем мне ходить с ним на ужин? Он старый. И, ну это… профессор.
Я похолодела. Доктор Гарви не заставил Хезер с ним ужинать? Не заставил пойти к нему домой, встать на колени на его кровати?
Она больше не смотрела на меня. Печатала сообщение, лёжа на кровати, упёршись ногами в стену.
Доктор Гарви написал ей письмо просто потому, что считал, что она хороша.