Кончив мыться, я схватила полотенце и вытерла всё тело, схватила ещё одно и протёрла волосы, стараясь выжать из них воду. Развернула полотенце. Слабо заметные красные пятна были видны на белом фоне. В мгновение в моём сознании мелькнуло: растрепанные светлые волосы, липкие и красные, спутанные на белых простынях.
Нет – откуда это взялось? Это больно – ужасно… Я мысленно отбросила этот образ.
Какое-то шевеление привлекло моё внимание. В ряду шкафчиков высокая, атлетически сложенная девушка положила свою спортивную одежду на скамейку и исчезла в ванной. Я подскочила, оглянулась и схватила ее одежду, натянула рубашку, которая была мне велика, и мешковатые шорты так быстро, как только могла, чувствуя запах смеси незнакомого стирального порошка и дезодоранта. Засунула свое окровавленное платье и полотенца на дно мусорного бака, выбежала из спортзала и прошла квартал, стараясь не думать о том, что люди пялятся на меня. Наконец, я заставила себя сбавить скорость. Это была долгая дорога через кампус до епископского зала, и я не могла проделать её бегом, как бы мне этого ни хотелось. Это выглядело бы слишком странно. Я должна была вести себя естественно.
Я восстановила дыхание. Всё будет хорошо. Я вся в порезах и это объясняет, почему я была в крови. Откуда эти порезы взялись, я понятия не имела, но теперь не время об этом думать. Я похороню эту ночь и все ошибочные решения, которые приняла. Всё будет хорошо. Я снова и снова повторяла это себе, как заклинание, которое сбудется, если повторить его достаточное количество раз.
Я вернусь в свою комнату, скажу Хезер и Каро, что хочу спать и на самом деле лягу спать, даже если они будут трындеть о бале влюблённых и всех этих сплетнях, которые им надо срочно обсудить, или если Хезер поднимет тему стипендии и захочет поговорить о том, куда ей идти в следующем году. Я закрою дверь в комнату, спрячусь под одеяло и буду спать, пока всё это не исчезнет, и не важно, как долго придётся для этого спать – неделю, месяц, десять лет.
Всё будет хорошо.
Глава 33
Сейчас
Я бежала, проносясь по кампусу; мои ноги работали изо всей силы. Все одетые в алое люди – студенты и выпускники – в шоке смотрели на несущуюся девушку, но мне было всё равно. Единственное, чего я хотела – это оказаться в безопасном месте; бежать быстрее, чем разъярённая толпа, которая наверняка следовала за мной по пятам.
Теперь всё было ясно, до ужаса очевидно. Я – злодей, и всегда им была. Это всё объясняло: почему я никогда не получала того, что желаю, как бы сильно я ни старалась. Это было не потому что жизнь несправедлива или работает не так, как должна. Я всю жизнь всё понимала неправильно: я – не преследуемая неудачами принцесса; я – злая колдунья. И жизнь шла как раз так, как и должна была, давая мне то, чего я заслуживаю.
Я изо всех мил бежала мимо людей в сторону деревьев – в знаменитый дюкетский лес, вытаптывая тропинку там, где её не было.
«Ты убила мою сестру?»
Правда, которой я противилась десять лет, теперь звенела у меня в голове.
«Я могла».
Это было возможно. Той ночью я так сильно, так жестоко ненавидела Хезер. И, если в конце концов сказать себе правду, я ненавидела её задолго до этого: с первого курса, когда увидела, как легко ей всё даётся, когда она попала в «Чи О», а мне пришлось смотреть в спортзале, как они с Кортни празднуют.
Ветки били меня по щекам, но я бежала всё быстрее, в поисках безопасного места.
Было уже поздно что-то оплакивать, но по моим щекам катились слёзы. Я изо всех сил старалась быть хорошей, использовать любовь, которую к ней испытывала, чтобы сдерживать иногда пробивавшуюся ненависть. Но ненависть всегда кипела внутри. Она кипела до ночи, когда выкипела через край – в ночь, когда она украла у меня единственное, что мне было важно; единственное, что она не должна была быть способна забрать.
«Может быть, я её убила». Вот что прятал провал в памяти. Провал, чёрная дыра – два защитных механизма. Как воспоминание о том, как мой отец сказал мне, что ненавидит свою жизнь, когда мне было восемь лет, и мой разум спрятал это в безопасное место на четырнадцать лет – хоть яд со временем и просочился, медленно делая из меня то, чем я стала.
Всё было логично. Порезы и кровь по всему телу на следующее утро. Странная уверенность, что я совершила что-то непростительное. Ну, вот и она, правда, наконец эксгумированная из тьмы.
«Я её убила».
Стало очевидно что мне необходимо сделать. Я пробежала через кампус, в отчаянии и слепая от слёз, как было ещё один раз: на третьем курсе, в родительский уик-энд – день, когда Хезер получила «BMW», а я – красный конверт.
Передо мной чёрным шпилем в небо поднималась Блэквильская башня. Я бежала, пока не добралась до тяжёлых дверей; распахнула их и, обнаружив винтовую лестницу, полезла вверх по ступеням так быстро, как только могла.
«Вверх, вверх, вверх». На вершину башни. Как злодей, прячущийся от толпы с вилами.
Я ворвалась в тайную кладовку, где студенты прятались, чтобы курить марихуану и заниматься сексом – все запретные вещи, которые казались такими преступными – и резко остановилась. Комната была, от стены до стены, заполнена старой мебелью, картонными коробками, стопками старых газет. Там были стулья из аудиторий, парты, поставленные одна на другую вдоль одной из стен, старые кушетки из лобби общежитий. Больше не место для бунта, а мусорка. Ничто в Дюкете не осталось прежним, даже это.
Мне было всё равно. Я пробилась через лабиринт, споткнувшись о кушетку, пока не приземлилась на четвереньки на полу перед стеной из окон.
Я наконец-то была одна и в безопасности. С этой мыслью я начала трястись; от бега болела каждая мышца. Я прижала колени к груди и закачалась из стороны в сторону, пытаясь успокоить себя.
Я не помнила, как зарезала Хезер, но я могла это сделать. Я наверняка это сделала, мне просто слишком страшно было позволить себе это вспомнить; отодвинуть вуаль и посмотреть на своё истинное лицо.
«Один из вас – монстр, прячущийся за маской».
Я перестала раскачиваться и уставилась в окно. Я была так высоко, что мне был виден почти весь кампус. Парад приближался всё ближе. Это значило…
Я засмеялась вслух, вспомнив: Блэквельская башня – конец маршрута парада; место, где ректор говорит свою речь. Глаза всей толпы, и фотографы, и видеокамеры, будут направлены сюда. На меня.
Я как будто бы просто хотела, чтобы меня поймали.
Я смотрела, как приближается парад, и задумалась. Я полагала, что была одержима встречей выпускников, потому что это будет идеальный второй акт, и я хотела, чтобы хоть раз в жизни мной восхищались и мне завидовали. Но что если причина была глубже? Что если всё это время это был ещё один заговор, осуществлённый моей теневой стороной, подземной Джессикой Миллер, которая была способна на вещи, которых я и вообразить не могла?
Последнее, что сказала мне мой психотерапевт, было: «Послушай меня, Джессика. Настоящая ты – кем бы она ни была – в конце концов получит то, чего хочет. Понимаешь ты это или нет. Подсознание всегда это делает. Неужели ты не предпочтёшь знать? Неужели не хочешь заранее знать, что произойдёт? Тебе нужно соединить свои части».
Она была права. Может быть вот это и есть то, что настоящая Джессика – та, что появлялась, когда я была слишком пьяна; та, что существовала в моментах, которые я отгоняла – хотела всё это время. Чтобы её поймали. Наказали. И вот наконец мы с ней соединились; все её преступления стали моими.
Я не могла дышать. Воздух в помещении был слишком густым, тяжёлым от пыли, и я не могла заставить его попасть мне в грудь. Мне надо было что-то сделать.
Я посмотрела на стулья, сложенные в углу, потом на окно, и бросилась, схватив стул, к окну. Изо всех своих сил я подняла стул и ударила им по стеклу.
Ничего. Я снова размахнулась стулом, чуть не согнувшись из-за нехватки воздуха. Снова и снова я ударяла в окно, до тех пор, пока у меня не заболели руки; и вот наконец послышался треск, тонкий, как нитевидная трещинка в стекле.
Я подняла стул повыше и с силой опустила его на трещину. Окно разлетелось. Я била по осколкам стекла в окне, борясь со странным чувством дежа-вю. Казалось, что каждое движение было движением, которое я совершала прежде.
В комнату ворвался прохладный ветер. Я глубоко вдохнула; холодный воздух наполнил мою грудь, надул мне лёгкие. Вот, так лучше. Теперь я могла дышать.
Я остановилась на краю окна, слушая, как под ногами трещат осколки стекла, и посмотрела вниз на кампус. Моё сердце переполнилось; волосы – уже не мышино-коричневые, а светлые, как у Минта, и у Кортни, и у Джека, и у Хезер – колыхались, как флаг, у меня за спиной. Я вытянула руки. Меня переполнило странное спокойствие, которое напомнило мне об Эрике. Спокойствие, которое происходило от понимания, что терять нечего.
Я так сильно любила это место. Оно было выходом, целым миром возможностей. Я всё испортила, конечно, но об этом я сейчас не хотела думать. Я решила думать только о том, как хорошо было вернуться туда, где всё началось; где магия моего старого счастья всё ещё дышала в почве.
Я пододвинула обе ноги к подоконнику. Небо было таким голубым. Я могла поклясться, что чувствовала запах магнолий – дурманящий и сладкий – и он звал меня к себе.
Я очень любила это место. Клянусь, я любила и их, моих друзей, даже тогда, когда казалось, что не люблю. Но я приняла неверное решение, теперь я это знала. В момент, когда «Ист-Хауз» впервые попал в моё поле зрения, а может быть и задолго до этого. Не тот парень. Не та специализация, не та карьера, не те одержимости, не те союзы. В день Святого Валентина я сделала самый худший выбор, сделала что-то, от чего невозможно было вернуться.
Мне было так жаль. Я надеялась, что они это узнают.
– Какого чёрта…
Глава 34
Апрель, второй курс
– Что вы там творите? – Владелец автозаправки, седой мужчина в рабочем комбинезоне, вышел на улицу и замахал нам красным платком.