– Что? – Куп внимательно изучал моё лицо. – Ты не помнишь?
– Вообще-то… – Я потрясла головой, заметив за окном платформы и толпу, которая уже приближалась. – Помню. Первое преступление… Это была я.
Куп кивнул:
– Той ночью мы с тобой были против всего мира.
Я и правда ненавидела Хезер. Я так сильно ненавидела её, что попыталась отобрать её стипендию, её будущее, возможность, ради которой она так осторожно всё спланировала и в результате заслужила. Наверное, это и есть то злое, непростительное деяние, которое преследовало меня десять лет. Вот как я оказалась вся в крови и порезах: я вылезла из отдела через окно. А не зарезала Хезер семнадцать раз.
Я её не убивала. Облегчение переполнило меня так, что я почувствовала себя легче воздуха. Эта мысль почти не укладывалась у меня в голове. Я так глубоко поверила в свою виновность, что теперь реабилитация казалась неправильной.
Я посмотрела на Купа и всё, что я чувствовала, было, должно быть, написано у меня на лице, потому что его глаза смягчились.
– Ты её не убивала, Джесс. Я тебя знаю. Ты – не убийца.
Он стоял рядом – его губы, его глаза, эта тёмная копна волос, всё это так близко, что можно дотянуться. Внезапно я хотела только одного: того же самого, чего хотела десять лет назад, может быть все четырнадцать – с тех пор, как Каро показала на него на другой стороне лужайки в первый день, а он поднял голову и посмотрел на меня.
Но теперь он любил Каро. Я упустила свой шанс.
Куп провёл рукой по моему предплечью; его пальцы были тёплыми в прохладном ветерке из окна. В его глазах блестели цветные огоньки; два одинаковых набора, будто созвездия. Много лет назад Куп был парнем, который любил меня, всегда был честным, и не хотел никого другого. Но теперь он стал мужчиной, который всё время появлялся там, где нужен.
Меня охватила бесшабашность. Что если я буду честной, на этот раз без выпивки? Что если я предам Каро, стану злодеем другого рода… Смогу ли я его заполучить? Был ли у меня хоть небольшой шанс?
Я глубоко вдохнула, наполняя лёгкие холодным осенним воздухом:
– Я должна тебе кое-что сказать.
Пол затрясся. Звук приближающихся шагов, стучавших по ступеням, будто гром. Куп быстро отстранился, создавая между нами дистанцию. Я всего на мгновение моргнула образовавшейся пустоте, и тут в комнату ворвалась Кортни; её глаза победно блестели.
– Убийца! – завизжала она, показывая на меня.
О, Господи.
Все остальные мои друзья вошли следом за Кортни, все потные и сбившиеся с дыхания после спиральной лестницы; их лица были настороженными. Тут были все: Минт, Каро, Эрик, даже Фрэнки, всё ещё в плаще гранд-маршала. Я помимо воли сделала шаг назад. Это был трибунал.
– Это неправда, – настойчиво сказал Куп. – Она этого не делала.
Каро вышла вперёд, отпихнув с дороги стопку старых газет; такой злой я её никогда не видела.
– Куп, что ты тут делаешь?
– Откуда вы вообще узнали где меня найти? – спросил он.
На этот раз было не похоже, чтобы Каро чего-то стыдилась.
– Я иногда ходила за тобой сюда. Я знала, что это было твоё место.
Минт зашёл за Каро, отбрасывая со лба тёмные от пота волосы. Его глаза были точно такого же цвета, как и небо – только твёрдыми и холодными, как кремень.
– Вы оба задолжали нам ответы.
Глаза Минта были его слабым местом. Внешне он выглядел спокойным и взвешенным, но я знала, что внутри он вскипает от ярости.
Эрик обошёл Фрэнки и Минта и остановился возле Каро. Он ничего не сказал, но выглядел оголодавшим.
Я беспомощно посмотрела на Купа, а тот повернулся к разбитым остаткам рамки от диплома на полу. Я мгновенно поняла, чего он ищет. Улики. Но я выкинула их в окно.
Куп всё равно расправил плечи.
– Это я вломился в дом профессора год назад и всё там поломал.
– Что? – ахнула Каро. – Почему?
Куп глянул на меня. Без моего разрешения он не сказал бы не слова. Навсегда остался бы в этом чистилище, если бы я попросила.
Но я ни за что бы так не поступила.
– Куп это сделал, – сказала я, расправляя плечи, – потому что в ночь смерти Хезер я сказала ему, что доктор Гарви заставил меня с собой переспать в обмен на рекомендательное письмо. Я, как и Хезер, подавала на стипендию, и хотела её больше всего на свете. Но я проиграла, а Хезер выиграла. Доктор Гарви написал ей письмо по всем правилам, а меня он… – Я замолкла. Даже десять лет спустя я не могла заставить себя произнести вслух слово, которое Куп написал на стене каждой комнаты в доме Гарви.
Неважно: невысказанное сообщение взорвалось, будто бомба. Каро ахнула; её руки поднялись ко рту.
– Я его убью, – сказал Фрэнки. – Полечу прямо в Вашингтон и прямо сейчас его убью.
Вытянутый в мою сторону палец Кортни немножко опустился: она неуверенно осматривалась.
Но вот Минт…
Он уставился на меня так остро, что чуть не резал взглядом. Его лицо краснело: ярко-красным, болезненным алым цветом, который покрывал его кожу, выползал из-под воротника. Он выглядел, будто он в ярости… или унижен.
Я изучающе посмотрела на его лицо. Он стыдился меня. В точности как я и боялась.
– Когда Джесс мне сказала, – сказал Куп, не замечая Минта, – Я был в ярости. Я вломился в дом Гарви и навредил ему единственным способом, который смог придумать. – Он посмотрел на Каро. – Прости, что не рассказал тебе. Но я об этом не жалею.
Эрик скрестил руки на груди, и тем самым привлёк моё внимание. Он не был удивлён. На его лице было что-то другое – тень жалости?
– После взлома, – медленно сказал он, – учитывая, что было написано по всему его дому, администрация Дюкета начала расследование поведения профессора Гарви. Один из его ассистентов – член «Фи Дельты», кстати, старшекурсник, – дал показания и сказал, что видел, как профессор вступает в неподобающие отношения приблизительно с полудюжиной студенток. Его попросили уйти, но ему удалось заставить университет засекретить информацию и помалкивать. А потом он сбежал в Белый дом.
Полдюжины девушек? У меня заныло в груди.
– Я всё думаю, – Эрик помедлил, но продолжил, – была ли Хезер одной из тех девушек. Не так ли это письмо…
Сказать ли ему что я подозревала? Сказать, что она соврала об одной вещи, не желая признавать, какие усилия приложила, чтобы получить стипендию, а значит, могла соврать и об этом тоже? Что правда умерла вместе с ней, и ему придётся жить с неизвестностью?
Я посмотрела на Эрика. Его скулы напряглись в ожидании ответа.
– Она не была одной из тех девушек, – соврала я. – Честное слово. Он к ней не прикоснулся.
Он кивнул, и вот она: тень благодарности.
– Ты сказал, что ассистент Гарви был из «Фи Дельты»? – Фрэнки почесал затылок.
– Интересно, кто. Гад, который должен был что-то сказать до того, как девушек стало полдюжины.
Голос Эрика стал горьким: «Ну, да, вы, „Фи Дельты“, не особенно славитесь своим идеальным поведением, да?»
Кто-то в «Фи Дельте» знал о докторе Гарви. Что-то в этом было не так. Была какая-то связь, которую я никак не могла уловить.
– Знаете, чего я не понимаю? – глаза Минта были ледяными, но его голос – голос его был низким и натянутым; таким прочувствованным, что я удивилась.
В моей груди распустился ужас, увлажнив мои ладони.
– Почему ты пошла к Купу? Я был твоим парнем. Если Гарви… использовал тебя… почему ты не пришла ко мне?
Мы с Купом посмотрели друг на друга. Я почувствовала, как в нём рождается буря. Что он сейчас скажет? Этот секрет остался единственным, и он был слишком большим, слишком разрушительным, чтобы произнести его вслух. Молчание затянулось.
– Джесс, – в конце концов сказала Каро трясущимся голосом. – Ответь на вопрос Минта.
Я поймала взгляд её глаз. Тёмных и прекрасных, мягких от боли. Каро, моя лучшая подруга. Каро, которая этого не заслужила.
Но я должна была сделать что-то, что должна была сделать много лет назад. Было слишком, слишком поздно, я это знала, но в кои-то веки я собиралась сделать правильный выбор.
Я глубоко вдохнула.
– Потому что я была влюблена в Купа. И до сих пор влюблена.
Глава 38
Февраль, выпускной год
Минт
Минт уставился в экран ноутбука, по его коже пробежал холодок. Это было написано чёрным по белому. Кричащий заголовок «Объявлено о крахе гигантской компания недвижимости Минтер Груп». То о чём предупреждала мама: «Огромная приливная волна нахлёстывает на нас, и мы ничего не можем с этим сделать. Твой отец принял губительные решения касательно инвестиций. Он подвёл нас. Мы потеряем всё».
Но это же невозможно. Минт не представлял, что это будет за жизнь, если иметь всё, а потом остаться ни с чем. Единственное сравнение, которое приходило ему в голову, это последний год в старшей школе, когда все узнали, что его мать изменила отцу, а отец ничего не сделал – просто пустил всё на самотёк, позволил ей растоптать его, позволил мужчине, с которым она изменяла остаться в совете директоров «Минтер Груп». А потом по школе поползли слухи, что его отец, человек которому всегда все завидовали, был замечен шатающимся на подъездной дорожке на двадцать пятом юбилее «The Blackstones», когда он еле держась на ногах умолял жену не бросать его. Как люди шептались тогда в коридорах при виде Минта, как они хихикали над ним в раздевалке. Что он чувствовал.
Беспомощность. Бессмысленность. Унижение. Потерять всё – это будет то же самое, только хуже.
Дверь с грохотом распахнулась, будто ее выбили, и в его комнату неторопливо зашёл Тревор Дэйли.
– El Presidente[1]. Как раз кого я ищу. – Минт захлопнул и отодвинул подальше ноутбук. Он сделал над собой усилие, чтобы голос не выдал его:
– В чём дело, Дэйли?
Тревор был последним кого ему сейчас хотелось видеть. Не только потому что тот в целом раздражал его – типичный любимчик учителей, из тех кого никто не любит, но все вынуждены с ними мириться, потому что они из династии колледжа – но еще и потому, что Минт ненавидел обоих: и Тревора, и Чарльза Смита, с того самого унизительного акта вандализма с платформой в первый год обучения. Минт не смог бы этого доказать, но точно знал – это были они. Они вечно на него охотились.