«Он был таким слабым. Он даже не боролся. Позволил ей топтаться по нему».
«Я его ненавижу. Дома все болтают обо мне у меня за спиной и это – его вина».
– Я не хотела заставить тебя чувствовать себя, как твой отец, – сказала я, делая шаг назад и чувствуя, как под ногой хрустит стекло.
– Минт, отойди, – сказал Куп, пытаясь встать между нами. Минт издал звук, как будто задыхается, и бросился – но не на меня, а на Купа, и с силой его оттолкнул. Куп споткнулся о ножку стула и влетел головой в стену. Каро завизжала.
Фрэнки бросился вперёд, чтобы сбить Минта с ног, но Минт предупреждающе поднял руку: «Не смей меня трогать, Фрэнки».
Фрэнки – каждым дюймом его огромного тела – замер неподвижно, как стена; сказались годы подчинения лидерству Минта.
– Минт, – сказала я, стараясь сохранять спокойствие, – прости, что предала тебя. Мне очень жаль, что с твоим отцом всё так случилось. Но я не думаю, что…
Он развернулся ко мне: «Мой отец не боролся. Он был трусом. Но не я».
– Ты прав. – Я смотрела через плечо Минта как Каро пытается поднять Купа на ноги. – Ты – не он.
– Ты снова это делаешь, – выплюнул, шипя, Минт. – Лишаешь меня достоинства. Как на старшем курсе. Ты знаешь, что я разбил Тревору лицо у всех на глазах за то, что проявил ко мне неуважение? Чёртов ассистент Гарви. Он потом несколько месяцев говорить не мог.
Это Тревор работал с мистером Гарви? И Минт его побил? Я никогда не слышала об этом даже шёпота. Всё, должно быть, замяли, замолчали после смерти Хезер.
– Но ты была намного хуже его, – сказал Минт. – Я хотел сломать тебе шею.
– Но ты не сломал, да? – Эрик вышел из тёмного угла, где, молча и не двигаясь, стоял и блестящими глазами смотрел, как всё разворачивается. Он подошёл к Минту и толкнул его за плечи, заставив Минта отступить назад. – Вместо этого ты сделал это с Хезер, верно?
Верно?
Минт зыркнул на Эрика; его лицо горело; он изо всех сил пытался что-то сдержать. Он посмотрел на Купа, потом на меня, и внезапно плотину прорвало: пошатнулась последняя удерживавшая его преграда. Пока я смотрела, как он превращается в совершенно другого человека – создание из ярости и пламени – моё удивление превратилось в совершенно другое чувство.
Моё тело знало первым: мои конечности окостенели, жар в груди замёрз. Дюйм за дюймом понимание добралось до моего мозга.
«Ты узнаёшь этого человека», – шептал голосок.
«Опасность, – шипел он, – Просыпайся».
– Я думал, что ты это она! – закричал Минт, показывая на меня; глаза его горели огнём. – Я думал, что убиваю тебя!
Глава 40
Февраль, выпускной год
Минт
Разбитые костяшки пальцев правой руки ныли от боли, но ему стало лучше. Ни один из братьев, стоящих там, в фойе, не решился на него взглянуть, все они сжались от страха, пустились в долгий путь к бочонку с пивом и попрятались по углам «Фи Дельты», как и все, кто готовился к балу влюблённых. Теперь, когда Кортни Кеннеди открыла ему глаза так запросто, будто всё что ей было надо – свергнуть Джессику, занять её место рядом с ним, стало много легче.
То, что он сделал с Тревором, доказывало, что Минт не трус, не отец, хотя об отце ему теперь было тяжело даже подумать. Тупой герой его детства, а теперь разбитая скорлупа на больничной койке. Слишком слабый для этого мира. Но Минт слабым не был. Минт был на вершине, он был королём, он был альфой.
За весь день никто не упомянул его отца или семейную компанию, что означало либо что фидельтсы не читали новости, либо что пиарщики его матери проделали большую работу, чтобы скрыть катастрофу от прессы. Конечно, сокрытие того, что сделал отец – мысленно он услышал жёсткий и холодный голос матери: «выбрал путь труса» – будет только к лучшему для всех. Сам Марк поклялся себе, что из его рта не вылетит ни слова по этому поводу.
Теперь, когда он выпустил это из себя, ему удалось снова взять пылающее внутри пламя под свой контроль. Теперь внутри него больше не бушевала стихия, теперь это было ровное пламя, голодное и терпеливо выжидающее своего часа.
Бал влюблённых станет для Минта звёздным часом. Благодаря деньгам, которые родители кинули в фонд праздника (чек, Слава Богу, пришёл до обрушения рынка) в этом году бал был пышнее и лучше, чем в прошлые.
Наняли лучшую музыкальную группу, «Фото вечеринок» готовы снимать всё происходящее как толпа папарацци, первокурсники съели унижение от того, что их нарядили купидонами, море виски для каждой пары. И всё это – доказательство щедрости Минта, его власти как президента «Фи Дельта».
Даже лучше: Джессика скоро будет здесь, наряженная и расфуфыренная. Будет ждать от него романтических излияний – это День Святого Валентина, всё-таки. Он дождётся идеального момента – когда они окажутся в центре толпы – и нанесёт удар – он знает. Он заставит её умолять позволить ей вернуться, плакать перед всеми собравшимися, а потом повернётся к ней спиной и скажет, что всё кончено, и она ему отвратительна. Идеальная драма! Пусть все видят, что Минт сильный и непоколебимый, а не болван какой-нибудь. Пусть видят, какое сокровище она упустила. Никто больше не станет над ним смеяться.
Он расправил за углы свою розовую бабочку. Он сделает всё, что должен был сделать отец, исправит его ошибки. Пламя внутри него разгоралось, потрескивало, жаждало этого.
Фрэнки бегом сбежал по лестнице в подвальное помещение и кинулся к нему.
– Эй, надо поговорить!
Минт протянул кружку пива Фрэнки, который рассматривал потянувшиеся швы на его костюме – том самом, что он носил с первого курса.
– Дай угадаю. Ты решил наконец принять предложение сходить к моему портному?
Фрэнки махнул рукой.
– Видишь этих младших, которые бросают на тебя странные взгляды? Как будто они сейчас штаны намочат?
Это было правдой. Место где стояли Минт и Фрэнки стало точкой притяжения взглядов всех, находившихся в подвале, солнцем вокруг которого вращалась вечеринка. Все смотрели на них с разнообразными выражениями – тут были и страх, и восхищение и расчётливый интерес.
Минт передёрнул плечами и отхлебнул своего пива чтобы скрыть улыбку.
– Может я сегодня чуть перегнул палку.
Фрэнки нахмурился.
– Чуть перегнул палку? Ты Тревору скулу сломал.
– Он перешёл черту. – Минт говорил с напускным равнодушием, как будто уже остыл. – Ты же знаешь каким он бывает. Он не оставил мне выбора
Фрэнки покачал головой.
– Тревор та ещё шпана, это всем известно. Но то, что ты сделал незаконно, Минт. Тревор может в суд на тебя подать.
Он глубоко вздохнул.
– И Джек узнал. Очень расстроился. Он хочет созвать собрание.
Минт подумал о своём друге – казначее «Фи Дельты». Затычка в каждой бочке, постоянно донимающий братьев благотворительностью и переработкой пивных банок.
– И что? Я с ним поговорю.
– Ты не понимаешь. Джек считает, что будет нечестно, если подобное избиение Тревора сойдёт тебе с рук. Он говорит, мол, это даст братьям плохой пример, на братство могут возложить ответственность, а кто оплатит Тревору медицинские счета, и…
– С каких это пор вы с Джеком взялись меня лечить за моей спиной? И с каких пор Джек у нас хренова полиция нравов? Я думал, что вы, ребята, будете на моей стороне.
Фрэнки кинул на него мрачный как могила взгляд.
– Я на твоей стороне. Поэтому и рассказываю тебе. Слушай, я не хочу испортить тебе этот вечер, но я правда думаю, что Джек может сообщить копам. Он на взводе.
Огонь внутри Минта яростно вспыхнул.
– Шутишь? – Джек считался одним из его лучших друзей. И теперь он хочет его предать? Сдать полиции из-за Тревора? – Скажи Джеку, чтобы он отсосал.
Фрэнки поперхнулся и уронил своё пиво.
Минт перевёл дыхание, глядя как Фрэнки вытирает пролитое пиво.
– Извини, Фрэнки. Джек просто не понимает. Не понимает так как ты.
Фрэнки встал и выбросил пластиковый стаканчик от пива, и Минт похлопал его по плечу.
– Иногда больше не можешь терпеть дерьмо от других и приходится нарушать закон. Отнесись к этому как мужчина. Ты понимаешь, о чём я.
Фрэнки кивнул, но его взгляд остановился на чём-то в другом конце комнаты. Минт перевел глаза туда и увидел заплаканную Хезер, которая спотыкаясь, спускалась по лестнице. Вместо жалости Минт испытал удовлетворение, которое подпитало его внутреннее пламя. Именно такое лицо он хотел увидеть у Джессики, когда втопчет её в грязь у всех на глазах.
Он положил руку на плечо Фрэнки.
– Слушай, я поговорю с Джеком. Разберись с этим.
– Обещаешь? Потому что я совершенно не хочу, чтобы вы двое поругались. Это будет ужасно.
Минт сжал его плечо.
– Клянусь. Я всё исправлю.
Чтоб его, Джека, этого занудного паиньку.
– Но сначала отпразднуем.
Он показал на ряд бутылок виски.
– Это наш последний в жизни бал влюблённых. Ты уже почти в НФЛ, а я поступлю на юридический, – Минт перевёл дыхание, чтобы преодолеть мелькнувшее у него болезненное сомнение и продолжил, – нам остался всего один семестр на всякие безумства. Время показать, что мы оставим после себя.
Фрэнки снова посмотрел на Хезер. Теперь она разговаривала с Кортни в уголке и увидев это, он, кажется, успокоился. Он улыбнулся Минту:
– Ты же знаешь, что я не могу ответить на это «нет».
– И, – добавил Минт, и достал из внутреннего кармана пиджака пакетик, – я тут разжился кое-чем у Купа. Это будет улёт. Сезон ведь завершился, и ты можешь не беспокоиться о допинг-тестах. Можно делать всё что угодно.
Фрэнки застонал.
– Я четыре года ждал, когда этот грёбаный сезон кончится. Ты даже не представляешь.
Минт кивнул и запустил руку в волосы. Теперь он парил где-то высоко, а его напарник парил рядом с ним.
– Больше никаких правил. Время расслабиться.
Фрэнки вручил ему рюмку и чокнулся с ним своей.
– За Минта в редком для него состоянии. И за эту дикую грёбаную ночь.
Они пили по кругу шоты, заедая их таблетками Купа и для Минта всё только начиналось. Его переполняла нервная энергия и он всё время поглядывал на лестницу, ожидая, когда появится Джесс или хотя бы Джек, его руки подёргивались в предвкушении.