– Поверить не могу, что это сработало, – сказал он так тихо, что я мне было почти не слышно. – План действительно сработал.
– Что? – Медики пристегнули меня к носилкам и прижали что-то к порезу, чтобы очистить его; это что-то жгло, как огонь, но в тот момент мне было всё равно.
Джек пролез под рукой полицейского и подбежал к двери «скорой».
– Я собирался тебе сказать, – закричал он. – До того как ты уехала, в баре, я собирался тебя предупредить. Эрик месяцами писал мне письма. Мы придумали план. Он сказал, что нельзя доверять никому, и я… – Джек смутился. – Я решил не рисковать. Какая-то часть меня думала, что это могла быть ты.
Двое копов догнали Джека и оттащили назад, но он не отводил от меня отчаянного умоляющего о прощении взгляда.
Господи. Джек всё это время был в теме. Они с Эриком, двое из немногих веривших в невиновность Джека, сговорились использовать встречу выпускников, чтобы сорвать маску с убийцы Хезер. И Джек чуть не предупредил меня, исключив меня из списка подозреваемых. А потом передумал.
Я повернула голову и засмеялась, так громко, что это напугало медиков. Они смотрели на меня с опасением, но я продолжала смеяться, заполняя этим звуком тесное пространство.
– Джек, – закричала я, прямо перед тем, как захлопнулись двери скорой. – У тебя прекрасная интуиция.
Глава 44
Лето перед старшими классами
Я проснулась от мягкого солнышка Вирджинии и от ощущения – идеально отточенного человеческого инстинкта – что ко мне кто-то крадётся. Я успела заметить лишь ярко освещённый потолок моей спальни, прежде чем на меня напрыгнули.
– С днём рожденья, – закричал отец, приземляясь рядом со мной на кровати.
– Ай, – завизжала я, откатываясь от него.
Он засмеялся.
– Это всего лишь мы.
Я с тяжело бьющимся сердцем подняла голову. И конечно же рядом были растянувшийся на моей кровати и радостно улыбающийся папа и стоящая в дверях с тортом мама; огонь от свечей отбрасывал мерцающий свет на её лицо.
– Это была идея твоего папы, – сказала она, заходя в комнату. – Вини его.
– Я хотел тебя удивить, – радостно сказал он. – Торт на завтрак. Не каждый день моей принцессе исполняется четырнадцать.
Его принцессе. Это были пустые слова. Я слишком сильно хотела быть его принцессой, чтобы это было правдой. Так работала жизнь, это урок, которому он сам же меня и научил: хотеть – опасно. Чем меньше ты хочешь, тем безопаснее будешь. Теперь ему было лучше – серьёзное улучшение – но урок я выучила.
Мама поставила торт передо мной, а я села на кровати поровнее.
– Загадай желание, – сказала она.
Я посмотрела на неё, потом на папу, закрыла глаза и подула. Все огоньки исчезли в крошечные завихрения серого дыма; запахло чем-то немножко сладким, как жжёный сахар.
Мой папа подпрыгнул на кровати.
– Что ты загадала?
– Нельзя об этом спрашивать, – пожурила мама, располагая торт на моём столе. – Если она тебе скажет, желание не сбудется. – Она повернулась ко мне. – Я скоро нарежу. Но сначала…
К моему шоку, мама прыгнула с другой стороны от меня, раскачав всю кровать.
– Ай! – снова завизжала я. Моя мама никогда не играла. В какой это альтернативной вселенной я проснулась?
– Пытай её, пока не сознается, – предложил папа и опустился ко мне, принявшись щекотать мои бока. Мама к нему присоединилась, и вот я уже ахаю, катаюсь из стороны в сторону, пытаюсь защититься и не нахожу в себе сил.
– Ладно, ладно! – закричала я.
Они замерли посреди движения; пальцы моего папы были похожи на мультяшные когти.
– Я ничего не загадала, – сказала я.
У мамы вытянулось лицо.
– Вообще ничего?
Папа прижал меня к себе.
– Я думаю, это прекрасно.
Оставшись одна на своей стороне кровати, мама посмотрела на него и подняла брови.
– Тебе, принцесса, не надо загадывать желаний. Ты всё заработаешь сама. – Папа, сияя, посмотрел на меня. – Через месяц ты пойдёшь в старшие классы. И будешь работать, пока не станешь лучшей ученицей во всей школе. А после этого всё хорошее придёт к тебе. Потому что ты этого заслужишь.
– Перестань, – тихо сказала мама. Она смотрела на него с очень странным выражением лица.
– Что? Я говорю ей, что надо тяжело работать, чтобы чего-то достичь. Это хороший урок. Я не говорю, что ей всё легко достанется. Я говорю, что, если она достаточно талантлива, и достаточно хорошо работает, мир ответит взаимностью. Он же должен, да? Я на это рассчитываю. – Папа сдавил меня покрепче, а я позволила ему, позволила себе подумать как это приятно, хоть и нет гарантии, что он сделает это завтра. – Ну же, ты сделаешь так, что я буду тобой гордиться.
Я хотела. Во мне проснулась неукротимость. Я так и сделаю. Если мне нужно тяжело работать и быть хорошей, я смогу это сделать. Если благодаря этому мы окажемся на солнце, если это удержит тьму, я буду над этим работать каждый день.
– Обещаю, – сказала я.
Папа засмеялся и поцеловал меня в лоб. И прежде чем мама могла что-то сказать, он притянул к себе и ей, сделав будто бутерброд из трёх человек со мной посередине и обнимающими меня родителями по краям.
Меня переполнило тепло.
– Просто делай всё, что можешь, – прошептала мама в мои волосы. – Это всё, что можно сделать.
Папа обнял нас покрепче.
– Моя маленькая семья, – сказал он. – Две самых лучших вещи в моей жизни.
Я поймала взгляд моей мамы. Она улыбкой говорила мне, что всё хорошо.
– Это была папина идея тебя удивить, – сказала она, убирая мне за ухо локон волос.
– И это только начало, – сказал он. – У нас впереди целый день развлечений. Я помню, что кто-то любит зоопарк.
Мама закатила глаза.
– Любила, когда ей было восемь. Сейчас ей четырнадцать.
Он только засмеялся.
Эта версия моего отца была сюрреалистичной. Я не знала как найти в этом смысл, как сочетать его со второй версией. Но тут меня пронзила мысль: мой папа – сердитый человек в темноте, да, но может быть он также вот этот человек: этот яркий и весёлый отец. Я всегда думала, что может быть только одно или другое, зафиксированное и определённое. Но может быть всё сложнее. Может быть он – и то, и другое.
Он поцеловал меня в лоб.
– Ты совершишь великие дела, я тебе обещаю.
Я спрятала лицо в его рубашке, и он осторожно обнял меня обеими руками, как будто создавая корзинку для меня в центре. Если это улучшение когда-нибудь закончится и тьма снова поглотит его, может быть, не всё будет потеряно. Может быть я смогу найти способ сохранить со мной вот эту версию моего отца. Тогда, как бы плохо ни сделалось, я смогу вспоминать каким он был сейчас. Может быть, тогда он сможет оставаться этим человеком даже когда им не является. Может быть тогда он сможет оставаться моим, тёплым и настоящим в моих объятиях. Даже если однажды таким не будет.
Глава 45
Сейчас
Я проснулась с мокрыми щеками. Все пятеро стояли вокруг моей больничной кровати и смотрели на меня. Я отшатнулась, щёлкнув наручниками, которыми я была привязана к постели и болезненно дёрнув свой свежеперевязанный бок.
– Тихо, – сказал Джек, поднимая руку, как будто успокаивает перепуганное животное. – Мы не хотели тебя напугать. Нам надо поговорить.
Я провела два дня в кровати, пялясь на белые стены и давая односложные ответы быстро болтающему адвокату, который поклялся, что он – друг Купа и не даст посадить меня в тюрьму. Два дня я просматривала местные новости, в которых сначала без остановки говорили о «королеве-убийце», «роковой женщине Блэквельской башни» – тут показывали чрезвычайно неудачную фотографию меня, которую они, вероятно, нашли в соцсетях. А потом разворот на сто восемьдесят градусов: «Экстренные новости: шокирующее развитие событий в забытом деле Хезер Шелби», фотография Минта – из его официальных кадров – а потом Хезер, где она выглядела так невыносимо молодо. Два дня без телефона, без новостей от кого бы то ни было, не понимая куда, чёрт возьми, все делись и чем они заняты.
Прошлой ночью я наконец отказалась от надежды их увидеть. Уснула с пониманием, что сделала свой выбор и теперь, как следствие, очень долго буду одна. Может быть, всегда.
Тогда это и произошло. Когда-то глубоко в ночи последний кусочек паззла встал на место, и я вспомнила всю правду о ночи смерти Хезер. Но «вспомнила» – не совсем подходящее слово, верно? После этого уик-энда я знала правду.
Все кусочки были во мне всё это время – лоскутное одеяло из света и тьмы – но я отказывалась смотреть. Когда моё тело впервые попыталось сказать мне правду? В момент в Блэквельской башне, когда Минт признался в содеянном, а я почувствовала, как моё сердце быстро забилось от укола тождественности? Когда Эрик вытолкнул его в окно, а меня переполнил адреналин и рвение предложить себя вместо Эрика? Или когда я спрыгнула с платформы и побежала через толпу, движимая чувством вины, для которого я пока толком не находила слов?
Каким бы ни был ответ, я проснулась два дня назад с последним воспоминанием в голове, только чтобы увидеть, как все пятеро уставились на меня. И моей первой мыслью было: «Они знают». Каждую страшную, обличительную подробность, извлечённую мною только что из чёрной дыры, как вздувшийся труп из озера – они знали, и они пришли меня наказать.
– Полиция не будет предъявлять тебе обвинение, – сказал Куп, наполняя молчание. Я могла лишь смотреть на него с тяжело бьющимся сердцем. – Случай самообороны, и Дэвис – твой адвокат – творит свою магию. Тебя освободят через день-два.
Лицо Купа, как и Фрэнки и Эрика, было всё ещё розовым и блестящим от жара. Когда он заговорил, его рука почти бессознательно накрыла место, куда его порезал Минт. Но выражение его лица было нейтральным – как будто он изо всех сил старался принять деловой вид. Я внимательнее посмотрела на их лица. Никаких обвинительных взглядов, никаких «Мы знаем, что ты сделала» на них не было.