- Удачно? - непроизвольно вырвалось у Алексея.
- Ага, - равнодушно произнес Меченый. - Ювелирно. Пятьдесят штук взяли, мокрухи не оставили, не наследили... Вспомнить приятно...
- А дальше?
- Погудели всласть, вот гудели, видел бы ты... А через две недели и нас кирных обчистили как липку... Без гроша остались... Пашка, Паленый то есть, узнал, кто это сделал, нашел его через полгода и кишки ему выпустил... Пятерик получил тогда Паленый - шакал-то выжил на его счастье... А все одно, пришили его потом в зоне... Так что мы с Паленым старые кореша. Он сейчас в Питере обитает, на Васильевском острове клевую хату купил, большими делами заправляет, семью завел, - совсем уже неодобрительно проворчал Меченый. - Один я остался чист как стекло - ни семьи, ни хаты, ни пахоты... Ничего никогда не было, как и положено по закону. Ладно, не судите, да не судимы будете, жизнь теперь сложная пошла, боевые офицеры вон тушенкой торгуют, Мойдодыров заваливают, Нырков мочат, лес рубят, а что же делать бедным ворам? Только в бизнес и идти. А по мне лучше свободы ничего нет. Мне никто не должен, я никому не должен...
- А что, у тебя и детей нет? - поинтересовался Алексей. - За почти шестьдесят лет никого так и не произвел на свет?
Меченый отвел в сторону взгляд, едва заметно усмехнулся.
- Почему не произвел? - хрипло произнес он и закурил "беломорину". Проживает в городе Нижнем Новгороде, а по-старому в Горьком, один паренек. Славик Дзюбин его фамилия. Ему недавно тридцать лет стукнуло.
- И фамилию твою носит? - удивился Алексей, зная, что фамилия Меченого Дзюбин, а звать его Степан.
- Мать дала ему мою фамилию, - усмехнулся Меченый. - Хоть женаты мы никогда не были. Больно уж у нее фамилия никудышная - не поверишь, Могила. Ну как тебе такая фамилия? Погоняло такое нарочно не придумаешь... Вот и дала мою фамилию. А то был бы Вячеслав Могила. А так - Вячеслав Степанович Дзюбин, - с гордостью произнес он. - А? Звучит?
- И чем он занимается? - спросил Алексей.
Меченый внимательно поглядел на него.
- Наследственную профессию не взял, вором не стал, это знаю точно. Мне бы быстро по нашему телеграфу сообщили. А чем он теперь занимается, понятия не имею. Раньше музыкантом был в ансамбле, в кабаках на гитаре играл, Зинка писала... Она-то померла недавно. От рака.
- Ты что, и не видел его никогда?
- Ни разу. С Зинкой переписывались иногда. Хоть мне-то писать трудно. Я-то то здесь, то там, адрес - не дом и не улица, мой адрес - Советский Союз. Познакомились-то мы с ней в Горьком, в шестьдесят четвертом году, когда на стрелке к ней чуваки приставали, трахнуть хотели вечером. Она на Сормовской фабрике работала, ей всего-то восемнадцать было. А я как раз в Горьком хату одну клевую взял и в кабаке с корешами гудел. Выхожу из кабака, кореша там остались, и гляжу - свара, она кричит, чуваки ржут, толкают ее друг к другу, как мяч... Я крепок был, раскидал их руками и ногами, даже перышко из кармана не вытащил... А потом и кореша услышали, выскочили, но тех уж не догнать было... В мае дело было, погуляли до утра, на травке повалялись. Она вообще-то девка строгих правил, но тут с перепугу и отдалась мне. А в феврале Славик родился. А я тогда долгое время на воле гулял, не меньше полутора лет, везло капитально, хоть работы было невпроворот, бомбили хаты богатые, банки, ничем не гнушались... И не попадались долго... Вот я и жил тогда в Краснодаре, домик снимал, адрес собственный имел... Ох, как жил, от червонцев прикуривал, - глаза Меченого загорелись огнем приятных воспоминаний. - А Зинку я не навещал, - продолжал он. - А что там делать-то? Она с родителями жила в халупе какой-то. Мать злющая, била ее смертным боем, шалавой называла. Потом квартиру получили двухкомнатную, как раз перед рождением Славика, старую, правда, квартиру, в хрущобе на первом этаже, а все же не барак... А потом оба ее родителя и преставились в одночасье. Помогать некому, я иногда помогал, бабки переводил, пока на свободе гулял, старался побольше, долго-то гулять не приходилось...
- А как узнал, что она умерла?
- Сын сообщил. Я пошел на почтамт, гляжу - почерк на письме незнакомый... Так-то вот... Ладно, хватит об этом. Ты спросил, я ответил... А Паленый скоро маляву от меня получит. Я знаю его - ты ему не нужен, кто-то из корешей его об услуге попросил. А вот кто - думаю, он мне сообщит... Не откажет старому кенту...
- Слушай, Меченый, - произнес Алексей, глядя в сторону. - А почему ты решил мне помогать? Я ведь не из вашей братии. А Нырок этот, наоборот, из нее...
- Дело не в этом, - спокойно ответил Меченый. - Ты мужик, настоящий мужик, честный, прямой. Идешь вперед, как паровоз, и все... Жалко мне тебя, братан, хитрости в тебе ни на грамм. Какой из тебя бизнесмен, когда в этом деле главное - честным не быть, деньги больше людей любить? Да и люди добрые про тебя говорили. Алешка Красильников вскоре после суда над тобой в Матроску попал и мне все про тебя и порассказал. Мы с ним и раньше были знакомы, у него уже вторая судимость. А Алешка из ваших, из афганцев, срочную там отбывал. Какому-то жулику рожу начистил и попал за решетку. Братан старший его оттуда вытащил. А знаешь, кто его братан?
- Знаю, слышал на суде. Авторитет Черный.
- Вот именно, Черный, - подтвердил Меченый. - Ты полагаешь, твое спокойствие здесь только из-за твоих боевых заслуг? Черный - человек влиятельный, крупный человек... Сейчас он в Лондоне, от цугундера там ховается... Его даже по телевизору показывали, нашел его какой-то корреспондент... А когда Алешка служил в Афганистане, командиром взвода у него был знаешь кто?
- Сергей? - догадался Алексей.
- Вы вообще-то переписываетесь с ним или нет? - поразился Меченый. Только на догадках одних и живешь. Он сам, похоже, тебя за придурка держит, друг твой. Про Красильникова ты узнал только на суде, про то, что Фролов был у него командиром десантного батальона, ты не знаешь. Алешка демобилизовался еще до того, как ты туда попал. А когда на вас наехали в феврале девяносто второго года, Сергей к нему и обратился. А тебе ни слова не сказал. Тем Петр Петрович и воспользовался. Знаешь, какое у твоего адвоката погоняло в нашем мире?
- Нет.
- Опять "нет"... - тяжело, со свистом, вздохнул Меченый. - Ох, и простак же ты... Пиранья его погоняло. Он человека до костей обглодать может... И если бы захотел, он бы тебя и на червонец упрятал, а то и под сто вторую подвел, за зверское убийство нескольких человек - Амбала, например, или Дмитриева. Они все могут, что хотят... Только не нужно им это было, вот Грибанов тебе семерик и впаял, не больше и не меньше. А они тебя к другой мере приговорили - к высшей. А палачом назначили Нырка, так-то вот, тебе, седому мужику, все разжуй и в рот положи...
- А кто "они"? - снова задал нелепый вопрос Алексей.
Меченый даже сплюнул от досады.
- А ну тебя! - вытаращил он глаза и сжал кулаки, все в набухших жилах и живописных татуировках. - Сказал же, маляву послал Паленому, ответит узнаем... Все. Пошли. Вертухай на работу зовет. Я-то не пойду туда, вызвался, чтобы с тобой без свидетелей в лесочке перебазарить. Мое дело воровское - лежать вверх брюхом. Может, в карцер отправят, - равнодушно зевнул он.
Следователь из областной прокуратуры так ничего и не добился, и дело об убийстве Нырка повисло...
А Меченый и Алексей стали напряженно ждать малявы от Паленого.
Глава 3
До начала нового, 1996 года оставалось чуть более часа. Но настроение у Евгения Петровича Шервуда было далеко не праздничное. Пришедшие буквально одна за другой две малявы привели его в состояние бешенства и лютой злобы. Первую гонец привез к нему на дачу часов в девять. Он вскрыл конверт без адреса и прочитал жесткие чеканные слова, адресованные ему из Европы.
"Оставь Кондратьева в покое, предупреждаю в последний раз. Григорий".
Вот и все, что написал ему Черный. Но этого было вполне достаточно.
Тут надо заметить, что Григорий Красильников вовсе не был так уж озабочен судьбой какого-то отставного офицера Кондратьева. Но отказать в просьбе любимому брату Алексею, на которого семья уже получила из Афганистана похоронку, но который оказался тяжело ранен и вернулся домой, он не мог. В свое время Григорий, старший брат в семье, потерял всех своих близких и находил их по одному... Самый младший брат успел к тому времени погибнуть в детском приемнике, замученный жестокостью извергов-воспитателей. И своих выживших двух братьев и сестру Черный берег как зеницу ока, стараясь исполнять все их прихоти. А потому и принял участие в судьбе Кондратьева.
Фактом являлось то, что малява с недвусмысленным содержанием была получена Гнедым, фактом являлось то, что Черный в далекой Англии был прекрасно осведомлен о неудачном покушении Нырка на Кондратьева, и фактом являлось то, что Гнедой панически боялся Черного, человека жестокого и мстительного.
Не успел он переварить первую маляву, как ему доставили вторую. Из Санкт-Петербурга от Паленого. Вор в законе Павел Федорович Кривенко по кличке Паленый старался придерживаться старых воровских законов, хотя завел семью, купил квартиру и занимался бизнесом. И именно к нему обратился Живоглот с просьбой убрать Кондратьева, так как знал, что Паленый имеет возможность послать в зону нужного человека для устранения неугодного. Живоглот сумел обрисовать Кондратьева как провокатора, убийцу ни в чем не повинного вора Мойдодыра и доказать необходимость устранения Кондратьева. Разумеется, за это Паленому была отвалена щедрая сумма.
Как раз в это время был арестован Нырок. Подготавливавший ограбление Нордмана Паленый очень рассчитывал на удачу, но Нырок и подстраховывающие его провалили дело с треском. И Паленый решил поручить устранение Кондратьева именно Нырку. За ограбление Нордмана Нырок должен был получить пятьдесят процентов от общей суммы, так, по крайней мере, ему было сказано. Только Паленый знал истинную цену драгоценностей ювелира и нашел на них заранее богатых покупателей. Но поскольку в данном случае Паленому просто ничего не надо было делать, он решил и впрямь заплат