Мечты сбываются, или Поосторожнее с предновогодними желаниями
То, что предновогоднее время особенное, все чувствуют. Недаром веками желания загадываются именно под Новый год. Я расскажу одну маленькую историю, которая наглядно покажет, как оно происходит. Иногда ведь — до смешного буквально. Произошло очередное событие, доказывающее это правило, 31 декабря 2008 года, прямо под Новый год.
Мы только сняли квартиру в Швейцарии, муж начал там преподавать в Люцернской консерватории.
Всего за день до Нового года появились у нас в гостиной стол и стулья. Ну, очень красивые! Жизнь налаживалась. Мы привыкли к переездам, но тут…
Уж очень кардинальное и быстрое произошло изменение. Устали. На Новый год собрались в Берн, к друзьям. Нарезали ведро салата оливье, пирогов напекли. Дома поставили огромную пушистую елку, нарядили, огонечки зажгли. Красота.
Собрались. Стали нарядные — глаз не оторвать.
И так хорошо дома: тишина, уют, елка пахнет головокружительно, огонечки горят. Я и подумала: «Вот бы дома остаться, куда ехать? Тут такая красота. В окно горы видны, река прямо под домом грохочет, да еще снег вдруг пошел просто сказочный».
Но оставаться не получилось бы: уговорились давно, нас ждали. Я ни слова не сказала о своем желании.
Полюбовались мы хлопьями снега — невиданный доселе, настоящий швейцарский снегопад — и пошли с нашим ведром салата к машине. Очень удивились: снег идет всего минут пять, а его уже чуть ли не по колено. (В горах так бывает, но мы ж люди равнинные, откуда нам знать.)
Отъезжаем и радуемся: настоящий Новый год! Проехали километра два и… Дальше было страшно: машину вдруг закрутило. И не остановить! Хорошо, что дорога оказалась пустынной в этот час (было это в десятом часу — все уже по домам собрались, отмечать). В общем, покрутило нас, развернуло. Машина уперлась в бордюр, на наше счастье.
Выскочили мы. Стоим, как два дурака — что делать, не знаем. И тут мы убедились в отзывчивости и отлаженной взаимовыручке швейцарцев (у них иначе нельзя — а с другой стороны, где можно?). Первая же машина, проезжавшая мимо, остановилась. Хоть и пора было к столу. Нам вызвали полицию, которая приехала незамедлительно. Они тут же вызвали эвакуатор.
Пока ждали его, очень весело и поучительно пообщались. А главное — поняли, почему такое с машиной произошло. Муж не сменил шины на зимние! Снега-то не было вообще. Даже намека. Ну, и в голову не пришло. Короче, вернули нас домой! Успела я к компьютеру, включила трансляцию Нового года из Москвы. Под бой курантов выпили за наш Новый год! До европейского оставалось еще два часа. Мы красиво накрыли наш прекрасный антикварный стол и встретили Новый год — живыми, здоровыми, абсолютно счастливыми и довольными.
А я — в который раз за свою жизнь — убедилась: поосторожнее с новогодними желаниями. Некоторые сбываются мгновенно.
Наше будущее
Напишу о том, что мне никак не дает покоя. Меня очень волнует наше будущее, то есть — дети нашей страны. Да. Дети — наше будущее, как ни затерт этот слоган. Но тут ни убавить, ни прибавить.
И, знаете, я другой такой страны не знаю… Я именно об отношении к детям. У меня сложилось четкое ощущение, что детей у нас ненавидят. Честно признаюсь, такое чувство меня и в детстве посещало. Ну ладно — что с ребенка взять. Но когда это ощущение сопровождает всю сознательную жизнь, стоит разобраться.
Мы, говоря о детях, как о будущем, замечаем при этом, что количество детских самоубийств зашкаливает.
Ау, будущее!
Причины разные. Но можно говорить и о целом: детям не дают жизни.
А что такое жизнь?
Это любовь и покой в семье. Уверенность, что тебя уважают, с тобой разговаривают, считаются.
Это — свобода выбора (начиная от того, с кем играть в детском саду, какой дорогой идти в школу, и — возможностью хоть часть дня прожить по-своему, не за уроками, не за заданиями, тупость которых порой поражает не только детей).
Жизнь — это еще и рост организма. Биологический рост. И чтобы организм рос здоровым, ему необходима радость, ощущение нужности, понимание: зачем я здесь, что со мной может быть через пару десятков лет, чего мне ждать и — ради чего.
Домашние задания — это особая песня. Это реквием по несостоявшемуся дню.
Когда я смотрю на домашние задания по русскому, математике, английскому у детей начальной школы, мне делается дурно.
Помните, что задавали нам? По русскому: упражнение. Может, правило выучить. Изредка — домашнее сочинение (это когда постарше стали.).
По математике — решить задачку и столбик примеров. (Собственно, это арифметика была.)
По иностранному языку: выучить новые слова (обычно их было 10, не больше) и подготовить текст к пересказу. Доступный маленький текст.
Я сама, без помощи взрослых (смешно даже говорить об этом), справлялась с этими уроками за час. И остаток дня гуляла до посинения. Собственно, никто из взрослых и не знал, где мы и что делаем, когда гуляем. Это было наше честно заработанное, личное время. Уроки сделала? — Гуляй.
Сейчас я сама себе не верю, что это счастье было в моей жизни. Ибо свобода — счастье несказанное.
Мало нам задавали? Нет! Мы успевали много сделать на уроке. И — хватало. Много моих базовых знаний дала мне школа. Бесплатная советская школа. О репетиторах тогда и не слыхивали. Репетиторы возникали к выпускному классу. У нас дома на них средств не было. Я сама подготовилась и с первого раза поступила в вуз.
Я люблю учиться до сих пор. Мне нравится узнавать новое, осваивать. И я благодарна моей школе прежде всего за то, что у меня не отбили охоту учиться, загружая заданиями, в которых нет порой и смысла никакого.
У меня ощущение, что нынешние методисты не понимают, ради чего они работают. Система образования стала совершенно мертвой системой, обслуживающей себя.
Ведь знания нужны детям, чтобы потом их применить в жизни, а не для того, чтобы лишить детей последних сил. Школа должна не задавить, не задушить любую возможность роста (в том числе и творческого), а дать возможность новому человеку дышать и радоваться жизни.
Иначе человек не вырастет. То есть — физически подрастет, но так и останется безответственным ребенком, стремящимся любой ценой увильнуть от ответственности, от работы, от трудностей — то есть, от жизни, как таковой.
Сейчас детей рожают те, кто появился на свет в 90-х. Помните 90-е? Многие ли родители показывали своим детям образцы покоя, счастья и благоденствия? И — вина ли это родительская?
Вроде у нас сейчас много психологов, социологов, политологов. Вот бы собраться и обсудить вместе: как дать силы и чему научить поколение, рожденное в период катаклизма, катастрофы мирового масштаба?
Поколение, рожденное в 90-е, — специфическое. Ими надо особо заниматься. Особенности поведения, мироощущения, проблемы роста следует изучать и делать выводы.
А то все талдычим: лихие 90-е! Лихие 90-е.
А те дети так и не выросли. Но рожают сейчас детей, часто тяготясь, часто не имея сил растить ребенка и не понимая ни задач, ни ответственности…
Тут недавно Наина Ельцина сказала: «Государство в большом долгу перед теми, кто пережил 90-е».
Именно так. И главная проблема нашего будущего в том, как дать силу детям, у которых родители так и остались детьми… Не перегрузить бессмысленными заданиями, а подарить силу.
Или у нас нет будущего?
Я не хочу так думать. Не могу себе позволить.
Но мысли лезут и лезут.
Девятнадцатилетняя мать, оставившая умирать свою девятимесячную дочь…
Служитель порядка, сломавший подростку ногу за то, что тот попал в него снежком…
Насилие, смертоубийство, унижение, дикая брань.
Агрессия на каждом шагу (это бросается в глаза с первой минуты после возвращения на родную землю)… Гражданская война?
И сколько она будет длиться? И что потом?
Вопросы…
Теперь только счастье?
Мы любим, чтобы все, как в сказке, хорошо кончалось. Помучились-пострадали герои, а потом зато все у них загляденье!
Да — все загляденье! Потому что жизнь — загляденье. Успеть бы налюбоваться!
Но были и в эти годы в моей жизни тяжелейшие испытания, какие, по справедливости, не должны, наверное, проходить люди, живущие в уважающей себя стране.
Были чудовищные события, связанные с крушением последних иллюзий. Я написала о них в романе «И в сотый раз я поднимусь», который не раз тут упоминала. И если к каким-то, пусть болезненным, воспоминаниям мне пришлось в этой книге вернуться, то есть события, на которые я оглядываться больше не хочу. Мы их прожили, пережили и идем дальше.
Одно скажу. Государству имеет смысл искать опору в людях, стойко переживших определенные трудности и оставшихся достойными людьми. Но если ставить под угрозу само существование таких людей, если уничтожать последнюю надежду, то с кем ты останешься, государство? И кто тебе поможет?
Для меня объяснением многому тому, что сейчас происходит с нами, служат слова протоиерея Дмитрия Орлова, написанные мне 11 ноября 2005 года:
«Еще приходят мысли о том, что такие знаковые несчастья говорят о нашем сегодняшнем мире. Что и все мы своими грехами привлекаем в наш мир диавола, часто дружим с ним, имеем с ним общие дела. Мы привыкаем к нему, а ему хорошо с нами. Какой мир мы оставляем детям».
Любовь
В одну из последних наших встреч папа сказал мне:
— Вот говорят — любовь… А я прожил жизнь и так и не знаю толком, была ли она, любовь, какая она.
И еще он сказал:
— Ты рождена для любви.
Я запомнила папины слова, как и все, что он говорил мне, и стала думать: а была ли в моей жизни любовь — та, для которой я рождена?
И вот своим детям я могу сказать: да, я знаю, что это такое.
Я люблю своего мужа. Сейчас это любовь много перестрадавшего человека, который отвечает за свои слова. Да, люблю. И принимаю таким, каким он есть. Я глубоко уважаю своего мужа и во многом его пример поддерживает меня. Не одному ему Бог дал особую одаренность. Но вот такую любовь к учени