ъехав труп по противоположной полосе, спросил:
- Как вас зовут?
- Лиммель. Ян Лиммель, - ответил он, как мне показалось, упавшим голосом.
- Странное имя. Вы издалека?
- Да.
Он не счел нужным пояснять, а я не стал выспрашивать. Пусть лучше молчит, чем врет.
- Вы мне чем-то нравитесь, Лиммель, - сказал я. - И я хотел бы вам помочь. Но город наш невелик, а вас, как я понял, ищут.
- Я не хотел бы, чтобы у вас были из-за меня неприятности, - сказал он после паузы. - Я благодарен вам уже за то, что вы для меня сделали. Можете высадить меня, где вам удобнее.
Свою партию он разыгрывал очень точно, и это мне все больше нравилось.
- Высаживать вас в таком виде? Сначала нужно добыть хотя бы нормальную одежду. Денег у вас, конечно, нет?
- Н-нет. Но у меня есть вот это, - он протянул руку, и я увидел на ладони горсть сверкающих разноцветных камешков. Обычная история, все они тащат с собой эти камешки.
- Ого, - сказал я. - Однако, приятель, сбыть их будет нелегко. Спрячьте их пока что подальше.
Интересно, за каких идиотов они нас там держат? Камешки, конечно, красивые, и от настоящих мало чем отличаются. Только вот стоят по шесть монет за горсть. Того, что он показал, хватило бы от силы на пару кружек пива. Но говорить ему это я не стал. Дело не в камешках и не в деньгах. Дело в человеке.
Одежду ему мы добыли в трущобах на Холме. Там Лиммель держался неплохо и даже съездил по челюсти какому-то типу, который наставил на меня пушку в переулке, так что обошлось без стрельбы. В каре он переоделся и стал совсем похож на человека. Но отпускать его я, конечно, не собирался, да он и не стремился меня покинуть. Мы двинулись с ним на Полигон в поисках подходящего убежища и людей, которые могли бы приобрести его камешки. Ничего у нас, конечно, не вышло, да и не в том была моя цель, но держался он неплохо, и ближе к полудню я привез его в кабачок Клемпа, чтобы перекусить и решить окончательно, что с ним делать дальше. И вот тут я увидел, как он достал из кармана трубку с таблетками, и едва успел поймать его за руку. И стало мне совсем тошно, и в душе уютно устроилось ощущение гадливой жалости, которое - я знал это по опыту - нелегко будет потом прогнать оттуда. Я сидел, потягивая помаленьку казенное пиво, и наблюдал, как Лиммель прямо на глазах превращается в трусливого червяка. Полдня было потрачено понапрасну, а впереди было еще черт знает сколько работы, чтобы от него избавиться, и от одной мысли об этом я готов был завыть. Наверное, еще полчаса, и я бы не выдержал и натворил каких-нибудь глупостей. Но этого не случилось, потому что Лиммель вдруг начал говорить - торопясь, сбиваясь, понимая, что мое к нему отношение вдруг резко переменилось, чувствуя, видимо, что вот-вот готов я бросить его на произвол судьбы. И этот его рассказ - нелепый и жалкий, как нелеп и жалок был сам Лиммель - вдруг породил в моей душе самому мне непонятное сострадание к этому человеку, сострадание, которого он, конечно же, не заслуживал.
- Я должен сказать вам правду, - начал он. - Только не считайте меня сумасшедшим. А впрочем, как вам угодно, и пусть меня даже отправят туда, где вы держите своих сумасшедших.
- Вы это серьезно, приятель? - спросил я его. - У нас туда возят вперед ногами.
Он съежился, услышав это, а мне самому стало противно от собственной мелочной жестокости. Впрочем, мое замечание его не остановило. С полминуты он помолчал, нервно сцепляя и расцепляя пальцы, а потом его понесло. Ну и историю я услышал...
- В-вы м-можете мне не верить, - заикаясь, заговорил он, - н-но я прибыл из более далеких мест, чем в-вы думаете. - Потом он немного помолчал и вдруг выпалил с видом человека, который убежден, что ему все равно не поверят: - Я - п-путешественник во времени.
И я ему конечно же не поверил. Эдак и я могу обернуться простыней и бродить ночью по улицам, заявляя, что я - призрак хромого Гугона. Так я ему и сказал. Его это, впрочем, не остановило, и он принялся объяснять мне, как именно осуществляются путешествия во времени. Мир, как он утверждал, гораздо сложнее, чем думают наши ученые. Он, правда, не знаком с их трудами, но уже одно то, что я считал путешествия во времени невозможными, позволяло ему свысока смотреть на нашу науку. И хотя сам он в темпоральной физике, как он называл это, не разбирался, он пользовался ее достижениями и рассуждал поэтому с позиций высшего знания.
Так вот, если верить Лиммелю, путешествия во времени - вещь вполне реальная, причем путешествовать теоретически можно в любом направлении. Однако первые же эксперименты показали, что при перемещении в будущее возникают какие-то пока непонятные возмущения темпорального поля, приводящие к разрушению машины времени уже на первых секундах перемещения. Путешествия же в прошлое оказались настолько просты, что машины времени для их осуществления доступны практически любому жителю того мира, откуда прибыл к нам Лиммель. Только вернуться назад в свой мир оказалось практически невозможно. И совсем не потому, что путешественник как-то застревает в прошлом. Наоборот, в прошлом невозможно задержаться сверх промежутка времени, определяемого величиной полученного темпорального импульса, по истечении которого путешественника неизбежно выбрасывает обратно в то время, из которого он отправился - но уже в совершенно иной мир, в котором все совершенное им в прошлом произошло в действительности и оказало влияние на историю. Самым поразительным в его рассказе было утверждение, что своим появлением в прошлом человек не меняет того мира, из которого он отправился путешествовать. Он просто перескакивает в некий параллельный мир, порожденный, быть может, исключительно его собственным вмешательством в прошлое.
- Быть может, - сказал он с какой-то затаенной гордостью. - Мир, в котором вы живете, родился благодаря моему вмешательству в его историю.
- Ну уж это вы, приятель, пожалуй, загнули, - я похлопал его по плечу. Выпитое пиво слегка шумело в голове, усталость постепенно отступала, и я слушал его треп уже вполне доброжелательно. Что, впрочем, не изменило моей решимости от него избавиться.
- Вы мне не верите? - спросил он.
- Конечно не верю. Вот если бы вы на моих глазах выпорхнули из небытия на своей машине времени - где, кстати, вы ее держите? - тогда, может, и поверил бы.
И тут он вдруг зарыдал. Честное слово, так прямо по-настоящему взял и зарыдал. Уронил голову на руки и давай почти беззвучно трястись, размазывая слезы и сопли по рукаву. Уж лучше бы глотал и дальше свои таблетки, чем так позориться.
Надолго его, конечно, не хватило. Минут через пять, слышу, начал он что-то бормотать себе под нос, но прислушиваться мне было не интересно. Я закурив новую казенную сигару, подозвал Клемпа и заказал ему еще пару кружек. Ну и бутербродов, конечно. Эх, испорчу я себе окончательно желудок таким питанием.
Клемп, видимо, прочитал мои мысли, и вместо бутербродов принес две порции сосисок с жареной картошкой. Раньше в его заведении о такой роскоши не приходилось и мечтать, но я не стал спрашивать, откуда все это взялось, а молча принялся за еду. Если дела пойдут так и дальше, я еще обо всем успею его расспросить. Я уже приканчивал свою порцию, когда бормотание Лиммеля стало отчетливее, и можно было разобрать без конца повторяемый им риторический вопрос:
- ...и почему я такой несчастный? ...и почему я такой несчастный?
Бывают же на свете зануды.
- А по-моему, так вы счастливчик, - не выдержал я наконец. - Столько, наверное, всего повидать успели. Как там, в прошлом нашем, интересно было?
- Что? - он непонимающим взглядом уставился на меня.
- Вы поешьте, приятель, и сразу полегчает.
Я кивнул на тарелку. Видно, голод сильнее всякого расстройства. Он даже переспрашивать не стал и вмиг умял всю порцию. Так, будто не ел дня три или четыре. Хотя, кто его знает, может, он и вправду давно ничего не ел?
- Ну так как там, в прошлом-то нашем жилось? - снова спросил я, когда он кончил есть.
- Глаза бы мои на это прошлое не глядели.
- А все-таки?
- Да какая вам разница? Будто я туда что-то разглядывать отправился. И зачем только я ввязался в это дело?
- Вам что, сильно здесь не по нутру? - я постарался удивиться.
- Мне здесь не нравится.
- Сами виноваты. Это же из-за вашего вмешательства наш мир стал таким, каким вы его видите, - я усмехнулся, показывая, что по-прежнему не верю его рассказу.
- Но что же мне делать?
- Да отправляйтесь снова в прошлое - только и делов.
И вот тут он мне выдал. Вот тут он меня наповал сразил.
- Если б я мог... - сказал он и всхлипнул.
- Что, кто-то угнал вашу машину? - я боялся поверить мелькнувшей в голове догадке.
- Ее нельзя угнать... Да вы не поймете.
Я с удовольствием съездил бы ему по зубам за эти слова, но сдержался. Пока. Скоро я перестану сдерживаться, потому что не нанимался выслушивать такие сентенции от всяких таблеточников.
- Вы что, боитесь вернуться к своей машине? - спросил я напрямик.
- Да не в этом дело, - он досадливо махнул рукой. - Не в этом дело... Если бы все было так просто... У меня... Ну как бы это вам объяснить? У меня сел темпоральный аккумулятор. И теперь я навеки заточен в вашем мире. Это была моя пятая, последняя попытка - и снова неудача.
Он опять закрыл лицо руками и зарыдал. После порции сосисок с картошкой сил у него на это было достаточно. А я сидел и мысленно чертыхался. Вот ведь угораздило этого Лиммеля! И самое обидное - в конце квартала.
- И чего вас понесло путешествовать? - я не мог скрыть досады.
- Да вам не понять, - не переставая рыдать, ответил он.
- Вот что, приятель, - сказал я веско, чтобы до него дошло, - если вы и дальше думаете продолжать в том же духе, то я сейчас встану и уйду, и выпутывайтесь тогда сами. И так плетете всякую чушь, а чуть что - сразу "вам не понять".
- Извините, Гайт, - это мигом привело его в чувство.