— Ну, ты же с собой одного тащишь, — напомнила Мадлен.
— Ну, это не то, это совсем другое, — покачала головой Татьяна. — Джибу мой друг.
— Это, значит, теперь так называется… — покачала головой Мадлен.
— Слушай, будешь надо мной насмешки строить или, не дай бог, приставать к Джибу, мы тебя с собой не возьмем, — сказала Татьяна, строго сдвигая брови.
— Все, все, — замахала руками Мадлен. — Молчу. Молчу…
И тут, как из-под земли, неслышно вынырнул невысокий, ниже Татьяны на голову и совсем юный туземец в яркой набедренной повязке и пестрой, как показалось Мадлен знакомой, шапочке на голове. На шее у молодого человека висели разноцветные бусы, а в руках он держал довольно увесистый мешок.
Татьяна от неожиданности вскрикнула. Но тут же подошла к парню и страстно поцеловала в губы.
— Вот, познакомься, — сказала она, покраснев, Мадлен. — Это и есть мой Джибу.
Потом она что-то проворковала на его языке. Но поскольку последним словом было имя Мадлен, та догадалась, что Татьяна ее представила.
Джибу тут же поклонился и что-то сказал.
Татьяна перевела:
— Он говорит, что ему очень приятно. И что он еще у баобаба заметил, какая ты красивая. И когда ты ушла, все мужчины племени очень горевали…
— Вау! — воскликнула Мадлен. — Передай ему, что мне тоже очень приятно с ним познакомиться. И что он мне тоже очень-очень нравится… — добавила она и заиграла глазками.
— Нет уж, дорогая, последние твои фразы я переводить не буду, — строго сказала Мадлен.
— Ой, можно подумать, мы без слов с Джибу не разберемся, — пробормотала Мадлен, еще более сладко поглядывая на Джибу.
— Не смущай мне парня, — погрозила пальцем Татьяна.
Джибу тем временем деловито подошел к выкопанной, очевидно заранее, ямке и, добавив хвороста и колючек, развел огонь.
Потом развязал мешок и вытащил оттуда две здоровые безголовые серо-зеленые змеи.
Мадлен, которая, покусывая губу, внимательно следила за прекрасными точными движениями Джибу, увидав змей, ойкнула и отскочила в сторону.
— Зря прыгаешь, — покачала головой Татьяна. — Это очень вкусно. Похоже на куриное мясо.
— О боже… — выдохнула Мадлен, отойдя подальше. — То саранча, то вообще змеи… Скорее бы добраться до цивилизованных людей!
— Слушай, ты, привереда! Тебя, как и меня, по-моему, именно цивилизованные люди сюда и привезли. А кормежку на корабле помнишь? Ну то-то же. Змей она есть не хочет! Нам знаешь, еще сколько идти! Нам силы нужны. А для этого поесть нужно. Джибу, между прочим, рисковал жизнью, чтобы добыть нам пропитание.
— Да ладно! — махнула рукой Мадлен. — Но вы бы хотя бы не говорили мне, что это мясо змеиное. Ты же сама говоришь, что на курятину похоже…
— И ты бы мне поверила, что в пустынной саванне, в буше, Джибу добыл кур? — покачала головой Татьяна.
— Может, и поверила бы. Я человек доверчивый. Но тогда я хотя бы поела… — вздохнула Мадлен.
— А кто тебе теперь мешает поесть? — удивилась Татьяна. — Сейчас будет готово и ты съешь, сколько захочешь…
— Ты уверена, что я захочу есть эту гадость? — скривилась Мадлен.
Между тем Джибу, разделав змеиные тушки и порезав их, как рыбу, на ломтики, что-то стал объяснять Татьяне. Та улыбнулась и перевела:
— Он говорит, что эту змею лучше готовить на углях.
— Пусть готовит, как хочет, — сказала Мадлен. — Я лучше постою в сторонке.
— А я поучусь, — сказала Татьяна, — а вдруг когда-нибудь мне придет в голову тоже приготовить что-нибудь подобное…
Мадлен только покачала головой и, не оборачиваясь, пошла в сторону солнца, которое уже поднялось над горизонтом и припекало все больше и больше. Но теперь жара не угнетала так, как в первый день, когда им приходилось пробираться сквозь колючие заросли акаций.
Вдруг прямо перед собой Мадлен заметила большую мохнатую и с длинной шеей птицу. Она ее сразу узнала: страус! И захотела подойти поближе. Но стоило ей сделать пару шагов, как страус будто провалился под землю. Приглядевшись, Мадлен увидела, что страус лежит, распластавшись и вытянув шею на земле, буквально сливаясь с окружающим пейзажем. Она решила, что с ним что-то случилось, хотела погладить, но птица резво вскочила и бросилась наутек.
Мадлен только ойкнуть успела. На месте, где только что, распластавшись, лежал страус, осталось несколько перьев.
Когда Мадлен вернулась к дереву, костер лишь чуть дымился, а Татьяна с Джибу, катаясь по земле, целовались взасос. Правда, Мадлен они сразу заметили и вскочили, смутившись, как нашкодившие школьники.
— Завтрак готов! — весело сказала Татьяна, кивая в сторону аккуратно разложенных на пальмовых листьях поджаристых кусочков. — А что это у тебя? — спросила она, показывая на перья, которые принесла Мадлен, — страусиные, что ли.
Джибу взял одно перо и, разглаживая его на ладони, что-то сказал. Мадлен взглянула на Татьяну и та перевела:
— Страус — это символ справедливости. У пера любой другой птицы стержень разделяет его на две неравные части — одно опахало обязательно более узкое, чем другое. И только у страуса оба опахала пера имеют одинаковую ширину.
— Да, и правда, — кивнула Мадлен и, решившись вместе со всеми попробовать с виду похожую на рыбу запеченную на углях змею, с трудом проглатывая первый кусок, заметила: — Но страусы ведь не летают?
Татьяна перевела вопрос Мадлен, а потом и ответ Джибу, который очень быстро съел сразу несколько кусков мяса:
— Их крылья не для неба, а для земли. Никто не бегает быстрее страуса. Даже машина его может не догнать. А с помощью крыльев страус может в одно мгновение изменить направление, резко остановиться. И еще крыльями страус отлично отгоняет мух…
Вдруг Джибу встал и, сказав что-то, упал на колени, поднял, как крылья, руки, принялся кружиться то в одну, то в другую сторону, опустил шею и как-то странно задвигал головой.
— Что это с ним? — не поняла Мадлен.
— Это он показывает танец влюбленного страуса. А самка в это время должна стоять перед ним, с почтением опустив голову и потупив взгляд… — объяснила Татьяна.
— Ладно, хватит лясы точить, — заявила Мадлен. — Нужно куда-то двигаться. А то завязнем тут навечно.
Джибу резко остановился и, глядя на Мадлен, что-то спросил. Татьяна перевела:
— Он спрашивает, ты сегодня видела страуса?
— Да, — кивнула Мадлен.
— Где? — через Татьяну спросил Джибу.
— Там, — махнула Мадлен рукой в ту сторону, откуда пришла.
Джибу сделал знак Татьяне, чтобы та перевела:
— Когда всходит солнце, утром, лучше всего охотиться на страуса.
Мадлен кивнула и через Татьяну сообщила:
— Но сейчас не нужно охотиться на страусов. Сейчас мы должны поскорее добраться домой.
Джибу послушно кивнул.
Приведя в порядок место своей трапезы, Мадлен, Татьяна и Джибу двинулись в путь.
Когда они подошли к зарослям акаций, Джибу снял с пояса топорик и ловко, быстро принялся прорубать тропу.
— Круче чем этот американец Джон орудует, — похвалила его Мадлен, — просто залюбоваться можно.
— Я про что и говорю, — кивнула Татьяна, — он гармоничен. Во всех отношениях.
— Да ладно, подруга, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. А ты у нас, как известно, дитя, чистой воды дитя.
Через некоторое время они вышли на довольно широкую наезженную дорогу. Им навстречу проехало даже два открытых автомобиля, в которых сидели, выставив ружья, веселые компании.
— Это они, наверное, на сафари едут, — предположила Мадлен и предложила: — Может, сядем, подождем, пока назад будут с добычей возвращаться. Заодно и подвезут.
— Нет, давайте уж как-нибудь сами. А то их и день прождать можно, — сказала Татьяна и перевела то, что, глядя на машины, сказал Джибу: — Раз едут машины, значит, близко большое селение. Белые никогда не выбираются на охоту слишком далеко. Они боятся буша, боятся саванны, зверей боятся. А звери это чувствуют и не даются белым охотникам.
— А какой зверь здесь самый опасный? — поинтересовалась Мадлен. — Наверное, лев? Ведь не зря его называют царем зверей…
Татьяна перевела вопрос Джибу, а потом его ответ пересказала Мадлен:
— Царь? Может, и царь… Но Джибу говорит, что ему однажды пришлось наблюдать, как стадо буйволов гнало львицу с тремя маленькими львятами. Львица, уходя от погони, залезла на дерево. Два львенка тоже отчаянно пытались взобраться вслед за ней. А одного попросту растоптало стадо. Львы вообще боятся просто лежать на земле. Ведь здесь им угрожают слоны и буйволы. В жару на деревьях львам прохладнее, там всегда гуляет легкий ветерок и меньше достают насекомые. И еще сверху отлично просматривается вся местность.
Так за разговорами они не заметили, как вдалеке показались первые домики небольшого селения.
Вечерело, и поэтому на улицах было довольно людно. Если днем, в жару, все спешили спрятаться от зноя в тени и по большей части попросту дремали где-нибудь во дворике или на террасе, сейчас шли каждый по своим делам. Кто-то на почту позвонить или отправить письмо, кто-то к врачу, кто-то сделать покупки. На окраине поселка стояло небольшое кафе. Прямо на улице за одним из столиков под зонтиками сидели несколько не то полицейских, не то охранников в светло-шоколадных легких форменных костюмах, за другим — два европейца, в костюмах, которые обычно надевают на сафари. Они потягивали прохладное, судя по запотевшим бокалам, пиво и вели неспешный разговор. Вообще ритм всего, что происходило вокруг, был неспешен и спокоен. Вокруг царило полное умиротворение.
— Я бы тоже выпила чего-нибудь холодненького, — покачала головой Мадлен. — Но, увы, денег нет. Поэтому буду допивать свою теплую минералку.
Джибу кивнул Татьяне, и та перевела слова Мадлен. Джибу оживился и, сняв с груди бусы, направился к стойке бара. Через несколько минут они уже сидели за столиком, а перед ними стояла ваза свежих тропических фруктов и запотевшая бутылка прохладной минералки.
— Я таких фруктов сам бы вам нарвал, — гордо заявил Джибу, а Татьяна перевела.