Для синьоры это будет жестоким ударом, и все достигнутое теперь пойдет насмарку. Она будет потрясена, разбита, подавлена. Аликс вдруг почувствовала, что ей жаль Леоне — ведь на него придется основной удар, падет вся тяжесть предстоящей вины.
Микеле не разделит с ним ответственности, а сама Аликс уедет отсюда. Но когда? Сегодня? Или завтра утром? Теперь синьора вряд ли захочет видеть ее. Она уедет и снова будет свободна. Свободна и… одинока. Ужасно одинока. От письменного стола Леоне, стоящего у окна, где она сидела, ей хорошо была видна кипарисовая аллея и фонтан с его переливчатыми каскадами и дальний угол парка, где однажды… нет, дважды… Леоне был так внимателен к ней. Завтра все это останется здесь, а ее уже не будет. Она здесь чужая и никогда не станет своей. Интересно, припомнит ли когда-нибудь кто-то из Париджи ее имя?
Обзвонив гостей, Аликс тихо сидела, со страхом ожидая возвращения Леоне. Наконец дверь отворилась, она порывисто повернулась и увидела на пороге… Венецию.
На ней пока не было вечернего платья, но волосы были тщательно убраны в изысканную прическу.
— Скажи мне, пожалуйста, что такое у нас происходит? Или, вернее, почему ничего не происходит? — накинулась она с расспросами на Аликс. — Я уже успела сделать прическу, а тут и с места ничего не сдвинулось! Столы не накрыты, напитки не расставлены. О чем вообще думает прислуга? Время-то идет. И где Микеле? И Леоне? И тетя Дора? И что вообще…
— Боюсь, у нас кое-что произошло, — сказала Аликс. — Вечер отменяется. Леоне попросил меня обзвонить гостей, и я только что сделала это. Он сейчас у твоей тети. Она, должно быть, тяжело перенесла этот удар. Дело в том, что Микеле исчез.
— Исчез?! — Венеция медленно вошла в комнату. — О чем это ты? Как это — исчез? Разве так поступают?
— Микеле поступает, — сказала Аликс. — Как тебе известно, мы после обеда поехали прогуляться. Он отвез меня в город, там мы выпили кофе. Потом он отлучился к себе домой и уже не вернулся, а ко мне прислал таксиста с запиской. В ней говорилось, что он уезжает и что таксист привезет меня сюда. Я ничего не могла поделать. Узнала только, что он забрал из квартиры свои вещи. Я вернулась, и вот Леоне сейчас рассказывает новости синьоре.
Аликс сама не понимала, почему не рассказала Венеции всей правды — то ли из чувства самосохранения, то ли из уважения к Леоне. Венеция сначала нахмурилась, но потом глаза ее вдруг просияли, словно она испытала долгожданное облегчение.
— Ага! — радостно воскликнула она. — Значит, Микеле все-таки не вынес! Ну что ж, я не осуждаю его. Кажется, тетя Дора совсем допекла его своими восторгами на твой счет. Ни один мужчина такого бы не выдержал. А тебе, дорогая, перед тем как приезжать сюда, следовало получше удостовериться, так ли ты нужна ему. Я хочу сказать, что теперь-то тебе, наверное, совсем не весело. Оказаться в таком положении, да еще на глазах у несостоявшихся родственничков. Ха! А все думали — дело решенное! Если бы со мной так поступил мужчина, я, наверное, сгорела бы со стыда.
— Не одна я такая на белом свете, так что уж как-нибудь переживу, — сухо заметила Аликс.
Глазки Венеции снова заблестели.
— Значит, все-таки он тебя бросил? Он сообщил тебе об этом в записке? Выходит, он сбежал не из дома, а от тебя?
— Да, от меня.
— Тогда, я скажу, ты держишься на удивление спокойно. Правда, говорят, англичане все такие. И все-таки жаль тебя, бедняжку. Я скажу Леоне, чтобы он был внимательнее к тебе. Впрочем, ты теперь вряд ли здесь останешься. Даже если Микеле вернется. А он вернется обязательно. Ему просто деваться некуда.
— Как это — некуда деваться?
Венеция передернула плечиком:
— Из-за денег, разумеется. Из-за чего же еще?
— Из-за денег? Разве его волнует этот вопрос? Мне показалось, он не испытывает финансовых затруднений, — недоумевала Аликс.
— Может, и не испытывает. Только разве ты не знала, что он находится на содержании у Леоне? Его часть наследства задействована в «Париджи Камеос», и он может получить ее лишь по достижении двадцати пяти лет.
— Этого я не знала, — призналась Аликс.
— Да ты и не интересовалась-то никогда. Но дела обстоят именно так. Леоне выдает ему на расходы. Только так и можно прижать его, когда он вернется. А уж Леоне прижмет обязательно, в этом не сомневайся.
— Но из письма Микеле явствует, что он не намерен возвращаться. Быть может, он собирается найти себе работу, — возразила Аликс.
— Работу?! Микеле? Да ты что, смеешься? Ты бы еще сказала, что я найду себе работу, — презрительно усмехнулась Венеция, но тут же притихла, так как в комнату вошел Леоне.
По его каменному лицу Аликс поняла, что не напрасно жалела его. Венеция сочувственно залопотала:
— Ну что там, дорогой? Как тетя Дора? Наверное, сражена новостью?
Леоне кивнул:
— Боюсь, все очень плохо. — Он посмотрел на Аликс, потом на телефонный аппарат. — Все в порядке? — И, обращаясь к Венеции, спросил: — Аликс сказала тебе, что придется отменить вечер?
— Конечно, нужно отменить, — понимающе закивала она. — Но Микеле… Каков, а?! Я бы убила его, честное слово! Так поступить с тетей Дорой! И с Аликс! А она так мужественно держится. Представляю, как это, должно быть, тяжело — получить такой плевок. Как ты считаешь, дорогой, мне пойти сейчас к тете Доре?
— Нет, сейчас не надо. Она хочет видеть Аликс. — Осторожно взяв Венецию за плечи и проводив ее к двери, Леоне сказал: — Жаль, если пропадут такая прическа и платье, которым ты наверняка собиралась сразить нас всех наповал. Почему бы тебе не позвонить Джиральдо? Пусть он пригласит тебя поужинать.
— Ах, Леоне, ну разве я могу, когда тетя Дора… — Венеция явно боролась с соблазном. — Хотя, быть может, она не сочтет меня такой бессердечной…
— Я постараюсь сделать так, чтобы она поняла. Поезжай, пусть Джиральдо порадуется. — Леоне решительно закрыл за нею дверь и повернулся к Аликс.
Смущенная и растерянная, она смотрела на него в ожидании.
— Вы нарочно сказали Венеции неправду? — спросила она. — Хотели поговорить со мной наедине? Но скажите, как это после всего случившегося синьора Париджи еще хочет видеть меня?
— Напротив, она просила меня привести вас к ней как можно скорее. — Леоне подошел к окну и, стоя у Аликс за спиной, продолжал: — Ее отношение к вам совсем не изменилось. Разве что только теперь она считает, что тоже нужна вам.
— Но как же так? Нет, это невозможно! — воскликнула Аликс, осененная внезапным подозрением.
Леоне догадался, что она поняла.
— Совершенно верно. Я не сказал ей всей правды. Просто теперь ваша роль несколько изменилась. Теперь вы бывшая возлюбленная Микеле, жестоко брошенная им.
Аликс опустила голову, прикрыв глаза рукой.
— Иными словами, вы ждете, что я буду продолжать этот обман? Более того, вы хотите, чтобы я притворилась, будто Микеле бросил меня. Но я не могу! Не могу! Вы должны позволить мне рассказать синьоре правду и отпустить меня на все четыре стороны. Думаю, узнав правду, она не станет этому препятствовать.
Вместо ответа Леоне решительно подошел к Аликс и крепко взял ее за плечи. Аликс поднялась, их глаза встретились. В его взгляде она прочла несгибаемую волю.
— Вы останетесь, — проговорил он не терпящим возражений тоном. — Останетесь и будете помалкивать. Обман будет продолжаться. Ясно?
— Но вы не можете заставить меня играть эту отвратительную роль! И не можете держать меня здесь силой!
Леоне невозмутимо позволил ей выразить этот слабый протест.
— Согласен, не могу. Не могу запереть на ключ или применить силу. Но вы ведь сами говорили, что мачеха поправится, только для этого нужно время. А еще вы говорили, что ей нужен кто-то, кому она могла бы принести пользу. Так вот, вы нужны ей сейчас, как никогда. Если вы сбежите, как Микеле, это будет двойной удар. Конечно, вы можете сейчас собраться и уехать, но я верю, что вы не бросите ее в трудную минуту.
Аликс смотрела ему в глаза:
— Почему вы думаете, что не брошу?
— Потому что в тот день, когда вы согласились помочь, вы сделали это из гордости, и я не сомневаюсь, что это чувство не покинуло вас и сейчас.
Аликс беспомощно развела руками:
— Но этот обман не может продолжаться до бесконечности! Должно же это когда-то закончиться?!
Она поняла, что Леоне принял эти слова за согласие. С мрачноватой улыбкой он сказал:
— Все будет так, как мы задумали изначально. Подождем, когда мачеха будет готова узнать, что между вами и Микеле нет никакого романа.
— Но она думает, что он бросил меня, значит, уже сейчас нет никакого романа, — возразила Аликс.
— Сейчас для нее это еще не факт, тем более что она верит, что еще все изменится. Если мы правильно поведем игру, она так ничего и не узнает.
— Я завидую вашей уверенности. С чего вы взяли, что карты лягут именно так, как нужно вам? — со вздохом проговорила Аликс.
— Карты лягут так, как распорядится судьба. Разве нет?
— Да. Если речь идет о вашей собственной судьбе, — согласилась Аликс. — Но если на карту поставлена судьба других людей…
— Если эти люди нуждаются в руководстве, то да. Я не терплю неудач ни в чем.
— Да, похоже, Микеле был прав насчет вас, — задумчиво проговорила Аликс.
— Вот как? И что же говорил обо мне Микеле?
— Он говорил, что у вас все просчитано и запланировано. Что вы никогда не живете сегодняшним днем, что вы не можете просто наслаждаться жизнью, нестись по ее течению, позволить ей захлестнуть себя. Что вы до мелочей рассчитываете и настоящее и будущее. А это, по мнению Микеле, совсем не итальянская черта.
— Значит, я не настоящий итальянец? — Леоне рассмеялся. — Вот вы, должно быть, удивлены! Только знаете, если бы мне понадобился совет относительно того, как жить полной жизнью, вы бы вряд ли нашли меня сидящим у ног Микеле и внимающим его мудрым советам. — Он замолчал, потом протянул ей руку. — Пойдемте. Мачеха ждет.