Йожеф взял Виру за руки, привлек к себе и, любуясь ею и осторожно отодвигая со лба ее волосы, сказал:
— Вира, давай поговорим по-настоящему обо всем!
— Давай поговорим! — улыбаясь, сказала Вира, прижимаясь головой к его груди.
Вдруг раздался звонок. Это пришли Варенька с Сашей.
Вира так испугалась, что не успела зажечь света.
Варенька поздоровалась с Йожефом, насмешливо улыбнулась и стала расспрашивать Виру о том, как чувствует себя Федор Павлович. Вира отвечала торопливо и попыталась прекратить этот разговор, но Варенька упорно желала говорить только о Берегове.
Затем Варенька направилась в кабинет взять какую-то книгу Федора Павловича, и Вира пошла за ней.
Сашенька в синей рубашке и в коричневых штанишках на лямочках, с розовыми, как яблоки, щеками, был очень мил. Йожеф с удовольствием начал с ним разговаривать. Он принял Вареньку за старшую сестру Виры и спросил мальчика:
— Ты часто ходишь к тете Вире?
— Нет, не часто. Редко. — Потом плутовато улыбнулся и сказал: — А тетя Вира моя бабушка. — И, помолчав, добавил: — Смешно, правда? Такая молодая — и бабушка.
Видимо, фразу эту он слышал от взрослых.
— Почему же бабушка? — засмеялся Йожеф. — Она сестра твоей мамы, значит, твоя тетя.
— Нет, — покачал головой Сашенька, — она жена моего дедушки. Она бабушка. — И Сашенька весело рассмеялся. — Все смеются, как узнают про это.
Йожеф побледнел. В словах мальчика он почувствовал правду. Вдруг многое непонятное стало ему ясным: он понял и насмешливую улыбку Вареньки, и сердитые взгляды Тони, и все поведение Виры.
Сашенька о чем-то спрашивал Йожефа, но тот уже не слышал его. Он с ужасом думал о Вириной лжи, в нем поднималось чувство возмущения, отчаяния, ненависти к ней.
Он не мог оставаться здесь, видеть ее. Он встал и решительно направился к выходу.
В дверях его остановила Вира.
— Прощайте! — сказал Йожеф. — Прощайте, бабушка Вира… — и захлопнул за собой дверь.
Не понимая, что произошло, Вира стояла не двигаясь и смотрела на дверь. «Неужели Варенька рассказала?» — подумала она, но сейчас же вспомнила, что Варенька ни на минуту не оставалась с Йожефом. В этот момент подбежал Сашенька.
— Бабушка Вира! — с веселым смехом закричал он.
Вира мгновенно поняла, кто виновник ее несчастья. Она резко отстранила мальчика и пошла в комнату.
Варенька все слышала.
— Выдал? — спросила она, останавливаясь возле Виры. — Устами младенца глаголет истина. Так, кажется, говорят.
Вира с ненавистью посмотрела на Вареньку. Она думала увидеть в ее глазах ту же насмешку, с какой она глядела на Йожефа. Но ни зла, ни насмешки в лице Вареньки не было.
13
Снова целыми днями Вира бродила около сельскохозяйственной академии, пытаясь встретить Йожефа.
И она его встретила.
Он хотел пройти мимо, но Вира загородила ему дорогу и, умоляюще соединив на груди руки, сказала:
— Ёжик, сначала выслушай меня, потом осуждай. Ведь если бы я не любила тебя, я бы не стала добиваться этой встречи…
Он не хотел ее слушать, но не слушать не мог. Она взяла его под руку и решительно повела в переулок, где было не так людно.
Долго и молча они шли мимо высокого забора, огораживающего строительную площадку, мимо распахнутых широких ворот. Оттуда доносились шум, скрип, стук.
— Да, профессор Берегов мой муж, — размазывая слезы по лицу пальцами в белых капроновых перчатках, говорила Вира. — Замуж я вышла не по любви…
— Мне совершенно ясно, что при такой разнице лет замуж выходят только по расчету, — жестко ответил Йожеф. — Но мне-то что до этого?
— Йожеф! Все это прошлое, — заговорила Вира. — Теперь я люблю тебя и рву со своим прошлым. Я стала совсем другой. Поверь мне. Ни школа, ни родители не могли перевоспитать меня, любовь переделала… Я совсем, совсем теперь другая… — Вира закрыла лицо руками и горько заплакала.
В воротах стояли девушки в запыленных комбинезонах.
Йожеф пытался загородить плачущую Виру от посторонних взглядов. Он хотел верить ей, в душе его начала просыпаться надежда.
— И ты уйдешь от него сейчас же? — взволнованно спросил Йожеф.
Вире казалось, что иначе не могло быть, и она убежденно ответила:
— Сейчас же, сегодня же уйду к родителям.
Вира возвратилась домой веселая, счастливая. Напевая, она принялась укладывать в чемоданы свои платья. Подумав, она положила на дно чемодана сберегательную книжку. Она не могла взять с собой трельяжи, горки с дорогим фарфором, диваны и ширмы из красного дерева. Ей стало жаль всего этого. Она заплакала.
Продолжая сидеть возле раскрытых чемоданов, она задумалась о своем будущем. Вместо этой роскошной комнаты ее ожидает деревенская изба. Она будет ведром доставать из колодца воду, топить печи и выгребать из них золу… Там, на этой страшной целине, нельзя будет даже надеть модные туфли и нарядное платье. Что же она будет там делать? На что будет тратить свое время? Может быть, пока не уходить из дома Берегова, а уговорить Йожефа остаться в Москве? Он ведь сам говорил, что ему предлагали поступить в аспирантуру.
Настроение Виры сразу же улучшилось. Напевая, она стала вытаскивать из чемоданов платья и убирать их в шкаф…
На другой день Йожеф и Вира встретились в парке. Они сели на скамейку под старой ветвистой липой.
— Почему же ты не ушла из дома Берегова? Почему ты не сдержала своего слова? — с горькой усмешкой спросил Йожеф.
— Меня уговорила Варенька… Федору Павловичу опять плохо, малейшее волнение его может убить, — соврала Вира, глядя правдивыми глазами в лицо Йожефа.
— Но когда-то все равно придется доставить ему это волнение. Я получил, Вира, назначение в Хакасию, в новый целинный совхоз. Нужно выезжать буквально на днях…
— Милый Ёжик! — воскликнула Вира и, пользуясь тем, что вокруг никого не было, порывисто обняла его. — Мы можем жить у моих родителей. Ты поступишь в аспирантуру. Мы останемся в Москве… Все будет так хорошо!
— Тебя пугает целина? — заглядывая Вире в глаза, спросил Йожеф.
— Очень, Ёжик, — призналась Вира. — Я, наверно, не смогу там жить и умру от тоски.
— Даже со мной?
— Даже с тобой. Ёжик, родной, пойми: я не могу без этого шума большого города. Ты же знаешь меня.
— Ты станешь там работать, Вира. Ты неверно представляешь себе целину. Там те же люди, та же жизнь. Будешь работать в клубе, организуешь самодеятельный театр. Разве это не увлекательно?
Предложение Ёжика показалось Вире заманчивым.
Это чувство отразилось на ее лице, и он снова подумал о том, что она станет другой, как только покинет Москву.
Они весь вечер провели в парке — взявшись за руки, бродили по аллеям, катались на «чертовом колесе» и с высоты любовались столицей. Потом подкрепились у киоска бутербродами и горячим кофе из бумажных стаканов.
В этот теплый, ясный вечер им так хорошо было вместе!
Они любили друг друга. Казалось, не было на свете силы, которая могла бы помешать этому чувству. Они решили через три дня уехать в Хакасию. Утром в кассе предварительных заказов Йожеф заказал два билета до неизвестной им, далекой станции Абакан.
Счастливый, с горящими глазами, Йожеф простился с Вирой около дома ее родителей и, не стыдясь, поцеловал ее при народе…
— Дорогие родители! Я уезжаю на целину! — торжественно сказала Вира, входя в комнату и обнимая отца и мать.
Она предполагала, что эти слова произведут эффект, но изумление и растерянность, отразившиеся на лицах Вершининых, превзошли все ожидания. Сообщение дочери было подобно грому среди ясного дня.
Родители не знали, верить этому или не верить. Вире пришлось подробно рассказать про Йожефа, про его назначение в Хакасию, наконец, про их мечту о самодеятельном театре.
Наталья Степановна заплакала. Какова бы ни была дочь, но она была тут, под боком. Жизнь там, в Хакасии, совсем иная, трудная жизнь. И Вира так не подходит к этой жизни…
Ивана Сергеевича эта новость поразила. Хотя он принял ее с недоверием, в сердце его все же шевельнулась надежда, что дочь его не так уж плоха. Может быть, большая любовь выведет ее на верный путь?
Все эти дни Вира находилась в состоянии крайнего нервного напряжения. Она уложила свои бесчисленные наряды в четыре больших чемодана. Но мать уговорила ее оставить самые дорогие туалеты дома.
— Там все это не понадобится, — говорила она.
Оплакивая каждое платье, Вира наполовину уменьшила багаж. Она собиралась к отъезду, скрывая свои приготовления от Федора Павловича, рассчитывая через Вареньку передать ему письмо и ключи от квартиры.
Наступила последняя ночь перед отъездом. Вира не сомкнула глаз. Она металась по квартире: то и дело подходила к окну и глядела на безлюдную улицу. За домами она видела зубчатую стену и горящие рубиновые звезды Кремля.
«Смотри, смотри, больше ты этого не увидишь», — мысленно говорила она себе.
Вот на улице появились дворники в белых передниках. Вот пробежал первый автобус, за ним другой. Улица оживилась, зашумела. Вспомнилась тишина улиц Веселой Горки…
— Снова ссылка, и теперь уже добровольная! — вслух сказала Вира.
Она легла на диван. Глаза ее напряженно скользили по розовым обоям с широкими золотыми полосами, по пестрому ковру на стене, по нарядной хрустальной люстре.
Утром она села за письменный стол и, обливаясь слезами, стала писать письмо.
В столовой ее терпеливо ожидал шофер. Вира встала, перечитала письмо, потом, не садясь, склонилась над столом, добавила:
«Прости. Может быть, я испортила тебе жизнь. Но я не могу быть с тобой. У меня другая дорога».
Вира запечатала письмо, вышла в столовую и, подавая конверт шоферу, сказала:
— Срочно отвезешь в студенческое общежитие. Адрес надписан.
Дима посмотрел на конверт.
— Йожефу? Какое странное имя! — удивился он.
Глава четвертаяНАДЯ МОЛЧАНОВА
1
Н