— Здравствуйте, товарищи! Я новый мастер вашего цеха, — смущенно сказала Надя, присматриваясь к рабочим и про себя отмечая, что все они совсем еще молодые.
— Будто бы еще не доросла до мастера-то! — сказал кто-то из сидящих на полу и от удивления приподнялся, чтобы рассмотреть Надю поближе.
— Смотри-ка — девчонка, а туда же — командовать! — послышался пьяный голос.
Надя взглянула на говорившего и поняла, что он не старше ее.
— Меня зовут Надежда Васильевна, — с отчаянной решимостью сказала Надя и, помолчав, добавила: — Это на работе, а после работы — как хотите.
— Ишь ты! — загоготал все тот же молодой парень.
Но его никто не поддержал, и он умолк.
— Пять часов, прошу приступать к работе, — сказала Надя.
Она круто повернулась и пошла на полигон.
За ней, бросая непогашенные папиросы на пол, неохотно двинулись двое парней, потом поднялись и остальные.
Надя остановилась, дождалась смуглого черноволосого парня, шедшего впереди других, и доверчиво, будто знала его много лет, сказала:
— И надо же было так случиться: первый день моей работы — и эта пьянка. Я же многого тут не знаю.
Откровенные слова Нади, видимо, тронули парня.
— Не горюй, мастер! Будет порядок! — воскликнул он и, повернувшись к отставшим, добавил: — Эй вы, работнички! Нельзя ли повеселее!
Когда все подошли к стенду, Надя протянула руку и преградила дорогу пьяному парню.
— Вы пойдете домой. Пьяного допустить на работу не могу. — Она сказала это громко и твердо.
— А ты что же, прогул мне запишешь? Ишь какая начальница!.. — Парень покачнулся и хотел силой убрать Надину руку.
— Работать будут только трезвые! И разговаривать буду только с трезвыми! — Надя так посмотрела на парня, что тот попятился.
Все притихли.
Черноволосый ткнул пьяного в бок и сказал:
— Вертай назад. Все равно не уступит.
Пошатываясь, пьяный поплелся к конторке.
— Я Савве Капитонычу пожалуюсь. Я найду на тебя управу…
— А характер у тебя, девушка, железный, — улыбнулся черноволосый парень.
…Ночью в общежитии, где она тоже была новенькой и никого еще не знала, Надя тихонько поплакала в подушку. Но спала она крепко и проснулась бодрая, энергичная, готовая снова идти на полигон.
Савва Капитонович встретил ее сердито:
— Ты вот что, Милая, рабочей силой не разбрасывайся, иначе мы с тобой не то что план, а половины не выполним. Нечего с рабочим человеком так поступать. Они ведь вчера почти все были выпивши.
— Я не допустила к работе самого пьяного. Пусть знает, что в таком виде в цех являться нельзя.
— Знаешь что, милая, ты в чужой монастырь со своими уставами не суйся! — Савва Капитонович рассердился уже всерьез. — Ты строитель без году неделя, а я еще при царе купцу Второву особняки строил. Строители, они всегда такие!
— Раз так — пойдемте к директору, пусть рассудит.
Директор выслушал их стоя и поддержал Надю.
— Новый мастер верно рассудила: пьяным доверять работу нельзя. Воспитывать рабочих надо, а не заигрывать с ними.
Савва Капитонович пробурчал что-то насчет того, что «вам виднее», но директор его остановил:
— Ты на других, Капитоныч, не кивай. Ты за полигон в ответе. И молодому мастеру помогай — это наша смена. А тебе, Молчанова, такой совет: помогай начальнику цеха. Он человек опытный. Если все дома, которые он построил, собрать в одно место, город будет.
…В этот день Надя вошла в деревянный дом на полигоне увереннее. Дул холодный ветер. Колючий дождь перемежался со снегом.
Все рабочие были уже в сборе. В комнате стоял шум. Табачный дым серой пеленой висел в воздухе. Рабочие с любопытством поглядывали на нового мастера. Некоторые переглядывались и усмехались. Надя поняла, что они припомнили ее вчерашнюю схватку с пьяным парнем. Тот тоже был здесь, но держался скромно и на нее не смотрел.
Надя разделила рабочих на две бригады: одну отправила на балки, другую — на столбы, слесарей послала на краны.
Она подошла к стендам и стала вместе с другими собирать арматуру. Металлическая сетка вначале слушалась плохо, и сосед, широколицый парень с пушистой бородкой и баками, поглядывал на нее с усмешкой.
Вдруг она заметила, что на втором стенде рабочие неправильно положили каркас.
— Подождите, товарищи, нужно переделать! — крикнула она и стала рукавом стеганки вытирать вспотевший лоб.
— Не мудри, мастер! — С угрозой в голосе ответил ей молодой черноглазый рабочий с чубом, нависающим на глаза. — Не знаешь, а туда же… — И он грязно выругался.
Надя подошла к стенду и потребовала от черноволосого немедленно исправить каркас. Частая сетка должна быть на середине, а не по краям. Он ведь знает это не хуже ее. Она не отошла от этого стенда, пока парни не сделали сетку как следует.
— А за ругань на полигоне, Тимофей, буду взыскивать, как за хулиганство, — сказала она.
Чубастый свистнул с наглым озорством:
— Вишь какая царевна нашлась: пить нельзя, ругаться не положено… Может быть, и курить запретишь? — И, пошарив в кармане, он вытащил коробку папирос и спички. — Эй, ребята, перекур!
Надя посмотрела на него с укоризной:
— Я не царевна, а мастер. У меня здесь не только обязанности, но и права. Это во-первых. А во-вторых, я девушка. Неужели тебе не стыдно разговаривать со мной так?
Вскоре слухи о Надиной настойчивости разнеслись по всему заводу. Приходили любопытные из других цехов, спрашивали: «Где у вас тут Надя Молчанова?»
А как-то раз сюда, на полигон, с разгрузочных бункеров явился паренек в черном комбинезоне и танкистском кожаном шлеме. На его загорелом лице с обветренными и по-детски пухлыми губами светились какие-то особенно пристальные голубые глаза. Улыбаясь Наде, он дружелюбно сказал:
— Пришел приветствовать укротительницу тигров от лица молодежи других цехов.
И протянул Наде розовый цветок бессмертника.
Надя рассмеялась, поблагодарила за цветок, заткнула его в петличку стеганки.
— Кроме шуток, Надя Молчанова, ты молодец, — серьезно сказал голубоглазый, — наставляй на ум-разум молодежь. Мы тебя поддержим!
И он ушел. Надо бы спросить, кто он, из какого цеха, как зовут, но девушка постеснялась расспрашивать, а сам он ничего о себе не сообщил.
В тот день произошел один неприятный случай.
В конце работы парни уселись на сложенных в стороне плитах, а Надя в это время обрезала электросваркой стержни. Прикрывая лицо щитком от нестерпимого, искрящегося света, она переносила держатель от одного стержня к другому и струей огня отрезала их. На мгновение она оторвалась от своего дела, крикнула ребятам:
— Надо бы площадку прибрать, товарищи, а потом уже курить!
И вдруг в ответ на ее слова чубатый Тимофей разразился бранью, да такой отборной, что стало страшно. Каждое бранное слово он произносил смачно и увесисто, словно подносил оплеухи.
Надя отключила электросварочный аппарат и торопливо ушла с полигона. Тимофей бросил ей вдогонку еще одно крепкое слово.
— А ну-ка, замолкни, Тимофей. Беру мастера под свою защиту, — раздался неожиданно голос Ивана Синицына, здоровенного парня, прозванного за свою недюжинную силу и большой рост Ильей Муромцем.
Иван погрозил Тимофею крупным, как кувалда, кулаком.
— Она и без тебя защиту найдет! — засмеялся Тимофей. — Вот подожди, сейчас с директором явится.
Надя действительно вскоре появилась на полигоне, но рядом с ней шел не директор, а милиционер. И на другой же день всему заводу стало известно, что бузотер и хулиган Тимофей Жезлов за грубое оскорбление мастера осужден на несколько суток. А Иван Синицын с тех пор стал всюду ходить за Надей. Вскоре все привыкли видеть их вместе — высоченного, широкоплечего парня и русоволосую девушку, которая была ему ниже плеча.
Как-то раз Надя села в заводской столовой за свободный столик. Иван принес поднос с двумя тарелками супа, хлебом и ложками. Надя придвинула к себе суп и принялась было за еду, как вдруг на край тарелки упал цветок бессмертника. Она вспыхнула, быстро оглянулась, и глаза ее встретились с приветливым взглядом паренька в черном комбинезоне.
— Кто это балуется? — недовольно проворчал Иван и хотел было бросить цветок на пол, но Надя взяла его и бережно приколола к пушистым волосам.
2
Директор завода стоял в неудобной позе. Приподняв плечо, он держал около уха телефонную трубку и одновременно набирал номер на другом телефоне. Он кивнул Наде, разрешая войти, и глазами показал на стул.
— Заходите, Виктор Федорович. Кстати, у меня Надя Молчанова, — сказал он в трубку.
Виктор Федорович был секретарем парткома, и Надя почему-то забеспокоилась: «Зачем я понадобилась ему?»
Потом директор поговорил по другому телефону, сказал что-то насчет сдачи готовой продукции, приветливо попрощался и вышел из-за письменного стола. Он остановился напротив Нади, деловитый и жизнерадостный, как всегда нарядно одетый, в светло-сером костюме, в белой рубашке, с белым галстуком.
— Ну как, Надежда Васильевна, идут дела? — с улыбкой спросил он.
С тех пор как он узнал, что Надя потребовала от полигонщиков называть ее в рабочие часы по имени и отчеству он иначе к ней не обращался.
— Да вы-то, Николай Павлович, зачем так? Я ведь это ребятам велела для дисциплины…
— Вот и я для дисциплины, — весело отозвался Николай Павлович, усаживаясь на стул рядом с девушкой. — На полигоне тишина и спокойствие?
— Пока тишина. Боюсь вот двадцатого числа… Получка.
Вошел секретарь парткома Виктор Федорович, пятидесятилетний невысокий, худощавый мужчина. Он был без пиджака, в мохнатом коричневом свитере, с закатанными по локоть рукавами. Вокруг ног полоскались широкие брюки. Он с удовольствием опустился в кресло и, попросив у Нади разрешения, закурил.
— А мы тут, Виктор Федорович, беседуем с Надей о воспитании полигонщиков, — сказал директор.
— Я об этом тоже много думаю, — сказал секретарь парткома и, помолчав, продолжал: — Для того чтобы воспитывать молодежь, нам нужна боевая комсомольская организация и в первую очередь хороший руководитель. Сегодня мы обсуждали этот вопрос на заседании и вот решили порекомендовать комсомольцам выбрать секретарем комитета товарища Молчанову.