– Ты любишь книги так же, как я люблю искусство, – Мэгги облокотилась на прилавок. – Откуда это, Эви? Эта страсть?
Никто никогда меня не спрашивал об этом. Даже Роан. Ответ болью отозвался в моей груди.
– Я… э-э-э… мой отец умер, когда мне было восемь.
Мэгги побледнела:
– Ох, мне очень жаль.
– Спасибо. Это был трудный период, и моя мама, кхм, была убита горем, а книги стали моим утешением. Моим побегом от реальности, – я вдруг осознала, что между моими отношениями с мамой и отношениями Энни со своей матерью можно провести аналогию, и задумалась, сколь многое мне стоит рассказывать. Мало кто знал о моих отношениях с матерью, но у моей мамы и Мэгги было кое-что общее. Они обе сильно подвели своих дочерей. И в то же время они не были плохими людьми. Вовсе нет.
В итоге я сказала:
– Моя мама – выздоравливающая алкоголичка. Большую часть жизни она попадает в реабилитационные центры. Она – неплохой человек, – поспешила объяснить я, – даже наоборот. Но она часто за эти годы подводила меня и ранила мои чувства.
В глазах Мэгги заблестели слезы, она выпрямилась, и я поняла, что эти слезы выступили не из-за меня. Они выступили из-за нее и Энни.
– Несмотря на все, что она сделала и сколько раз разбивала мне сердце, я никогда не переставала любить ее, – это было правдой. Я любила свою маму. И всегда буду любить. – На этот раз мне было труднее простить ее. Я даже не думала, что смогу, но она… она прислала мне голосовое сообщение, которое сильно удивило меня. И я думаю… то есть я знаю, что простила ее. Думаю, что я всегда буду ее прощать, – у меня в глазах защипало при виде того, как по щеке Мэгги скатилась слеза. – Она ведь моя мама, – я обошла прилавок и взяла Мэгги за руку. – Вы ее мама.
Ее глаза широко раскрылись, губы задрожали:
– Но… это другое. Я отвернулась от нее. Как она сможет простить меня?
– Вы отвернулись от нее потому, что перестали любить?
– Нет! – Мэгги вырвала свою руку и скрестила руки на груди. – Нет, – прошептала она, – я… я позволила ему сделать выбор за меня.
– Вашему мужу?
Мэгги кивнула:
– Знаю, никто не должен говорить плохо о больных людях, но мой муж… Наш брак был несчастливым. Сейчас он тяжело болен. У меня на полную ставку работает сиделка, из-за инсульта он не может говорить… но самое печальное то, что сейчас я чувствую себя свободнее, чем когда-либо с тех времен, как я была ребенком, – ее глаза округлились от ужаса. – Я не должна была…
– Не переживайте, – я взяла ее за локти, – здесь вас никто не осуждает. Все, что вы скажете мне, я сохраню в тайне.
Она с трудом сглотнула.
– Много лет мне хотелось загладить вину перед Энни, но я боялась его, а когда он заболел, я поняла, что больше боюсь, что Энни не простит меня.
Какое-то время я обдумывала ситуацию Мэгги, пы-таясь привести мысли в порядок. Наконец я произнесла:
– Полагаю, Энни в курсе насчет вашего брака?
– Да. До того, как она нам открылась, когда она еще была частью нашей жизни, она меня от него часто защищала. За это мне тоже стоит просить прощения. Она была моей защитницей, а я ее так и не защитила.
– Но, возможно, Энни охотнее вас простит, чем вы думаете, ведь она знает, с чем вы имели дело. Ее ранит именно ваше молчание. Я не могу сказать, простит ли вас Энни, но знаю, что, если вы не сделаете попытку и не попросите у нее прощения, она не сможет вас простить. Будьте смелой, и тогда вы хотя бы будете знать ответ, каким бы он ни оказался. Не позволяйте себе жалеть о том, что ничего не сделали, – я сжала ее руки.
Мэгги устало вздохнула и одарила меня печальной, но ласковой улыбкой:
– Ты такая милая девочка. Не знаю, смогу ли я, – и она вышла из магазина прежде, чем я успела ответить.
Я смотрела ей вслед, немного потрясенная тем, что она мне доверилась. Никто из нас не ожидал, что нашу короткую встречу увенчает такой напряженный момент. Мне было жаль Мэгги и Энни и мне очень хотелось надеяться, что Мэгги найдет в себе силы и примет правильное решение.
Еще я чувствовала, что у меня упала гора с плеч.
Первое, что я собиралась сделать по возвращении в Штаты, – это встретиться с мамой и сказать ей, что несмотря на то, что она причинила мне столько боли, я знаю, что она – хороший человек и что я всегда буду любить ее и всегда прощу.
Потому что она – моя мама.
Хотя мне удалось сдержать обещание и я никому не рассказала про то, о чем мне поведала Мэгги, я сообщила Роану, что она мне доверилась. В отличие от меня, он не был удивлен.
– Почему это не удивляет тебя? Эта женщина открылась мне – едва знакомому человеку. То есть я, конечно, рассказала ей немного о своей маме, но не ожидала, что она так отреагирует, – поведала я ему о нашей встрече несколько часов спустя.
– Люди чувствуют твою доброту и доверяют тебе, Эви. Поэтому и рассказывают, – Роан крепко прижал меня к себе на диване. – И я рад, что тебе стало легче насчет мамы.
– Спасибо, – я прижалась к нему еще крепче. – Хотя мне еще многое предстоит ей простить.
– Она – зависимый человек, она ничего не может с этим поделать, – мягко напомнил он.
– Да. Но дело в том, как именно зависимость заставляла ее себя вести. Эгоистично и подло. Из-за мамы я не могу терпеть лжецов. Она прятала от меня выпивку и обманывала меня. Она даже украла у меня деньги, чтобы купить джин, а потом соврала насчет этого. Она пропускала важные события в моей жизни, потому что лежала без сознания на полу в ванной, – вздохнула я, снова расстроившись. – Мне нужно отпустить это. Начну отношения с ней с чистого листа. Я готова снова рискнуть.
После этого Роан стал очень тихим, и когда мы легли в постель, я поняла, что упомянула о возвращении в Чикаго, чтобы поговорить с мамой. Однако я не уточнила, будет ли эта поездка в один конец.
Я задалась вопросом, не встревожило ли его это.
Пока следующие несколько дней я размышляла над тем, стоит ли нам с ним это обсудить, жизнь текла своим чередом. Мы оба были заняты работой, к тому же я предложила Каро помочь с пирожными, которые она пекла на заказ ко дню рождения. Я закрыла магазин, собираясь помочь ей чем смогу на кухне.
Чтобы отпраздновать то, что она с моей помощью выполнила заказ, мы все втроем отправились в «Якорь». Это произошло через пару дней после моего разговора с Роаном о маме. Однако как только мы зашли в паб, мы в оцепенении застыли. В пабе было оживленнее, чем когда-либо. Милли с красным лицом стояла за барной стойкой.
Одна.
Где же Виола?
Я повернулась к Роану:
– Помогу Милли.
Он нежно улыбнулся и чмокнул меня в губы. Мои губы покалывали от его прикосновения. Я подошла к бару и подняла крышку, чтобы пройти внутрь.
Милли изумленно посмотрела на меня.
– В колледже я подрабатывала в баре, – последовало мое пояснение. – Кто следующий?
Она облегчено выдохнула:
– Спасибо, милая, – и показала на другой конец бара. – Начни с того конца.
Время летело быстро, пока я наливала пинты и смешивала напитки для бесконечной, казалось, череды клиентов. Не знаю, как долго мы уже работали, когда Милли позвала меня с другого конца бара.
– Эви, ты можешь сходить в подвал и принести еще бутылку «Макаллана»? Наливаю последнюю порцию.
Я кивнула. Несколько недель назад Декс провел нам экскурсию по подвалу, чтобы показать коллекцию вин. Он разрешил нам выбрать бутылку, и мы выпили тогда за то, что я остаюсь еще на три месяца в Альнстере. Выбежав из-за барной стойки, я толкнула дверь с надписью «Только для персонала» и вышла в коридор. Далее он разветвлялся: лестница наверх вела в их семейную квартиру, лестница вниз – в подвал, а еще здесь была дверь на кухню.
Я спустилась по лестнице на один пролет вниз, когда услышала шепот чьих-то голосов. Шум в баре мешал четко все расслышать, но я была почти уверена, что там кто-то есть. Решив, что это, вероятно, был Декс, я продолжила спускаться, пока мне не стал слышен разговор двух людей.
Я резко остановилась, замерев, словно кролик в ярком свете автомобильных фар.
– Думаешь, я вел бы себя так настойчиво с кем-то другим, Ви? – отрывисто произнес Лукас, его голос эхом отразился от голых бетонных стен.
Черт побери.
– О, так, значит, мне стоит чувствовать себя особенной, раз великий Лукас Эллиот соизволил преследовать меня? – ответила Виола, в ее резком ответе слышалась обида.
Лукас, должно быть, тоже заметил это, потому что его тон смягчился:
– Ты же знаешь, я не это имел в виду. Просто… я могу это так оставить. Думаю, ты тоже.
Дважды черт побери.
Я прижала руку к груди, мое сердце сильно билось из-за переживаний за Виолу.
– Той ночью на пляже я сказала тебе, что мы не можем, – голос Виолы звучал грустно. – Ты был прав, отталкивая меня на протяжении стольких лет из-за своего отца. Не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы в семье. Не хочу быть тем человеком, который вызовет раскол.
– Да, ты так говоришь, но каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе, целую тебя, – его голос стал низким и хриплым, отчего мои глаза расширились, – ты загораешься, как чертов факел. Мы должны это просто игнорировать?
– Может быть, это просто физическое влечение.
– Ты и правда так думаешь? Черт возьми, Виола, если бы мне нужен был только секс, я бы мог получить его в любой момент.
Она насмешливо фыркнула:
– Да, это мне известно, Лукас. Очень хорошо известно. В универе о тебе прямо-таки ходят легенды. И я должна поверить, что я для тебя – не просто вариант на одну ночь?
– Ты в это не веришь. Ты говоришь это, чтобы разозлить меня.
– Но ты же спишь с другими девушками, чтобы разозлить меня.
– Я не дотрагивался до других девушек с тех пор, как понял, что ты чувствуешь ко мне то же, что и я к тебе.
– Но мы не можем быть вместе!
– Ты хочешь, чтобы я ушел? Хочешь видеть меня с кем-то другим?.. Потому что мне невыносима мысль, что я увижу тебя с другим парнем. Я бы убил его.