Никто, кроме Пенни, не знал, что я уезжала.
Бедная Пенни.
Она была потрясена тем, как быстро все сорвалось. Салли тоже была в ярости, что я вышла из сделки.
Я оглядела книжный магазин, мой подбородок задрожал, и слезы опять выступили на глазах. За последние сорок восемь часов из меня пролилось столько слез, что было трудно даже представить. И все же казалось, что могут пролиться еще. Мне нужно было держать их в себе до того момента, пока я не приземлюсь на территории США. Смотреть на магазин было трудно, потому что я буду тосковать не только по своим отношениям с Роаном, по деревне, по своим друзьям, но еще и по этому магазину.
По этой прекрасной мечте, к которой мне удалось прикоснуться кончиками пальцев.
Когда в тот ужасный день я вернулась в квартиру, Роан и Шедоу уже ушли, и я, выплакав еще ведро слез, достала ноутбук и загуглила Роана.
В интернете были его фотографии с местных мероприятий, где он бывал с родителями, когда был младше. Оказалось, баронетство было пожаловано семье Роана короной в семнадцатом веке, тогда у них были брачные узы с герцогством.
Баронетство Альнстера было одним из старейших оставшихся в Англии, и хотя они, как пояснил Роан, не относились к пэрству, все равно это был уважаемый титул.
Дед Роана, Эдвард, был первым баронетом, который не стал членом парламента, сосредоточившись вместо этого на восстановлении поместья. Отец Роана унаследовал его и приумножил их богатство, основав компанию по техническому обслуживанию жилья, а Роан продолжил расширять их маленькую империю.
Мне на глаза попалась статья о праздновании годовщины свадьбы герцога и герцогини Нортумберленда несколько лет назад, где Роан и его родители значились в списке присутствующих гостей.
Неудивительно, что он знал замок Алника как свои пять пальцев.
Он был там, общался с герцогом.
На меня нахлынули воспоминания, всплыли все забытые моменты, как он не спешил брать меня на ферму или как избегал подробностей, касающихся его семьи. Как он говорил: «Эви, нам надо поговорить» или «Мне нужно сказать тебе кое-что».
Он пытался сказать мне правду.
Теперь я это понимала.
Но он недостаточно усердно пытался.
А я и не подумала поискать информацию. Я просматривала его фотографии в интернете, пытаясь понять, как упустила столько всего, включая его возраст. Во всем была виновата чертова борода. Но в действительности дело было не в бороде. А в самом Роане. В нем была врожденная зрелость и властность, из-за которых он казался старше.
Чего я, однако, делать не стала, так это винить себя.
Я судорожно втянула воздух, пытаясь снова заглушить свои чувства; от обиды мне сдавило горло. Его ложь почти ничего не значила в общей картине вещей. Это было даже глупо. Правда никогда бы не помешала мне дать ему шанс или полюбить его.
В отличие от его способности солгать мне.
А ведь еще мне лгали жители деревни.
Все это время мне казалось, что я одна из них, а они скрывали это от меня, словно это была игра. Словно я была просто временным летним развлечением.
Увидев Милли, подходившую к двери магазина, я почувствовала спазм в животе.
Вчера мне пришлось объясняться с Виолой и Каро. Я сказала им, что уезжаю, и они по очереди приходили ко мне и умоляли остаться. С Виолой было трудно. Я злилась на нее и на всех остальных за то, что они лгали мне, но она все равно была мне дорога. И я понимала, что буду по ней скучать.
Сцена с Каро была душераздирающей. Она умоляла меня не уезжать, пока я все как следует не обдумаю, предлагала остаться у меня в гостевой спальне или чтобы я осталась у нее, а она бы дала мне время обдумать всю ситуацию и поддержала меня. Когда я отказалась, она плакала в моих объятьях, и, несмотря на мою злость к ней за то, что она помогла Роану в его лжи, мне было неприятно причинять ей боль.
Так что Роан был виноват не только в том, что разбил мне сердце, но еще и в том, что сделал несчастной Каро.
Милли толкнула дверь, которую я оставила открытой до прибытия такси. Меня приводила в бешенство даже мысль о том, что нужно вызывать такси. Я так и не взяла машину напрокат, хотя и пообещала себе это сделать, и стала зависимой от Роана и моих друзей, которые отвозили меня туда, куда мне было нужно.
Я стала зависимой от них по стольким вопросам.
Грир была права. Я приехала в Альнстер, чтобы найти себя, а вместо этого просто потеряла себя в отношениях с мужчиной и запуталась в своих фантазиях.
Такси должно было приехать только через полчаса, и мне казалось, что ждать в магазине будет проще, чем в квартире, которая хранила столько воспоминаний о нас с Роаном.
Это оказалось не так. Внизу было совсем не легче.
Терять книжный магазин тоже было невыносимо.
Милли сосредоточенно смотрела на меня, но затем заметила боковым зрением что-то, что привлекло ее внимание. Багаж. Она повернула голову, взглянув на него, потом снова посмотрела на меня, и ее глаза расширились.
– Ты уезжаешь сейчас?
Я с усилием сглотнула.
– Мое такси уже в пути.
– Ох, Эви, – она решительно шагнула ко мне. – Не делай этого, малышка. Не будь такой опрометчивой. Ты знаешь, что твое место здесь.
Меня пронзила горечь.
– Мне здесь не место. Вы превратили меня в деревенское развлечение.
Лицо Милли стало суровым.
– Если бы ты знала нас, ты бы поняла, что это неправда.
Я стиснула зубы, чтобы не наброситься на нее.
– Эви, – что бы она ни увидела в моих глазах, ее лицо смягчилось. – Поначалу это казалось таким безобидным. Мы все видели, как ты понравилась Роану, и слышали, как ты разглагольствовала о тех глупых правилах. Мы не хотели, чтобы ты сбросила его со счетов из-за чепухи. Мы хотели, чтобы он был счастлив. Защищали его. Друг друга. И мы приняли тебя как свою, Эви, – Милли протянула руку, чтобы коснуться моего предплечья. – Мы приняли тебя как свою с самого начала, такого никогда не случалось, малышка. Мы приняли тебя, потому что ты сияешь так ярко, потому что ты особенная. Мы знали, что это место – твой дом, еще задолго до того, как ты сама это поняла. И мы не хотим потерять тебя.
Слезы, с которыми я боролась, полились по щекам. Безутешные горькие слезы, похожие на те, что пролились перед Роаном, от них было очень больно.
– Это место – не мой дом, – отрицала я. – И никогда им не было.
Милли сжала мою руку и с сочувствием на меня посмотрела.
– Ты знаешь, что это неправда. Потому что для человека, который предположительно так не думает, ты определенно чувствовала себя здесь как дома, вмешиваясь в жизни других людей. Нам даже не жаль, – поспешила она меня заверить, когда мое лицо вытянулось. – Посмотри, что ты сделала с тех пор, как сюда приехала. Ты дала Пенни возможность узнать, подходит ли ей Мельбурн. Ты помогла Каро обрести уверенность в себе, уйти от той злой женщины и начать жить своей жизнью. Ты помирила Энни и Мэгги спустя столько лет разобщения. И мне известно, что это ты вмешалась в историю с Виолой и Лукасом, – она почти с осуждением посмотрела на меня. – Виола рассказала мне, что это ты первая поняла, что Лукас к ней неравнодушен, и хотя мне бы хотелось, чтобы некоторые вещи сложились иначе, я не могу сказать, что не рада тому, как все обернулось. Этот мальчик смотрит на мою дочь так, будто готов получить за нее пулю… И хотя я беспокоюсь за них, разве могу я как мать не радоваться тому, что моя дочь сильно влюблена в мальчика, который так же сильно любит ее? Лукас любит Виолу так же сильно, как Роан любит тебя.
– Милли…
– И из-за тебя ко мне пришла Кэти Эллиот.
Потрясенная, я замолчала.
– Да. Мы поговорили с ней впервые в жизни. И все потому, что ей не хочется терять Лукаса. Мы с ней заключили мир, Эви. Не с Уэстом. Этого никогда не случится. Но мы, я и Кэти, заключили мир ради наших детей. И это все благодаря тебе, – теперь ее глаза заблестели, она протянула руку, чтобы погладить меня по щеке, в выражении ее лица проскользнуло что-то материнское. – Ты волшебная, малышка, и ты нужна этому месту.
Силы, с которыми я собиралась, покинули меня, и я опустила голову, содрогаясь от рыданий. Мне потребовалась минута, чтобы привести мысли в порядок, потом я подняла голову и с горечью прошептала:
– Мне жаль, Милли. Я не могу остаться.
Тогда она обняла меня, и эти объятия выглядели немного комичными из-за нашей разницы в росте, но тот момент был слишком грустным для шуток. Милли крепко меня обняла, потом отстранилась и, не сказав ни слова, вышла из магазина.
Позже подъехало мое такси, и все то время, что водитель помогал мне с багажом, меня продолжала бить дрожь. Пока он укладывал мои чемоданы в багажник машины, я заперла книжный магазин, сунула ключ в конверт и кинула его в почтовый ящик.
Судорожно вздохнув, я повернулась и тут же замерла при виде Роана и Шедоу, стоявших рядом с такси.
Грудь Роана тяжело вздымалась, словно он только что бежал, на висках блестел пот. Посмотрев ему за спину, я увидела «Дефендер», припаркованный на единственном свободном месте возле гавани.
Шедоу бросился от Роана ко мне, и когда я обняла его гибкое тело, молча прощаясь с ним, меня накрыло новой волной грусти.
– Милли позвонила мне, – произнес Роан, когда я выпрямилась после объятий с собакой.
Кто бы сомневался.
– Готовы? – спросил водитель, переводя взгляд с меня на Роана.
– Дайте нам еще пару минут, – Роан протянул ему купюру, водитель ее взял и сел в машину, предоставив нам возможность уединиться.
Мне не хотелось уединяться.
Мне не хотелось прощаться.
Я не была уверена, что мое сердце способно это выдержать.
Теперь, глядя на лицо моего бывшего жениха, я видела его молодой возраст. Вокруг глаз еще не было глубоких морщин, а борода скрывала любые возрастные морщины вокруг рта, если они вообще были. Да и потом, он был энергичен. Не то чтобы у тридцатилетнего мужчины не было энергии, но Роан был вынослив как двадцатишестилетний, в этом не было никаких сомнений.