«Но вы понятия не имеете, для чего это масло нужно?».
«Вероятно они его используют в каких-то религиозных ритуалах, но я не уверена… что это. Они чем-то помазывают головы… что-то на ваши головы и ладони, ваши ладони. Я вижу птицу, золотую птицу, она вокруг моей шеи. Она плоская. У неё плоский хвост, очень плоский хвост, и её голова направлена вниз… к моим ногам».
«К вашим ногам?».
«Да, так надо носить. Там черное… черное липкое вещество. Я не знаю, что это такое».
«Где оно?».
«Оно в мраморной ванне. Они это тоже где-то применяют, но я не знаю где и для чего».
«Там, в пещере есть хоть что-то, где можно прочитать и сказать мне, что эта за страна или место, где вы живете или какая дата?».
«Там ничего такого нет на стенах, никаких надписей. Я не знаю названия страны». И тогда я попросил её перенестись во времени вперед.
«Там белый кувшин, какой-то белый кувшин. Рукоятка наверху золотая, с какой-то золотой инкрустацией».
«А что в этом кувшине?».
«Какая-то мазь. Она нужна для перехода в другой мир».
«Вы та, кто будет сейчас переходить?».
«Нет! И я не знаю того, кто будет переходить».
«Это тоже ваша работа — подготавливать людей к этому переходу?».
«Нет. Жрецы должны это делать, а не я. Мы просто поставляем им мази и благовония…».
«Сколько вам примерно лет?».
«Шестнадцать».
«Вы живете со своими родителями?».
«Да, в каменном доме, каком-то каменном жилище. Он не очень большой. Он теплый и сухой. Климат очень жаркий».
«Идите домой».
«Я уже дома».
«Вы видите вокруг кого-то из своей семьи?».
«Я вижу брата и моя мама тоже здесь, ещё ребенок, чей-то ребенок».
«Это ваш ребенок?».
«Нет».
«Что важно сейчас? Идите к тем важным событиям, которые могут объяснить ваши симптомы в настоящей жизни. Их можно безопасно пережить ещё раз. Идите к этим событиям».
Она ответила очень тихим шепотом. «Всё в свое время… Я вижу, как умирают люди».
«Умирают люди?».
«Да… они не могут понять из-за чего».
«Из-за болезни?» Внезапно меня осенила догадка о том, что она снова переживает ту жизнь в древности, в которую уже переживала ранее. В той жизни какая-то болезнь, передающаяся через питьевую воду, убила её отца и одного из братьев. Кэтрин тоже страдала от этой болезни, но умерла не от неё. Люди ели чеснок и разные травы, чтобы защититься от этого мора. Кэтрин очень расстраивало то мертвых правильно не бальзамировали.
Однако сейчас она достигла этой жизни с другой точки зрения. «Эта болезнь передается через питьевую воду?». Спросил я.
«Они в это верят. Очень много людей умирает». Я уже знал концовку.
«Но вы от этого не умираете?».
«Нет, я не умираю».
«Но вы заразились. Вы болеете».
«Да, мне очень холодно… ужасно холодно. Мне нужна вода… вода. Они думают, что зараза в воде… и что-то черное… Кто-то умер».
«Кто умер?».
«Мой отец умер и ещё один из братьев. С мамой все в прядке, она поправилась. Она слишком слаба. Они должны закапывать мертвецов. Они должны их хоронить, и людей расстраивает это, потому что это против религиозных традиций».
«Каких традиций?» Я восхищался последовательностью её повествования, факт к факту, она в точности перечислила то, что говорила несколькими месяцами ранее. И опять эти нарушения погребальных обычаев сильно её расстраивали.
«Покойников складывали в пещерах. Их там держали, но первых умерших жрецы все-таки подготовили. Они должны быть завернуты натерты. Их держали в пещерах, а земля была затоплена… Они говорили, что вода плохая. Не пейте воду».
«Есть какой-то способ лечить эту болезнь? Он действует?».
«Мы лечились травами, разными травами. Запахом… этих трав… Я не могу их нюхать!».
«Вы можете вспомнить запах?».
«Это что-то белое, подвешено под потолком».
«Это чеснок?».
«Это висит вокруг… свойства похожие, да. Это свойства… вы его кладете себе в рот, в уши, в ноздри, всюду. Запах был сильный. Считалось, что этот запах не пускает злой дух в ваше тело. Пурпурный… плод или что-то круглое, покрытое чем-то пурпурным, пурпурной кожей…».
«Вы узнаете ту культуру, к которой сейчас принадлежите? Это нечто вам знакомое?».
«Я не знаю».
«Что это за пурпурные плоды?».
«Таннис».
«Это помогло вам от болезни?».
«Это было в то время».
«Таннис», повторил я, чтобы убедиться в том, что она говорит о том, что мы называем таннином или дубильной кислотой. «Так они это называют? Таннис?».
«Я просто… Я продолжаю слышать это название — Таннис».
«Что было спрятано в этой жизни, что беспокоит вас в нынешней? Почему вы продолжаете возвращаться сюда? Что в ней такого неприятного?».
«Религия», быстро прошептала Кэтрин, «религия того времени. Это была религия страха… страх. Там было много чего страшного… и так много богов».
«Вы помните, как этих богов называют?».
«Я вижу глаза. Я вижу черного… что-то… он выглядит, как шакал. Он в статуе. Он блюститель чего-то… Я вижу женщину, богиню, в каком-то головном уборе».
«Знаете ли вы, как зовут эту богиню?».
«Осирис… Изида… что-то вроде этого. Я вижу глаз… глаз… просто глаз на цепочке. Она золотая».
«Глаз?».
«Да… Кто такая Хатор?».
«Что?».
«Хатор! Кто это?».
Я никогда не слышал про Хатор, хотя я знал, что Озирис, если произношение было правильным, был братом и мужем Изиды, главным божеством древнего Египта. Хатор, как я узнал позже, была египетской богиней любви, веселья, плодородия и радости. «Это одна из богинь?», спросил я.
«Хатор! Хатор». Последовала долгая пауза. «Птица… она плоская… плоская, образец совершенства…». Она снова замолчала.
«Продвигайтесь вперед к финальному дню этой вашей жизни. Перенеситесь в последний день вашей жизни, но перед тем, как вы умрете, скажите, что вы видите!».
Она ответила совсем тихим и нежным шепотом. «Я вижу людей и здания. Я вижу сандалии, сандалии. Там грубая одежда, какая-то грубая одежда».
«Что случилось? Сейчас же перенеситесь в момент своей смерти! Что с вами случилось? Вы можете это видеть?».
«Я не вижу этого… Я больше не могу себя видеть».
«Где вы? Что вы видите?».
«Ничего… Просто пустота… Я вижу свет, теплый свет». Она уже умерла, уже перешла в бестелесное состояние. Вероятно её больше не надо было переживать эту смерть ещё раз.
«Вы можете пойти к свету?». Спросил я.
«Я иду». Она лежала спокойно, снова чего-то ждала.
«Вы уже можете оглянуться назад, чтобы увидеть урок, который надо было выучить в той жизни? Вы уже его осознали?».
«Нет», прошептала она. Она какое-то время ещё чего-то ждала, а потом вдруг насторожилась, хотя её глаза оставались закрытыми, как во время гипнотического транса. И тут её голова начала мотаться из стороны в сторону.
«Что вы сейчас видите? Что происходит?».
Она повысила голос. «Я чувствую… они со мной говорят!».
«Что они говорят?».
«Они говорят о терпении. Нужно быть терпеливыми…».
«Хорошо! Продолжайте!».
Ответил Учитель, который был поэтом. «Терпение и своевременность… все случиться тогда, когда надо. Жизнь нельзя прожить в спешке, нельзя самому написать для неё расписание и прожить её по нему, как хотят многие люди. Мы просто должны принимать то, что приходит к нам в свое время и не просить большего. Жизнь бесконечна, поэтому мы никогда не умрем, и мы никогда не рождались. Мы просто проходим разные циклы и им нет конца и начала. Люди находятся в разных измерениях. А время совсем не часы и минуты, а скорее усвоенные уроки жизни».
Последовала долгая пауза, а потом Учитель-поэт добавил.
«Со временем все станет ясно. Но вам нужен шанс, чтобы переварить те знания, что мы вам уже дали». Кэтрин умолкла.
«Должен я узнать что-то ещё?», спросил я.
«Они ушли», прошептала она. «Я больше никого не слышу».
Глава 9
Каждую неделю с Кэтрин сходил новый слой невротических страхов и беспокойств. С каждой неделей она становилась всё более беззаботной, мягкой, терпеливой. У неё появилась уверенность в себе, и люди потянулись к ней. Она стала чувствовать в своем сердце больше любви и люди вокруг откликались на её любовь. Алмаз внутри неё, её истинная сущность, засиял бриллиантом, на радость всем окружающим.
Воспоминания Кэтрин о ранее прожитых жизнях растягивались на тысячелетия. Всегда перед тем, как ввести её в состояние гипноза, я понятия не имел, в каком времени она мысленно окажется, в доисторических пещерах, или в древнем Египте, или в нашем времени. И за всеми её жизнями любовно наблюдали Учителя, находящиеся где-то вне времени и пространства. В тот раз она оказалась в двадцатом столетии, однако не как Кэтрин.
«Я вижу фюзеляж и взлетно-посадочную полосу, какой-то аэродром», тихо и нежно шептала она.
«Знаете ли вы, где это?».
«Я не могу разглядеть… Эльзас?». А потом она повторила немного иначе, «Эльзас».
«Тот, что во Франции?».
«Я не знаю, просто Эльзас… Я вижу фамилию Фон Маркс, Фон Маркс. Какой-то коричневый шлем или шапка… шапка с очками поверх неё. Отряд уничтожен. Должно быть это удаленное место. Думаю, что до города далеко».
«Что вы видите?».
«Я вижу разрушенные здания. Я вижу дома… Вся земля разрыта… после бомбежки. Это хорошо скрытое место».
«Что вы делаете?».
«Я помогаю им с ранеными. Они их увозят».
«Осмотрите себя и опишите. Посмотрите во что вы одеты».
«На мне какая-то куртка. У меня светлые волосы и голубые глаза. Моя куртка очень грязная. Вокруг много раненых».
«Вы обучены ухаживать за ранеными?».
«Нет».
«Вы там живете или вас туда привезли? Где вы живете?».
«Я не знаю».
«Сколько вам примерно лет?».
«Тридцать пять». Кэтрин было двадцать девять и у неё были карие глаза, а не голубые. Я продолжил расспросы.
«Как вас зовут? На куртке есть нашивка с фамилией?».
«На куртке только крылья. Я летчик… какой-то летчик».