«Вы знаете, почему они выбрали вас…».
«Нет».
«… как канал связи?».
Это был достаточно деликатный вопрос, Кэтрин даже не могла слушать аудиозаписи наших сеансов. «Нет», тихо прошептала она.
«Это вас пугает?».
«Иногда».
«А иногда нет?».
«Да».
«Это обнадеживает», вставил я. «Теперь же мы знаем, что мы вечны, и потому больше не боимся смерти».
«Да», согласилась она и замолчала. «Я должна научиться доверять». Вернулась она потом к главному уроку вспомнившейся ей жизни. «Когда мне что-то говорят, я должна научиться этому доверять… когда говорит человек осведомленный».
«Наверняка есть много людей, которым верить не стоит», вставил я.
«Да, но я в замешательстве. Я знаю, что я должна доверять людям, но в то же время борюсь с этим чувством и не хочу доверять никому». Она замолчала. Молчал и я восхищенный её прозрением.
«В последний раз мы говорили о вас в обличии ребенка в саду около лошадей. Вы помните? Помните свадьбу вашей сестры?».
«Немного».
«Можно узнать побольше о том времени? Вы не знаете?».
«Можно».
«Может нам стоит вернуться в то время и исследовать его подробнее?».
«Сейчас это не получится. В той жизни есть много всякого… много знаний дается в каждой жизни. Да, ту жизнь надо исследовать, но не сейчас».
Тогда я вернулся к неприятностям в её отношениях с её отцом. «Ваши отношения с отцом очень сильно повлияли на вашу жизнь».
«Да», просто ответила она.
«Это ещё одна область, которую надо исследовать. Вам следует извлечь много уроков из этих отношений. Попробуйте их сравнить с историей мальчика из Украины, который потерял своего отца в раннем возрасте. В вашей нынешней жизни такого не случилось. У вас и сейчас есть отец, даже, думаю, многие трудности в ваших отношениях разрешились…».
«Раньше всё это было более обременительно», заключила она. «Мысли…», добавила она, «мысли…».
«Какие мысли?», я почувствовал, что она переместилась в другую область.
«Я про анестезию. Когда вы под наркозом, можете ли вы слышать? Вы можете все слышать даже под наркозом!». Она сама ответила на свой вопрос, и зашептала быстро и взволнованно. «Ваш разум более восприимчив к тому, что происходит. Они разговаривали о том, что я задыхалась, когда оперировали мне горло».
Я вспомнил, что за несколько месяцев до первого визита ко мне Кэтрин сделали операцию на голосовых связках. Она волновалась перед операцией, но после неё она у неё началась паника в послеоперационном отделении, так что медсестрам потребовалось больше часа, чтобы её успокоить. И теперь выяснилось, что причиной её ужаса был разговор хирургов во время операции, который она услышала под наркозом. Мысленно я вернулся к своей хирургической практике во время обучения. Я вспомнил случайные разговоры во время операций, когда пациенты были под наркозом. Я вспомнил разные анекдоты, ругань, споры, характерные для хирургов истерики. И что могли слышать пациенты на подсознательном уровне? И как всё это может повлиять на них после пробуждения? И сколько же зарегистрировано случаев, когда это влияло на их мысли, эмоции, страхи, беспокойство, после операции? Зависело ли выздоровление после операции от позитивных или негативных замечаний во время самой операции? Умер ли кто-то из-за негативных замечаний во время операции? Может ли человек, услышав, что его положение безнадежно, просто сдаться?
«Вы помните, о чем они говорили?», спросил я.
«О том, что нужно срочно вложить трубку. Когда они вынули трубку, мое горло могло опухнуть. Они не знали, что я всё это могу слышать».
«Но вы слышали».
«Да, и потому у меня потом начались проблемы». После того сеанса Кэтрин больше не боялась задохнуться и захлебнуться. Вот так все было просто. «Вся эта тревожность…», продолжила она, «по поводу того, что я задыхаюсь».
«Вы теперь чувствуете себя свободной?», спросил я.
«Да, вы можете исправить то, что они сделали».
«Я могу?».
«Да, вы… Им следует быть очень осторожными с тем, что они говорят. Я вспомнила это сейчас. Они вложили трубку в мое горло, а затем я не могла им сказать об этом».
«Ну, теперь вы свободны… Вы их слышали».
«Да, я слышала их разговор…». Она умолкла на минуту или две, а затем начала мотать головой и казалось, что она кого-то слышит.
«Кажется, вы слышите какое-то послание. Вы знаете, от кого оно? Я надеюсь, Учители явились».
«Кто-то говорит со мной», ответила она загадочно.
«Но они ушли», попытался я вернуть её обратно. «Смотрите, если вы можете вернуть духов с их посланиями для нас… чтобы помочь нам…».
«Они приходят только тогда, когда они захотят, а не когда я решила, что они нам нужны», ответила она уверенно.
«Вы никак не можете ими управлять?».
«Нет, конечно».
«Хорошо», уступил я. «Однако их послание про анестезию было очень кстати для вас. Это был источник вашей тревоги по поводу удушья».
«Это было важно для вас, а не для меня», парировала она и её ответ отразился в моей голове. Она вылечилась от мучившей её фобии, но тем не менее это откровение было важнее для меня, а не для неё. И я был тем, кто лечил. В её простом ответе было много уровней смысла. Мне казалось, что я понимал его на всех возможных уровнях, слышал все резонирующие октавы смыслов, казалось, что я совершаю квантовый скачок в понимании человеческих отношений. Возможно помощь, была намного важнее лечения.
«Для меня, чтобы помочь вам?», спросил я.
«Да, вы можете исправить то, что они сделали и вы исправили то, что они сделали…». Она отдыхала. Мы оба усвоили великий урок.
Вскоре после своего третьего дня рождения, моя дочь Эми подбежала ко мне, обняла мои ноги, посмотрела вверх и сказала: «Папа, я любила тебя сорок тысяч лет». Я смотрел вниз на её маленькое личико и чувствовал себя абсолютно счастливым.
Глава 11
Несколько суток спустя, ночью я внезапно очнулся от глубокого сна и сразу встревожился, вспомнив, что видел во сне лицо Кэтрин, во много раз больше натурального размера. Она выглядела очень расстроенной, будто ей нужна была моя помощь. Я посмотрел на часы. Было три часа и тридцать шесть минут ночи. Никаких посторонних шумов, которые могли бы меня разбудить, не было. Кэрол мирно спала рядом. Я решил, что все это незначительно и лег спать.
Примерно в половине четвертого ночи в ту же ночь Кэтрин проснулась в панике из-за кошмара. Она вся взмокла и её сердце бешено колотилось. Она решила помедитировать, чтобы успокоиться и расслабиться, представила, что она под гипнозом в моем кабинете. Она увидела мое лицо, услышала мой голос и постепенно заснула.
Кэтрин все больше становилась экстрасенсом и очевидно я вместе с ней. Я вспомнил, что говорил мой старый профессор психиатрии о трансфере и контртрансфере в отношениях врача и пациента. Это была некая передача мыслей, ощущений и желаний от пациента к врачу, и обратная передача эмоциональных реакций от врача к пациенту. Однако то, что случилось в полчетвертого ночи не было ни тем, ни другим. Это была телепатическая связь на волне недоступной нормальным людям. То ли гипноз как-то открыл эти возможности или это было явлением разных духов — Учителей и стражей и кого угодно, кто обладает сверхспособностями? Я был за гранью удивления.
Во время следующего сеанса Кэтрин быстро достигла глубокого уровня гипноза. Она сразу встревожилась. «Я вижу огромное облако… оно меня пугает. Оно было там». Она начала учащенно дышать.
«Оно все ещё там?».
«Я не знаю. Оно быстро приходит и уходит… что-то с вершины горы». Она продолжала волноваться и тяжело дышала. Я боялся, что она увидела какую-то бомбу. Может она видела будущее?
«Вы можете видеть эту гору? Это что-то вроде бомбы?».
«Я не знаю».
«Почему это вас так напугало?».
«Это было очень внезапно. Оно просто появилось. Это какой-то дым… густой дым. Оно было очень большим, на расстоянии. Ой…».
«Вы в безопасности. Можете к нему приблизится?».
«Я не хочу к нему приближаться!», ответила она резко. Эта резкость и твердость были ей не свойственны.
«Почему вы, все-таки, боитесь этого облака?», спросил я.
«Я думаю, что это какие-то химикаты или ещё что-то. Становится очень тяжело дышать, когда оно рядом». Дышала она напряженно.
«Это какой-то газ? Это само идет с вершины горы… как вулканическая лава?».
«Думаю, что да. Оно похоже на большой гриб. Оно похоже… белое».
«Но это не бомба? Это же не атомная бомба или что-то вроде этого?».
«Это… какое-то извержение вулкана. Я так думаю. Оно очень страшное. Дыхание затрудняется. Пыль какая-то в воздухе. Не хочется мне здесь находиться». Медленно её дыхание стало таким же глубоким, каким оно было обычно под гипнозом. Она ушла из того страшного места.
«Дышать стало легче?».
«Да».
«Хорошо! А что вы сейчас видите?».
«Ничего… Я вижу ожерелье, ожерелье на чьей-то шее. Оно голубое… оно серебряное и на него подвешены голубые камни, а под ними камешки поменьше».
«А есть что-то поверх голубых камней?».
«Нет. Они прозрачные. Через них все видно. Дама брюнетка и на ней синяя шляпа… с большим пером и бархатное платье».
«Вы знаете эту даму?».
«Нет, не знаю».
«Может вы эта дама?».
«Я не знаю, может быть».
«Но вы же её видите?».
«Да, я не эта дама».
«А сколько ей примерно лет?»
«Около сорока, но она, кажется, выглядит старше своих лет».
«Что она делает?».
«Она просто стоит у стола, на котором флакон с духами. Он белый и зеленые цветы на нём. Там щетка и расческа с серебряными рукоятками». Я был впечатлен тем, как она могла рассмотреть такие подробности.
«Это её комната или она в магазине?».
«Это её комната. Там кровать… с четырьмя столбиками. Кровать коричневая. Там ещё кувшин на столе».
«Кувшин?».
«Да, кувшин. И там нет никаких картин на стенах и к смешные темные занавески».
«Кто-то рядом есть?».
«Нет».