Мне открылось новое измерение. Кэтрин не читала труды доктора Элизабет Клюгер-Росс или доктора Реймонда Муди, которые описывали предсмертные состояния, она не читала тибетскую книгу мертвых, но она транслировала мне вещи, описанные в этих книгах. Это было своего рода доказательство. Если бы у меня было только больше фактов, вещественных подробностей, чтобы я мог все это доказать! Мой скепсис получил серьезный удар, но ещё как-то держался. Может быть, она прочитала о предсмертном состоянии какую-то статью в журнале или слышала чьё-то интервью в какой-то телепередаче. Хотя она отрицала наличие каких-либо сознательных воспоминаний чтения подобных статей или просмотра подобных передач, у неё вполне могли быть подсознательные воспоминания такого рода. Но все же она погрузилась в это состояние между жизнью и смертью и передала мне оттуда послание. Если бы у меня только было больше фактов!
Когда Кэтрин очнулась, она, как обычно, вспомнила подробности своих воспоминаний из прошлых жизней, но она не могла ничего вспомнить, что было после смерти её воплощения по имени Элизабет. И в будущем она не могла вспомнить, что было между смертью и новой жизнью. Она могла вспомнить только свои прошлые жизни. «Через познание мы достигаем бога». Мы следовали по нашему пути…
Глава 4
«Я вижу квадратный белый дом и песчаную дорогу перед ним. Люди верхом на лошадях скачут туда-сюда». Кэтрин, как обычно медленно говорила шепотом. «Там деревья… плантация, один большой дом, окруженный множеством маленьких строений, похожих на хижины рабов. Очень жарко. Это Юг… Вирджиния?». Она думала, что это тысяча восемьсот семьдесят третий год. Она ещё ребенок.
«Там лошади и собран большой урожай… кукуруза, табак». Она и другие слуги кушают на кухне в большом доме. Она черная и её зовут Эбби. У неё странное предчувствие и её тело все напряглось. Главный дом загорелся, и она смотрит, как он сгорает. Я попросил её перенестись вперед в тысяча восемьдесят восьмой год.
«На мне очень старое платье, я чищу зеркало на втором этаже кирпичного дома, в котором окна… со множеством стекол. Зеркало волнистое, неровное с ручками у краев. Владельца дома зовут Джеймс Мейсон. У него смешное пальто с тремя пуговицами и большим черным воротником, он бородатый… Я его не узнаю, (она имела в виду, что не знает его в своей нынешней жизни). Он хорошо ко мне относится. Я живу в доме, на его земле и прибираюсь в его доме. На его земле есть ещё школа, но туда мне ходить не разрешают. Ещё я делаю масло!». Кэтрин шептала очень медленно, использовала очень простые слова и выражения, уделяя очень много внимания разным мелким деталям, когда описывала свою жизнь. Минут за пять я много узнал о процессе взбивания масла. Кэтрин тоже узнала об этом много нового. Потом я попросил её переместиться во времени вперед.
«Я вместе с кем-то, но не думаю, что мы в браке. Мы спим вместе… но мы не всегда живем вместе. Я хорошо к нему отношусь, но никаких особенных чувств нет. Я не вижу детей. Там яблони и утки. Другие люди вдалеке. Я собираю яблоки. У меня зачесались глаза». Кэтрин сильно зажмурилась. «Это дым. Ветер принес его… Дым от горящего дерева. Они коптят деревянные бочки». Она начала кашлять. «Они коптят много бочек изнутри… смола… чтобы бочки стали водонепроницаемыми».
После захватывающего сеанса на прошлой неделе, мне не терпелось побыстрее продолжить изучение состояния между жизнями, а мы уже полтора часа изучали жизненный опыт служанки. Я очень много узнал про покрывала, масло, бочки, но меня больше интересовала загробная жизнь, а не эти банальности, и я попросил её побыстрее перенестись в воспоминаниях к моменту смерти.
«Тяжело дышать. Ужасная боль в груди!». Кэтрин задыхалась от боли. «У меня сильно болит сердце и бьется очень быстро. Мне так холодно… мое тело трясется». У неё началась дрожь. «Люди в комнате дают мне попить чай из каких-то листьев. Пахнет приятно. Они втирают какую-то мазь мне в грудь. У меня жар… но мне все равно очень холодно». Они тихо умерла и поднялась наверх к потолку, глядя на свое тело на кровати, маленькое сморщенное тело шестидесятилетней женщины. Она парила над кроватью и ждала кого-то, кто придет и поможет ей. И тут она увидела свет, и почувствовала, как он втягивает её в себя, становясь все более ярким и чистым. Несколько минут мы ждали в тишине, время тянулось очень медленно. Внезапно она оказалась в другой жизни, которая прошла за тысячи лет до жизни Эбби.
Кэтрин нежно шептала — «Я вижу много чеснока, развешенного в открытой комнате. Я чувствую его запах. Считается, что он уничтожает все вредное в крови и очищает все тело, но вы должны принимать его каждый день. Чеснок и снаружи тоже, развешан в саду. Там ещё разные травы… инжир, финики, другие травы. Эти растения вам помогут. Моя мама покупает чеснок и другие травы. В доме кто-то белеет. Странные корни. Иногда вы просто держите их во рту, в ушах и других отверстиях. Вы просто держите из внутри.»
«Я вижу бородатого старика. Он один из целителей нашей деревни, и он говорит тебе, что надо делать. Это какой-то вид… чумы… убивает людей. Они не бальзамируют трупы, потому что боятся заразиться. Людей просто хоронят, и это всех очень расстраивает. Они чувствуют, что души не могут уйти тем путем, (не смотря, на то, что рассказывала Кэтрин о том, что было после смерти). Столько людей умерло! Скотина тоже гибнет. Вода… наводнение… люди умирают из-за наводнения. (Вероятно, она поняла причину этой эпидемии). Я тоже заболела после того, как попила воды. Из-за этого у меня заболел живот. Это болезнь желудка и кишечника. Очень много воды уходит из тела. Я больше пью и это убивает всех нас. Я вижу мою маму и братьев, а отец уже умер, а братья тяжело больны».
Я сделал паузу перед тем, как попросить её перенестись во времени вперед. Меня поражало то, что её представления о смерти и загробной жизни менялись в каждой новой жизни, а опыт смерти был одним и тем же, одинаковым, все время. Осознанная часть всегда покидала тело в момент смерти, парила над ним, а потом тянется к чудесному, источающему энергию свету. Затем она ждала кого-то, кто придет и поможет ей. Душа автоматически уходила. Бальзамирование, похоронные ритуалы или разные процедуры после смерти ничего не меняют. Все происходит само собой, будто прохождение сквозь открытую дверь, а во всех этих приготовлениях нет никакой необходимости.
«Земля бесплодная и сухая… Я не вижу гор вокруг, местность ровная и засушливая. Один из моих братьев умер. Я чувствую себя лучше, но живот все ещё болит». Однако она не могла жить дальше. «Я лежу на соломенном тюфяке, чем-то укрытая». Она была слишком больна и никакое количество чеснока и других трав не могло её спасти. Вскоре она вышла из тела, поднялась над ним, потянулась к знакомому свету, терпеливо ждала кого-то, кто придет и поможет ей.
И тут её голова начала медленно поворачиваться то в одну, то в другую сторону, будто она тщательно рассматривала происходящее вокруг. Её голос вдруг стал хриплым и громким.
«Они говорят мне там много богов, ибо бог в каждом из нас».
Я по хрипоте и по решительному тону узнал этот голос из того состояния между жизнями. И то, что он сказал потом заставило меня затаить дыхание, вытолкнув весь воздух из легких.
«Твой отец здесь, и твой сын, который ещё маленький ребенок тоже. Твой отец сказал, что ты узнаешь его, потому что его зовут Авром и твоя дочь названа в его честь. Кроме того, он умер из-за сердца. Сердце твоего сына тоже важно, потому что оно было отсталым, как у цыпленка. Ради тебя он принес великую жертву, из любви к тебе. Его душа очень развита. Его смерть оплатила долги родителей. Он хотел показать тебе, что как бы далеко медицина не зашла, все равно её возможности будут очень ограниченными».
Кэтрин замолчала, а я сидел в благоговейной тишине, пока мой онемевший разум, пытался разобраться в услышанном. В кабинете стало очень холодно. Кэтрин очень мало знала о моей личной жизни. На моем столе была детская фотография моей дочки, на которой она счастливо улыбалась, открыв рот, в котором было только два крупных нижних молочных зуба. Рядом была фотография моего сына. Кроме этого, Кэтрин совершенно ничего не знала о моей семье и моей личной истории. Я был обучен традиционной психотерапевтическим техникам, в которых психотерапевт должен был быть tabula rasa, то есть чистым листом, на который пациент может проецировать свои собственные чувства, мысли и мироощущение. Все это анализируется психотерапевтом, и при этом разум пациента находится, как под увеличительным стеклом, для удобства изучения. Я всегда держал необходимую для врача дистанцию в общении с Кэтрин. Она действительно совершенно ничего обо мне не знала о моем прошлом и моей частной жизни. Я даже дипломы свои никогда не вывешивал в рамочках в своем кабинете.
Величайшей трагедией в моей семье была неожиданная смерть моего первенца Адама, которому было только двадцать три дня, когда он умер в начале семьдесят первого года. Где-то через десять дней после того, как мы забрали его из больницы у него начались проблемы с дыханием и сильная рвота. Поставить диагноз было крайне сложно. «Полный аномальный дренаж легочных вен с дефектом межпредсердной перегородки сердца», сказали нам. «Такое случается примерно только с одним из десяти миллионов новорожденных». Легочные вены, которые должны доставлять насыщенную кислородом кровь обратно в сердце, были направлены неправильно, входили в сердце не с той стороны. Как будто его сердце было вывернуто наоборот, развито неправильно. Это был очень, очень редкий случай. И ни доброта, ни героизм хирурга не могли спасти Адама, который через несколько дней умер. Месяцы мы его оплакивали. Наши надежды и мечты были разбиты. Наш второй сын Джордан родился год спустя и был бальзамом для наших ран.
В момент смерти Адама я колебался в отношении того, что рано выбрал карьеру психиатра. Я был очень доволен своей интернатурой в области лечения внутренних органов, и мне даже предложили должность резидента в медицине. После смерти сына я твердо решил стать психиатром. Я был зол на современную медицину, со всеми её исследованиями, глубокими познаниями и новыми технологиями, но не способную спасти моего новорожденного ребенка, этого простого, малыша.