Так люди в коме могут решать возвращаться им или нет, в зависимости от того, нужно им ещё в этом теле, чему-то научиться или нет. Если они, значит, решат, что в этом воплощении больше нечему учиться, то они, не смотря на современную медицину, просто покидают тело и становятся духами. Эта информация очень хорошо сочеталась с опубликованными исследованиями состояний между жизнью и смертью, и о том, почему некоторые люди все-таки выбрали возвращение, а другие ничего не выбирали, а просто были отправлены обратно, потому что должны были ещё многому научиться. Конечно, все опрошенные люди вернулись в свои тела. Все эти истории поразительно похожи. Все они как-то отстранялись от своих тел и наблюдали за тем, как их реанимируют откуда-то сверху. В итоге они осознавали яркий свет или светящиеся образы духов на расстоянии, иногда в конце туннеля. Боли они при этом не чувствовали. Когда они осознавали, что их задачи на Земле не выполнены, они немедленно воссоединялись со своими телами и тут же начинали чувствовать боль и другие физические ощущения.
У меня было несколько пациентов? помнивших свои состояния между жизнью и смертью. Наиболее интересным из них был успешный предприниматель из Южной Америки, приходивший ко мне на пару сеансов традиционной терапии где-то через два года после того, как я закончил лечение Кэтрин. Яков был сбит мотоциклом и потерял сознание в Нидерландах в семьдесят пятом году, когда ему было слегка за тридцать. Он помнил, как он парил над своим телом и сверху смотрел на аварию, прибывшую скорую помощь, врача, который лечил его раны и растущую толпу зевак. Он осознал золотистый свет на расстоянии и, когда он к нему приблизился, он увидел монаха в коричневой рясе, который сказал ему о том, что его время ещё не пришло, и потому он должен вернуться в свое тело. Яков почувствовал мудрость и силу, исходившую от этого монаха, который так же предсказал несколько событий в его жизни, который потом сбылись. Яков был со свистом вброшен обратно в свое тело, которое уже находилось на больничной койке, и только там почувствовал невыносимую боль.
В восьмидесятом, когда Яков путешествовал по Израилю, родине своих предков, он посетил пещеру Патриархов в Хевроне, которая является святым местом, как для иудеев, так и для мусульман. После случая в Нидерландах он стал более религиозным и чаще молился. Он увидел недалеко мечеть и зашел туда, чтобы там помолиться вместе с мусульманами. А когда он поднялся, чтобы уйти, к нему подошел один старый мусульманин и сказал. «Ты отличаешься от других. Они очень редко заходят сюда, чтобы помолиться вместе с нами». Он сделал паузу и пристально посмотрел на Якова перед тем, как продолжить. «Ты встречал монаха, не забывай то, что он тебе сказал». Пять лет после аварии, за тысячи километров от того места, какой-то старик откуда-то знает о встрече Якова с монахом, в то время, когда он был без сознания.
В кабинете, обдумывая последние откровения Кэтрин, я задался вопросом о том, как бы наши отцы основатели отнеслись к мысли о том, что все люди совсем не созданы равными. Люди рождаются со способностями, талантами и силой, которые накопили в прошлых жизнях. «Но в конце концов все достигнут одинакового уровня развития». Я подозревал, что до этого момента всем людям нужно будет прожить ещё очень много жизней. Я подумал о юном Моцарте и его талантах, которые проявились ещё в раннем детстве. Возможно ли то, что он взял их из своих прошлых жизней? Видимо мы несем из прошлых жизней не только долги, но и способности. Так же я подумал о склонности людей собираться в однородные группы и избегать всех непохожих на них. Это же корень многих предрассудков и ксенофобии. «Мы так же должны научиться не тянуться к людям, вибрации которых совпадают с нашими». Помочь другим людям. Я почувствовал духовность этих слов.
«Мне пора возвращаться,» продолжала Кэтрин. «Я должна вернуться». Но я хотел услышать больше. Я спросил её, кто такой Роберт Джаррод, имя которого она упомянула во время прошлого сеанса, заявив, что он нуждается в моей помощи.
«Я не знаю… Может быть он в другом измерении, не в этом». Видимо она никак не могла найти его. «Только если он захочет, только если решит явиться мне, он пошлет мне сообщение. Ему нужна твоя помощь».
Я все никак не мог понять, как я ему могу помочь.
«Я не знаю,» ответила она. «Только тебя нужно учить, а не меня».
Это было интересно. Было ли это уроком для меня? А может помощь этому Роберту была уроком для меня. Мы этого так никогда и не услышали от него.
«Я должна возвращаться», ответила она. «Я должна идти к свету первой». Вдруг она встревожилась. «Ой! Ой! Я слишком долго колебалась… Из-за этого мне теперь надо опять ждать». Пока она ждала, я спросил её о том, что она видит вокруг, и что она чувствует.
«Просто духи, другие души. Они тоже ждут». Я спросил её, могут ли они нам что-то объяснить, пока она ждет.
«Можете ли вы рассказать нам, что мы должны знать?» спросил я.
«Они мне не сказали», ответила она. Очаровательно. Если Учителей не было рядом с ней, чтобы она их слышала, то она не могла сама передавать мне знания.
«Я чувствую здесь очень сильную тревогу. Я хочу уйти… Когда придет время я уйду». Снова несколько минут она молчала. В итоге время пришло, и она перенеслась в ещё одну из своих жизней.
«Я вижу яблони… и дом, белый дом. Я живу в этом доме. Яблоки сгнили… черви, их уже нельзя есть. Там качели, качели на дереве». Я попросил её посмотреть на себя.
«Я блондинка. Мне пять лет. Меня зовут Кэтрин». Я был удивлен. Она вспомнила свою настоящую жизнь в возрасте пяти лет. Но была причина, чтобы она вспомнила именно это. «Что-то там происходит, Кэтрин?».
«Мой отец очень зол на нас… потому что он не разрешил нам выходить из дома. Он… он бьет меня палкой. Она очень тяжелая, мне больно… Я очень боюсь его». Она хныкала и говорила, как ребенок. «Он не успокоится, пока не сделает нам больно. Почему он с нами это делает? Почему он такой злой?». Я попросил её посмотреть на происходящее с некой высшей точки зрения, чтобы самой ответить на все эти вопросы. Я незадолго до этого читал о людях, которые были на такое способны. Некоторые авторы называли эту точку зрения Высшее Я или Великое Я. Я был бы удивлен, если бы Кэтрин смогла достичь этого состояния. Если бы она смогла, то это была бы мощная терапия и короткий путь к прозрению и пониманию.
«Он никогда не хотел нас», нежно прошептала она. «Он чувствовал, что мы вторглись в его жизнь против его воли… Как же он нас не хотел!»
«Вашего брата тоже?», спросил я.
«Да, моего брата больше всего. Они ещё не были в браке, когда… он был зачат». Это оказалось поразительной, новой информацией для неё. Она до того момента ничего не знала о внебрачной беременности своей мамы. Позже её мать подтвердила точность прозрения Кэтрин.
Хотя она и ранее рассказывала о своей жизни, но в тот момент она демонстрировала глубокую мудрость, да и до этого момента все было ограниченно промежуточными или духовными состояниями. А тогда проявилась какая-то высшая часть её разума, нечто, что было сверх её сознания. Вероятно, это было то самое Высшее Я, которое описывали другие. Хоть она и не в тот момент и не общалась с Учителями и их всеобъемлющими знаниями, в состоянии высшей осознанности, она была способна на глубокие прозрения и узнавать такую информацию, как об отношениях своих родителей до свадьбы. В обычном бодрствующем состоянии Кэтрин была тревожной, ограниченной, простой и сравнительно поверхностной и не могла использовать свои способности, которыми обладала в состоянии высшего сознания. И тут я задался вопросом о том, что если мудрецы и пророки западных и восточных религий, так называемые «актуальные религии», могли использовать это состояние высшего осознания для получения своей мудрости и знания, то почему бы всем не начать входить в это состояние высшего осознания. Психоаналитик Карл Юнг достигал разных уровней осознания. Он писал о коллективном бессознательном, чем-то напоминавшем то состояния высшего сознания, в котором была Кэтрин.
Меня всё больше и больше раздражала непреодолимая пропасть между Кэтрин в обычном состоянии и Кэтрин в состоянии высшего осознания. Когда она была под гипнозом, я мог вести с ней увлекательные беседы на философские темы на запредельно высоком уровне, но, когда она была в обычном состоянии, философия и всё, что с ней связано её совершенно не интересовало. Она жила в мире повседневных мелочей, совершенно не замечая своей гениальности внутри.
Тем не менее её отец мучил её и причины этого становились очевидными. «Ему ещё много уроков предстоит усвоить,» сказал я с вопросительной интонацией.
«Да… он этим и занимается».
Я спросил её о том, знает ли она, чему именно она должна научиться. «Эти знания мне не открываются». Её тон стал отстраненным и каким-то далеким. «Мне открывается только то, что важно для меня, что меня беспокоит. Каждый должен беспокоиться только о себе… беспокоиться о том, чтобы стать… целым. Нам всем нужно учиться… каждому из нас. Они должны учиться, каждый в свое время… по порядку. Только когда мы можем знать, что нужно каждому следующему человеку, чего ему или ей не хватает, чего не хватает нам, чтобы стать целыми». Она нежно шептала, и в её шепоте чувствовалась любовь, но и отстраненность.
Затем, когда Кэтрин заговорила снова, вернулся её детский голос. «Меня от него тошнит! Он заставляет меня есть какую-то дрянь, а я не хочу. Это какая-то еда… Салат латук, лук, гадость, которую я ненавижу. Он знает, что мне от этого становится плохо, но это его совсем не беспокоит!». Она начала давиться и задыхаться, и я снова предложил ей посмотреть на это отстраненно, чтобы понять, почему её отец так себя вел. «Должно быть в нем пустота. Он ненавидит меня за то, что он сделал, и себя тоже ненавидит за это». Я почти забыл о том, как её отец можно сказать, изнасиловал её, когда ей было три года. «Вот он и хочет меня наказать… Он уверен в том, что я что-то сделала, что спровоцировало его». Ей было всего три года, и её отец был сильно пьян. Тем не менее её все ещё беспокоило это чувство вины, засевшее в ней очень глубоко с тех пор. Я объяснял ей очевидное.