«Вы были всего лишь ребенком. Теперь вы должны освободить себя от этого чувства вины. Вы ничего не сделали. Что мог сделать трехлетний ребенок? Это не вы, это ваш отец сделал».
«Он, должно быть, тоже ненавидел меня, — тихо прошептала Катерина. — Я знала его раньше, но сейчас я не могу извлечь эту информацию. Я должна вернуться в то время». Хотя уже прошло несколько часов, я захотел обратиться к ее прежним взаимоотношениям. Я дал ей подробные указания.
«Вы находитесь в глубоком состоянии. Через минуту я сосчитаю от трех до одного. Вы погрузитесь в еще более глубокое состояние и будете чувствовать себя в полной безопасности. Ваш ум свободно направится назад во времени, к тому моменту, где началась связь с вашим нынешним отцом, к тому времени, в котором таятся наиболее важные первопричины случившегося между вами и им в вашем детстве. Когда я скажу «раз», вы отправитесь в ту жизнь и вспомните ее. Это важно для вашего исцеления. Вы это можете. Три… два… один». Наступила длительная пауза.
«Я не вижу его… но я вижу, как убивают людей! — Ее голос стал громким и хриплым. — Мы не имеем права резко обрывать жизнь людей, прежде чем они отработают свою карму. А мы это делаем. Мы не имеем права. Их ожидает большее наказание, если мы оставим их в живых. Когда они умрут и отправятся в следующее измерение, они будут там страдать. Они будут находиться в очень беспокойном состоянии. Им не будет покоя. И их пришлют назад, но их жизнь будет очень тяжелой. И они должны будут компенсировать людям, которых они обидели за несправедливости, которые те причинили им. Они оборвали жизнь этих людей, но они не имели на это право. Только Бог может наказывать их, а не мы. Они будут наказаны».
Прошла минута в молчании. «Они ушли», — прошептала Катерина. Учитель Духа передал нам сегодня еще одно послание, сильное и ясное. Мы не должны убивать, несмотря ни на какие обстоятельства. Только Бог может наказывать.
Катерина была утомлена. Я решил отложить наш поиск ее связи с отцом в прошлых жизнях и, вывел ее из транса. Она ничего не помнила, кроме своей жизни в качестве Кристиана и своего детства. Она устала, но была спокойна и расслаблена, как если бы огромная тяжесть свалилась с ее плеч. Мои глаза встретились с глазами Кэрол. Мы тоже утомились. Мы дрожали и трепетали от волнения, следя за каждым ее словом. Мы получили невероятный опыт.
ГЛАВА 6
Теперь я назначал Катерине еженедельные сеансы на конец дня, потому что они длились по нескольку часов. Она все еще пребывала в умиротворенном настроении, когда пришла на следующей неделе. Она поговорила по телефону со своим отцом. Не вдаваясь в детали, она, так или иначе, по-своему простила его. Я никогда прежде не видел ее столь безмятежной. Я поражался скорости ее прогресса. У пациентов с подобными хроническими, глубоко укоренившимися беспокойствами и страхами редко наблюдались такие резкие улучшения. Но Катерина, конечно, не была обычной пациенткой, и направление развития, которое приняла ее терапия, было определенно уникальным.
«Я вижу фарфоровую куклу, сидящую на каминной полке, — она быстро погрузилась в глубокий транс. — По обе стороны от камина — книги. Это комната в каком-то доме. Рядом с куклой — свечи. И картина… лицо, лицо мужчины. Это он…», — она стала внимательно осматривать комнату. Я спросил ее, что она видит.
«Какое-то покрытие на полу. Оно ворсистое, словно… шкура животного, да… покрытие из какой-то шкуры животного. Направо — две стеклянные двери… ведущие на веранду. Там четыре ступеньки — колонны перед домом и четыре ступеньки вниз. Они ведут к тропинке. Вокруг большие деревья… и лошади. Лошади взнузданы… и привязаны к стойкам перед домом.
«Вы знаете, где это?» — спросил я. Катерина глубоко вздохнула.
«Я не вижу названия, — прошептала она, — но год, год должен быть здесь. Это восемнадцатый век, но я не… Там есть деревья и желтые цветы, очень милые желтые цветы». Эти цветы отвлекли ее. «Они замечательно пахнут; они сладко пахнут, эти цветы… странные цветы, большие цветы… желтые цветы с черными сердцевинками», — она остановилась и замолчала, пребывая среди цветов. Мне это напомнило поле подсолнухов на юге Франции. Я спросил ее о климате.
«Очень умеренный, но не ветрено. Здесь не жарко и не холодно». Нам никак не удавалось установить это место. Я вернул ее назад в дом, подальше от чарующих желтых цветов, и спросил, чей портрет висит над каминной полкой.
«Я не могу… я продолжаю слышать «Аарон»… его зовут Аарон». Я спросил, не он ли хозяин дома. «Нет, владелец — его сын. А я здесь работаю». И снова она вела жизнь служанки. Ни разу она даже отдаленно не приблизилась к статусу, скажем, Клеопатры или Наполеона. Скептики, сомневающиеся в реальности реинкарнации, в том числе и я со всей своей научной подготовкой — до последних двух месяцев, — часто указывают на непомерно высокий процент воплощений в качестве знаменитых людей. Теперь я оказался в необычной ситуации, когда реинкарнация была научно подтверждена в моем кабинете, в отделении психиатрии. И вскрылось гораздо больше, чем просто реинкарнация.
«Моя нога очень… — продолжила Катерина, — очень тяжелая. Она болит. Такое ощущение, будто ее вообще нет… Моя нога повреждена. Лошадь лягнула меня». Я велел ей взглянуть на себя.
«У меня каштановые волосы, вьющиеся каштановые волосы. На голове что-то вроде чепчика, белый чепчик… голубое платье с передником… фартуком. Я молода, но уже не ребенок. Однако нога болит. Это произошло только что. Ужасно больно». Она явно испытывала сильную боль. «Подкова… подкова. Она лягнула меня своей подковой. Очень, очень норовистая лошадь, — ее голос стал тише, так как боль, в конце концов, утихла. — Я чувствую запах сена, корма на конюшне. Здесь работают еще другие люди». Я спросил о ее обязанностях.
«Я отвечаю за обслуживание… служение в большом доме. Я также иногда должна доить коров». Я хотел побольше узнать о владельцах дома.
«Жена довольно полная, очень некрасивая женщина. Там есть еще две дочери… Я их не знаю», — добавила Катерина, предвидя мой следующий вопрос, не присутствуют ли они в ее нынешней жизни. Я спросил о ее собственной семье в восемнадцатом веке.
«Я не знаю; я не вижу их. Я никого не вижу рядом». Я спросил, живет ли она там. «Я живу здесь, да, но не в главном здании. В очень маленьком домике… Дом предназначен для нас. Там есть куры. Мы собираем яйца. Это коричневые яйца. Мой дом очень маленький… и белый… одна комната. Я вижу мужчину. Я живу с ним. У него курчавые волосы и голубые глаза». Я спросил, женаты ли они.
«Нет, не в их понимании брака». Она там родилась? «Нет, меня привели в поместье, когда я была очень молода. Моя семья была очень бедной». Ее приятель не был ей знаком. Я направил ее вперед во времени, к следующему важному событию в этой жизни.
«Я вижу что-то белое… с множеством лент. Должно быть, это шляпа. Что-то вроде дамской шляпки с перьями и белыми лентами».
«Кто в этой шляпе? Это…» Катерина перебила меня: «Разумеется, хозяйка дома». Я почувствовал себя неловко. «Это свадьба одной из дочерей. Все поместье участвует в празднестве». Я спросил, было ли напечатано в газетах об этой свадьбе. Если да, то я бы хотел, чтобы она взглянула на дату.
«Нет, я не думаю, что у них здесь есть газеты. Я не вижу ничего такого». Обнаружить документальные подтверждения этой жизни оказалось делом трудным. «Видите ли вы себя на этой свадьбе?» — спросил я. Она быстро ответила громким шепотом.
«Мы не присутствуем на свадьбе. Мы можем лишь видеть входящих и выходящих людей. Слугам нельзя».
«Что вы чувствуете?»
«Ненависть».
«Почему? Они плохо обращаются с вами?»
«Потому что мы бедные, — сказала она тихо, — и мы зависим от них. И мы имеем так мало по сравнению с ними».
«Вы, в конце концов, покинули эту усадьбу? Или жили там до конца своих дней?»
Она ответила с тоской в голосе: «Я жила здесь до конца». Я почувствовал ее печаль. Ее жизнь была трудной и безнадежной. Я переместил ее в день ее смерти.
«Я вижу дом. Я лежу на кровати, в постели. Мне дают что-то выпить, что-то теплое. С ментоловым запахом. В груди тяжело. Трудно дышать… Я чувствую боль в груди и спине… Это плохая боль… трудно говорить». Она часто и поверхностно дышала, превозмогая боль. Через несколько минут агонии ее лицо смягчилось и тело расслабилось. Дыхание стало нормальным.
«Я покинула свое тело, — голос был громким и хриплым. — Я вижу чудесный свет… Ко мне подходят люди. Они хотят помочь мне. Прекрасные люди. Они не боятся… Мне очень легко…» Наступила долгая пауза.
«Что вы думаете о жизни, которую только что покинули?»
«Об этом потом. А теперь я чувствую покой. Это время отдыха… Душа… душа находит здесь упокоение. Вы оставляете позади все телесные страдания. Ваша душа спокойна и безмятежна. Это прекрасное чувство… великолепное, словно солнце, в свете которого вы все время пребываете. Свет такой сверкающий! Все исходит из света! Энергия выходит из этого света. Наша душа немедленно отправляется туда. Это как магнетическая сила, которая притягивает нас. Она прекрасна. Она подобна источнику силы. Она знает, как исцелять».
«Имеет ли она цвет?»
«У нее много цветов», — Катерина замолчала, отдыхая в этом свете.
«Что вы чувствуете?» — решился я прервать молчание.
«Ничего… просто покой. Находишься среди своих друзей. Все они здесь. Я вижу много людей. Кого-то я знаю, кого-то нет. Но все мы пребываем здесь в ожидании». Она продолжала ждать, а время шло. Я решил ускорить процесс.
«У меня есть вопрос».
«К кому?» — спросила Катерина.
«К кому-нибудь — к вам или Учителям, — уклонился я от прямого ответа. — Я думаю, что понимание этого поможет нам. Вопрос следующий: выбираем ли мы, когда и как родиться и умереть? Можем ли мы выбирать ситуацию? Можем ли мы выбрать время нашего следующего перехода? Я полагаю, что понимание этого смягчит многие ваши страхи. Может ли кто-нибудь там ответить на этот вопрос?» В комнате стало прохладно. Когда Катерина снова заговорила, ее голос был глубже и звучней. Такого голоса я раньше не слышал. Это был голос поэта.