«Да».
«Вы живете там?»
«Кажется, да».
«Хорошо. Попробуйте проследить за собой и выяснить место вашего жительства».
«Я вижу какие-то лохмотья. Ребенка, мальчика. У него рваная одежда. Ему холодно…»
«У него есть дом в этом городке?» Наступила долгая пауза.
«Я не вижу, — продолжила Катерина. Похоже, ей было трудно находиться в контакте с этой жизнью. Ее ответы были туманными и не очень уверенными.
«Хорошо. Вы знаете его имя?»
«Нет».
«Что произошло с мальчиком? Следуйте за ним. Посмотрите, что произошло».
«В тюрьме находится кто-то, кого он знает».
«Друг? Родственник?»
«Думаю, что это его отец», — ее ответы были лаконичны.
«Вы этот мальчик?»
«Я не уверена».
«Вы знаете, что он чувствует в связи с тем, что его отец в тюрьме?»
«Да… он очень испуган, боится, что его убьют».
«Что сделал его отец?»
«Он что-то украл у солдат, какие-то документы или еще что-то».
«Мальчик не все понимает?»
«Да. Он, кажется, никогда больше не увидит своего отца».
«Он вообще может увидеть отца?»
«Нет».
«Они знают, как долго его отец будет находиться в тюрьме? Останется ли он в живых?»
«Нет!» — ответила она. Ее голос дрожал. Она была очень расстроена, очень печальна. Она не вдавалась в подробности, но явно была возбуждена событиями, свидетелем которых она была.
«Вы чувствуете, что переживает мальчик, — продолжил я, — какой страх и беспокойство? Вы чувствуете это?»
«Да», — ответила она и снова замолчала.
«Что случилось? Переместитесь вперед во времени. Я знаю, что это трудно. Продвиньтесь вперед. Что-то произошло».
«Его отца казнили».
«Как он сейчас себя чувствует?»
«Его казнили за то, чего он никогда не совершал. Но они казнят людей ни за что».
«Мальчик наверняка очень расстроен».
«Я не уверен, что он до конца понимал, что произошло».
«Есть ли у него кто-то, к кому он может обратиться?»
«Да, но у него будет очень тяжелая жизнь».
«Что станет с мальчиком?»
«Я не знаю. Вероятно, он умрет…» — грустно сказала Катерина. Она опять замолчала, затем стала оглядываться.
«Что вы видите?»
«Ничего… темнота». Она либо умерла, либо отключилась от мальчика, который жил на Украине более двухсот лет назад.
«Вы покинули мальчика?»
«Да», — прошептала она. Она отдыхала.
«Чему вы научились в этой жизни? Чем она была валена?»
«Нельзя поспешно судить людей. Нужно быть справедливым. Много жизней было порушено поспешностью судебных решений».
«Жизнь мальчика была короткой и тяжелой из-за приговора… в отношении его отца».
«Да», — она опять замолчала.
«Вы сейчас что-то видите? Или слышите?»
«Нет», — снова лаконичный ответ и затем молчание. По какой-то причине эта короткая жизнь была особенно жестока. Я дал ей указание отдохнуть.
«Отдохните. Почувствуйте покой. Ваше тело самоисцеляется. Ваша душа отдыхает… Вам уже лучше? Отдохнули? Маленькому мальчику было трудно. Очень трудно. Но теперь вы снова отдыхаете. Ваш ум может перенести вас в другие места, другие времена… другие воспоминания. Вы отдыхаете?»
«Да». Я решил развить фрагмент ее сна о горящем доме, о бессознательной медлительности ее отца и о том, что он послал ее в охваченный огнем дом за какой-то вещью.
«Теперь у меня вопрос по поводу вашего сна… об отце. Вы сейчас можете вспомнить его, это безопасно. Вы находитесь в состоянии глубокого транса. Вы помните?»
«Да».
«Вы вернулись в дом, чтобы что-то забрать. Вы помните это?»
«Да… металлическую коробку».
«Что было в ней такого, что он послал вас в горящий дом?»
«Его печати и монеты… которые он откладывает», — ответила она. Ее подробное изложение сна под гипнозом сильно отличалось от поверхностного припоминания после пробуждения. Гипноз — мощное средство, открывающее доступ не только к самым удаленным, скрытым областям ума, но и к глубинам памяти.
«Печати и монеты были очень важны для него?»
«Да».
«Но рисковать своей жизнью, возвращаясь в горящий дом, ради печатей и монет…»
Она прервала меня: «Он не думал, что есть риск».
«Он думал, что это не опасно?»
«Да».
«Тогда почему он сам не пошел назад?»
«Потому что он думал, что я сделаю это быстрее».
«Понимаю. Но все же вы рисковали?»
«Да, но он не понимал этого».
«Имел ли этот сон большее значение для вас? Касательно ваших отношений с отцом?»
«Я не знаю».
«Он, похоже, не очень торопился выбраться из горящего дома».
«Да».
«Почему он медлил? Вы быстрее реагировали, вы видели опасность».
«Потому что он стремится уклоняться от действий». Я зацепился за эту деталь, чтобы, истолковать фрагмент сна.
«Да, это его стереотип поведения, и вы все делаете для него, например: бежите за коробкой. Я полагаю, что он может учиться у вас. У меня такое чувство, что огонь символизирует истекающее время, что вы понимаете опасность, а он нет. Хотя он тормозит и посылает вас назад за материальными вещами, вы знаете намного больше… и многому можете научить его, но он, похоже, не желает учиться».
«Да, — согласилась она, — не желает».
«Так я понимаю этот сон. Но вы не можете заставить его. Он сам должен понять это».
«Да, — снова согласилась она, и ее голос вдруг стал глубоким и хриплым. — Важно, чтобы наше тело сгорело в огне, если оно нам не нужно…» Учитель Духа предложил совершенно другое понимание сна. Я был удивлен его внезапным вмешательством, и мог лишь машинально повторять за ним.
«Нам не нужно наше тело?»
«Да. Мы проходим через несколько этапов, когда находимся здесь. Мы оставляем тело младенца, входим в детское тело, далее переходим во взрослое тело, а из взрослого — в старое. Почему же не сделать один шаг в сторону и, покинув взрослое тело, не отправиться на духовный план? Именно это мы делаем. Просто мы не перестаем расти, мы продолжаем расти. Когда мы попадаем на духовный план, мы тоже растем. Мы проходим через разные стадии развития. Когда мы прибываем, мы сгораем. Нам приходиться проходить через стадию обновления, стадию обучения и стадию принятия решения. Мы решаем, когда вернуться, где и почему. Некоторые выбирают не возвращаться. Они выбирают перейти на другую стадию развития. И они остаются в духовной форме… одни дольше, чем другие — прежде чем вернуться. Все это — рост и обучение… продолжающийся рост. Наше тело — всего лишь емкость для нас, пока мы здесь. И лишь наша душа и наш дух существуют вечно».
Я не узнавал голос и манеру говорящего. «Новый» Учитель все излагал и излагал важное знание. Я хотел побольше узнать об этих духовных мирах.
«В физическом состоянии обучение происходит быстрее? Есть ли причины, по которым не все люди остаются в духовном состоянии?»
«Нет. Обучение в духовном состоянии намного быстрее, чем в физическом. Но мы выбираем, чему нам следует научиться. Если нам нужно вернуться и проработать взаимоотношения, мы возвращаемся. Если мы выполнили эту задачу, мы идем дальше. В духовной форме вы всегда можете вступить в контакт с теми, кто находится в физическом состоянии, если принимаете такое решение. Но только в том случае, если это важно… если вы хотите сказать им что-то, что они должны знать».
«Как вы устанавливаете контакт? Как передается послание?»
К моему удивлению, ответила сама Катерина. Ее шепот становился быстрее и тверже: «Иногда можно появиться перед человеком… и выглядеть так же, как в свое последнее пребывание на земле. А иногда устанавливаешь просто ментальный контакт. Порой послание бывает таинственным, но чаще всего человек знает, с чем оно связано. Они понимают. Это контакт между умами».
Я обратился к Катерине: «Знание, которым вы сейчас располагаете, эта информация, эта мудрость, которая очень важна… почему все это недоступно вам, когда вы находитесь в пробужденном, или в физическом состоянии?»
«Я думаю, что не поняла бы этого. Я не способна понять это».
«Тогда, возможно, я могу помочь вам понять это, чтобы оно не пугало вас, чтобы вы могли научиться понимать».
«Да».
«Когда вы слышите голоса Учителей, они говорят вещи, подобные тому, что вы рассказали мне сейчас. Вам приходится передавать большое количество информации». Я был заинтригован той мудростью, которой она владела, когда находилась в этом состоянии.
«Да», — просто ответила она.
«И она исходит из вашего ума?»
«Они поместили ее туда». Таким образом, она верила Учителям.
«Да, — подтвердил я. — Как я могу передать вам это знание, чтобы вы росли и избавлялись от своих страхов?»
«Вы уже это сделали», — тихо ответила она. Она была права: ее страхи почти ушли. После того как мы начали гипнотические регрессии, улучшение ее состояния невероятно ускорилось.
«Какие уроки вам нужно получить сейчас? Какие из самых важных вещей вы можете усвоить в этой жизни, чтобы продолжать расти и процветать?»
«Доверие», — ответила она быстро. Ей была известна ее главная задача.
«Доверие?» — повторил я, удивившись быстроте ее ответа.
«Да. Я должна научиться верить и доверять людям. А я не могу. Мне кажется, что каждый стремится причинить мне зло. Это вынуждает меня сторониться людей и уклоняться от ситуаций, чего мне, возможно, не следовало бы делать. При этом я держусь людей, с которыми мне было бы лучше порвать».
Ее видение в этом сверхсознательном состоянии было колоссальным. Она знала свои слабые и сильные стороны. Она знала, на какие моменты она должна обратить внимание и проработать, и ей было известно, что делать, чтобы улучшить свои дела. Трудность заключалась в том, чтобы эти откровения довести до ее сознательного ума и применить на практике в повседневной жизни. Сверхсознательные прозрения были восхитительны, но они сами по себе были недостаточны для того, чтобы трансформировать ее жизнь.
«Что это за люди, которых нужно избегать?» — спросил я.
Она помолчала и затем сказала: «Я боюсь Бэки. Я боюсь Стюарта… что через них в мою жизнь войдет что-то злое…»