– Вы не правы, Юхан, – сказал Табберт. – Эта великая река, Иртыш, – Табберт указал чубуком трубки в Служебную книгу, – берёт начало в Китае, а Обь впадает в Ледовитый океан. Следовательно, корабли нашего короля могут свободно пройти от шхер Финнмарка до азиатских хребтов, через которые переваливает Шёлковый путь. Это дорога из Стокгольма в Пекин.
– Я плохо разбираюсь в навигации, господин капитан, я артиллерист, но мне представляется, что плаванье от Финнмарка до устья Оби невозможно.
– Возможно, мой друг, возможно, – снисходительно заверил Табберт.
Ремезов как-то раз показал ему зелёную от окиси пуговицу английского морского офицера. Эту пуговицу приятель Ремезова добыл у самоедов с устья реки Таз. Значит, там побывало английское судно. Ремезов рассказал, что на реке Таз под чёрными небесами стоит заброшенный русский город Мангазея. Некогда там добывали целые горы ценнейшей пушнины. Чтобы прекратить контрабанду, русский царь сто лет назад запретил «Мангазейский ход» – плаванье в Мангазею вдоль мёртвого побережья Ледовитого океана. Этим «ходом» пользовались русские разбойники из Новгорода, Холмогор и Колы и английские купцы Московской компании, которые не боялись вечно бушующих стылых вод. На мысах, в проливах и на волоках ощетинились ружьями русские сторожевые заставы. «Мангазейский ход» опустел.
Табберт и Ренат говорили по-шведски, и Айкони их не понимала.
– Что ты говоришь ему, князь? – спросила она, откусывая нитку.
– Рассказывать о твоей стране, – по-русски пояснил Табберт.
– Не зови его с нами, – предупредила Айкони. – Уйдём ты и я.
Табберт только усмехнулся.
– Морской ход существует, и существует давно, хотя и заброшен, но дело не в этом, Юхан, – Табберт расправил плечи и гордо посмотрел на Рената. – Дело в том, что я нашёл Биармию!
– А что это? – хмуро спросил Ренат.
Штральзунд, родина Табберта, был городом портовым, и там все мальчишки знали, что давным-давно морем владели непобедимые морские воины – викинги. Они плавали на драккарах – на крепких кораблях без палуб, с вёслами и прямыми полосатыми парусами; носы драккаров венчали драконьи головы. Викинги были бородатыми, их шлемы украшали рога, а их доспехи всегда были ржавыми от морской сырости. Викинги завоевали Швецию, Данию, Германию, Францию, Англию и даже Россию. В каких-то дальних краях они открыли страну Биармию, где жили суровые земледельцы и могучие колдуны. Из Биармии викинги вывозили к себе полные драккары бесценных мехов. Для юного Табберта Биармия долго оставалась матросской сказкой из портовых кабаков, но, повзрослев, он прочитал «Историю северных народов» – книгу Олафа Магнуса, архиепископа Уппсальского. И мейстер Магнус рассказал о Биармии подробнее.
– Вы не знакомы с сочинением Магнуса Уппсальского?
– Не знаком, – сдержанно ответил Ренат.
Родители Рената были потомками бежавших амстердамских евреев. В Стокгольме этих беженцев принудили принять крещение, но они продолжали жить своей небольшой и замкнутой общиной. В общине история Ветхого и Нового заветов была куда важнее истории мореплавания и северных народов. Мальчиков учили математике, рассчитывая, что они станут купцами, поэтому Юхан Густав Ренат и попал в артиллерию, где нужно знать баллистику.
– Биармия – потерянная сказочная страна, Эльдорадо викингов, – кратко пояснил Табберт. – Её искали многие славные мореходы. А нашёл я.
Усы Табберта торчали во все стороны, а глаза сияли. Сквозь века и пространства он видел драккары викингов, слышал звон мечей, рёв ураганов – и упивался зрелищами своей фантазии. А Айкони тихо любовалась князем.
Ренат понял, что Табберт начал его раздражать. Табберт всегда находил себе необычные занятия, отвлекающие от дурных мыслей. Он кипел идеями и планами. Он отыскивал какие-то древние страны, чудеса, подвиги. Ему интересна была эта пустая и угрюмая Сибирь, он охотно дружил с русскими, его любопытство легко распространялось даже на здешних дикарей. Табберт не нуждался в деньгах, не записывался у ольдермана в разные работы, не прислуживал губернатору. Даже эта глазастая дикарочка влюбилась в него, как кошка, прибежала сама, и он делал с ней, что хотел и когда хотел.
Айкони слезла с кровати и подошла к карте.
– Что ты нарисовал? – бесцеремонно спросила она.
– Твою землю, – важно изрёк Табберт.
– Покажи место, куда мы уйдём.
– Сюда, – усмехаясь, Табберт ткнул чубуком куда попало.
– Нарисуй там Айкони и князь.
– Гут. Но пока тебе не мешать мне.
Айкони послушно вернулась на кровать.
В этот день она прибежала к Табберту не просто так. Её напугал Семульча. С самого утра Семён Ульянович что-то искал в мастерской. Он бродил от поставца к поставцу, вытаскивал с полок фолианты, рылся в сундуках, швырял вещи на пол, пинал лавки и ругался.
– Да куда она запропастилась-то? Чай, не копейка, в щель не закатится! Я ж недавно её видел своими глазами! Сенька, ты в горницу не уносил?
Семён сидел за столом и что-то переписывал из старинных приказных столбцов в новую, только что сшитую тетрадь.
– Не уносил, батюшка. Может, ты её владыке дал?
– Владыке? – Семён Ульянович, задумавшись, яростно подёргал себя за бороду. – Ему-то она коим углом надобна? Чёрт-чёрт, поиграй, да отдай!
Айкони в это время топила в мастерской печку. Она сразу поняла, что рассерженный Семульча ищет ту книгу, которую она тайком отнесла князю, и сжалась от страха.
– Иль-бо ты у Матвей Петровича её оставил? – предположил Семён.
– Да не брал я её с собой тогда! – бушевал Семён Ульянович. – Может, Левонтий в свою канцелярию уволок?
– Найдётся, батюшка, не тревожься, – успокаивал Семён.
– У вас всё найдётся, когда батьку в гроб вгоните! Аконька, ты взяла?
Семён Ульянович спросил без всякой задней мысли, походя, в досаде: просто взгляд его упал на Айкони у печки.
– Я, Айкони, – помертвев, призналась она, ожидая урагана брани.
Но Семён Ульянович не понял, да и не услышал слов девчонки. Он нахлобучил шапку и куда-то потопал из мастерской. Айкони быстро запихала в печку оставшиеся дрова и побежала к князю. Пора забирать у него книгу. И вот теперь она сидела у князя на кровати, штопала камзол и ждала, когда князь завершит разговор со своим гостем. А гость разглядывал её.
– Если мы не вырвемся из плена, – по-шведски сказал Табберт Ренату, – я женюсь на этой варварке и стану вождём местного племени.
– Вы говорите всерьёз? – удивился Ренат.
– Ох, как вы доверчивы, мой друг, – рассмеялся Табберт. – Мы вернёмся домой, не переживайте. А всерьёз я сейчас говорю только о Биармии.
– Биармия – ваши выдумки, господин капитан, – недовольно произнёс Ренат. – У вас нет никаких доказательств, что она существовала в этих краях.
– Есть, господин штык-юнкер, и немало.
– И каковы эти доказательства?
– Я знаю, где здесь находятся наскальные рисунки, подобные тем, что начертаны на валунах Танума. Их могли сделать только викинги. Жилища её народа, – Табберт кивнул на Айкони, – такие же, как дома викингов где-нибудь в Бохуслене. И её народ понимает многие слова из языка суоми. Я уже не упоминаю о географическом положении её народа, идолах, колдунах и пушнине. Её народ – наследник викингов и биармов.
Табберт торжествовал и подмигнул Айкони.
– Даже если вы правы, что вам даст Биармия? – совсем помрачнел Ренат. – Неужели вы надеетесь, что Россия уступит её Швеции, или король Карл придёт сюда отбивать земли предков и освободит нас?
– Я не столь наивен, мой милый Юхан. Я надеюсь, что доказательство Биармии даст риксдагу право требовать прохода наших кораблей по Иртышу в Китай. Этот путь может стать великой торговой дорогой Швеции, для которой король учредит Ост-Индскую компанию, подобную Британской.
– Биармия – слишком слабое обоснование для такого требования.
– А я вам покажу другой пример, – охотно подхватил Табберт. У него на всё уже были заготовлены ответы, ведь он вынашивал свою идею целых два года. – К моему замыслу меня привёл Симон Ремезофф. Вот смотрите!
Табберт вскочил, перелистнул несколько страниц в книге Ремезова и пальцем указал в какой-то чертёж.
– Это река Амур. А вот здесь Симон поставил на ней особый знак и подписал: «На данном месте Александр Македонский закопал ружья и установил звонницу с колоколом».
– Бредни! – рассердился Ренат. – Македонский не доходил до Амура, и никаких ружей у него не было!
– Конечно, не доходил, – тотчас согласился Табберт. – И его ружья выдумали русские варвары. Но дело не в этом. Русские дерзко утверждают, что Македонский завоевал эту реку, следовательно, река должна принадлежать России, а не Китаю, потому что русские цари считают себя наследниками Македонского и претендуют на его завоевания. И русские сражаются за эту реку с китайцами уже сорок лет, считая себя правыми!
– Король Карл не станет сражаться с царём Петром за реку Иртыш, – жёстко подвёл итог Ренат.
– Не станет! – кивнул Табберт. – Но моя карта с Биармией всё равно будет важна в этом споре монархов и держав о проходе в Китай, и риксдаг заплатит мне за неё пятьсот риксдалеров!
Ренат осторожно воткнул перо в чернильницу и принялся вытирать руки мокрой тряпкой. Он долго молчал.
– Я восхищён вами, господин капитан, – тихо сказал он. – У вас очень интересная жизнь. Но я доделал свою часть работы, и мне надо идти.
– Благодарю за помощь, – без смущения попрощался Табберт.
Ренат надел шубу и треуголку и вышел за дверь.
Айкони тоже пора было уходить. Старая, наверное, давно потеряла её, и Семульча будет ругаться. Айкони набросила на плечи шубейку, на голову – уламу, и решительно взяла со стола книгу Ремезова.
– Семульча ищет, – деловито пояснила она. – Айкони отдаст.
Но Табберт перехватил книгу в руках Айкони. Книга была нужна ему – работы над картой оставалось ещё немало.
– Нет, Айкон, – мягко сказал он. – Я отдать потом.
– Сейчас! – упрямо возразила Айкони. – Семульча кричит!