Сам по себе заброшенный старый дом был ничем не примечателен. Но, встав у двери, Колин смог разглядеть кладбище вдали. И на кладбище, как ему показалось, что-то двигалось.
Гассан подошел к Колину сзади и свистнул:
– Wallahi[78], кафир, тебе повезло, что мы нашлись. Еще десять минут – и я бы тебя убил и съел.
Они спустились по покатому склону и быстрым шагом зашагали к магазину.
Вдруг Колин снова заметил, как на кладбище что-то шевелится, повернул голову и остановился как вкопанный. Гассан, судя по всему, заметил то же самое.
– Колин, – сказал он.
– А? – спокойно отозвался Колин.
– Скажи мне, что я ошибаюсь. Это не моя девушка там на кладбище?
– Твоя, ты не ошибаешься.
– И она сидит верхом на каком-то парне?
– Ну да, – сказал Колин.
Гассан сморщил губы и кивнул:
– Пойми меня правильно, я просто хочу, чтобы не осталось недомолвок, – она голая?
– Точно так.
[шестнадцать]
Ее попа двигалась, то и дело пропадая из виду. Колин никогда раньше не видел, как люди занимаются сексом. С его точки зрения, это выглядело довольно смешно, хотя он подозревал, что мужчина на его месте думал бы иначе.
Гассан усмехнулся. Судя по всему, увиденное его позабавило, и Колин решил, что не будет ничего страшного, если он тоже засмеется.
– Я прав, мы живем в гребаном стеклянном шаре, – сказал Гассан. Потом он пробежал метров пять вперед, сложил руки рупором и закричал: – МЕЖДУ НАМИ ВСЕ КОНЧЕНО!
Глупая ухмылка не сошла с его лица, и Колин подумал, что Гассан ни к чему не относится серьезно.
Катрина заметила их и скрестила на груди руки, взгляд у нее был испуганный. Гассан отвернулся и посмотрел на Колина, который на минуту застыл: он не мог не признать, что обнаженная девушка, несомненно, привлекательна.
– Вот только оставь ее одну, – сказал Гассан и снова засмеялся. Но на этот раз Колин не стал смеяться вместе с ним. – Нет, зацени, друг, какая умора. Я в камуфляже, искусан шершнями, вывозился в земле и исцарапался об этот чертов терновый куст. Кабан, шершни и вундеркинд провели меня через лес прямиком к первой в моей жизни девушке, которая оседлала ДК, как жеребца, у могилы австро-венгерского эрцгерцога. Это офигенно смешно!
– Стоп, ДК?
Колин присмотрелся и – ни фига себе! – увидел ДК, натягивающего камуфляжные штаны.
– Ах ты гад. Засранец!
Колина охватила ярость, и он побежал к кладбищу. Перескочил через каменную стену высотой по колено и уставился ДК прямо в глаза. А что делать дальше – он понятия не имел.
– Мой папа с вами? – спокойно спросил ДК.
Колин мотнул головой, и ДК вздохнул.
– Слава богу, – сказал он, – а то он бы мне всыпал. Ладно, садись.
Колин сел. Катрина уже оделась и, прислонившись к обелиску, курила сигарету, держа ее в дрожащих руках.
ДК заговорил:
– Ты никому не скажешь ни слова. Потому что это не твое дело. Твой арабский дружок пускай все обсудит с Кэт, это нормально, но они тоже все будут держать при себе. Ты же не хочешь, чтобы Линдси узнала, да?
Колин уставился на обелиск эрцгерцога. Он устал, хотел пить и еще писать.
– Все-таки я ей скажу, – сказал он задумчиво. – Она моя подруга. И на ее месте я бы хотел обо всем узнать. Это золотое правило.
ДК встал и подошел к Колину. Вид у него был еще какой внушительный.
– Ну вот что, – сказал он, и только тут Колин понял, что Гассан стоит за спиной. – Могу пояснить, почему вы никому не скажете ни слова. Короче, если скажете, то я вас так изобью, что вы будете первыми хромыми калеками в аду.
– Sajill[79], – пробормотал Гассан.
Колин незаметно сунул руку в карман и пошевелил диктофон; руку он не стал вынимать, чтобы не вызывать подозрений.
– Я хочу знать, – обратился Гассан к Катрине, – как давно это продолжается.
Катрина потушила сигарету об обелиск и подошла к ДК.
– Давно, – сказала она. – Мы встречались в десятом классе и с тех пор иногда спим вместе. Но когда мы пришли сюда, я хотела порвать с ним. Честно. И мне очень жаль, потому что ты мне правда нравишься, а после него мне больше никто не нравился, – сказала она, подняв глаза на ДК. – Я бы не стала тебе изменять, но… не знаю, это было что-то вроде прощания. Мне очень жаль.
Гассан кивнул.
– Мы можем остаться друзьями, – сказал он, и Колин впервые услышал, как эти слова произносят искренне. – Это не беда. – Гассан посмотрел на ДК. – Мы ведь не договаривались, что не будем встречаться с другими.
– Слушай, она только что сказала, что между нами все кончено, да? Значит, так и есть. Все кончено. И я никому не изменяю, – парировал ДК.
– Ты изменял пять минут назад. У тебя очень узкое представление об изменах, – заметил Колин.
– Заткнись, а не то зубы выбью, – злобно прошипел ДК.
Колин стал изучать свои грязные ботинки.
– Слушай, – продолжил ДК, – скоро все вернутся сюда из Брэдфорда. Так что мы все сядем здесь, как большая дружная семья, и, когда они объявятся, ты начнешь отмачивать свои тупые шутки, горбиться и строить дебильные рожи, как обычно. И ты тоже, Гасс.
Повисла долгая тишина, и Колин подумал: хотел бы он знать? Если бы он встречался с Катериной XIX и она изменила бы ему, а Линдси знала бы об этом и ей грозило бы получить физическое увечье, если она расскажет… тогда нет, он предпочел бы не знать.
Возможно, золотое правило все-таки гласило, что ему стоит молчать. Золотое правило было единственным правилом, которое Колин соблюдал. Именно из-за него он так злился на себя из-за Катерины III: раньше ему казалось, что он никогда не поступил бы с Катеринами так, как они поступали с ним. Это и было его золотым правилом.
Но кроме золотого правила нужно было учесть еще кое-что: Линдси ему нравилась. Конечно, такие причины не должны влиять на принятие этических решений. Но эта – влияла.
Он еще не принял решения, когда рядом с ним возникла Линдси с картонными упаковками пива в каждой руке. Следом за ней шли КЖТ и ДСУ.
– Ты когда приехал? – спросила она ДК.
– А, да всего минуту назад. Меня Кэт подвезла, а потом мы наткнулись на них, – сказал ДК, кивнув в сторону Колина и Гассана, сидевших на каменной стене.
– Я волновалась, что ты умер, – невозмутимо сказала Гассану Линдси.
– Поверь мне, – ответил Гассан, – волновалась не ты одна.
Линдси наклонилась к Колину, и он подумал, что она собирается поцеловать его в щеку, но девушка сказала:
– Это табак?
Колин дотронулся до уха:
– Да.
Линдси рассмеялась:
– Им не мажут уши, Колин.
– Шершень укусил, – мрачно буркнул он.
Ему стало так жалко ее, веселую, улыбающуюся, с пивом для любимого в руках, что захотелось отвести ее в пещеру и рассказать ей все там. Тогда ей не пришлось бы выслушивать это перед всеми.
– Эй, кстати, кабана-то кто-нибудь подстрелил? – спросил Гассан.
– Нет. Ну, если только ты, – сказал КЖТ. И засмеялся.
– Зато мы с Чейсом подстрелили белку. Разорвали на куски эту мелкую сволочь. Принцесса загнала ее на дерево.
– Не мы, а я, – поправил его ДСУ. – Я ее подстрелил.
– Да ладно. Зато я ее первым увидел.
– Смотрите, они похожи на старую женатую пару, – засмеялась Линдси. – Только оба влюблены не друг в друга, а в Колина.
ДК расхохотался, а КЖТ и ДСУ стали клясться в своей гетеросексуальности. Потом все взяли по пиву. Даже Колин выпил почти целую банку. Только Гассан воздержался.
– Я снова трезвенник, – сказал он.
Солнце быстро садилось за горизонт, появились комары. Вспотевший и окровавленный Колин стал для них лучшей мишенью.
Линдси прижалась к ДК, положив голову ему на плечо, а он приобнял ее за талию. Гассан сидел рядом с Катриной. Они перешептывались, но друг друга не касались. Колин по-прежнему думал.
– Ты сегодня неразговорчивый, – сказала ему Линдси. – Что, укусы жгутся?
– Пылают огнем десяти тысяч солнц, – мрачно отшутился он.
– Слабак, – сказал ДК, демонстрируя красноречие и учтивость, которыми славился.
Может быть, он поступил правильно, а может, и нет. Но в ту же секунду Колин вытащил диктофон из кармана и перемотал запись.
– Мне очень-очень жаль, – сказал он Линдси и нажал на «Пуск».
– …Мы встречались в десятом классе и с тех пор иногда спим вместе. Но когда мы пришли сюда, я хотела порвать с ним.
Линдси резко выпрямилась, уставившись на Катрину разъяренным взглядом.
ДК, как ни странно, стоял не двигаясь. Он не ожидал, что Колин Одинец, известный зитцпинклер, скажет хоть слово.
Колин перемотал запись и снова нажал на «пуск».
– …Она только что сказала, что между нами все кончено, да? Значит, так и есть. Все кончено. И я никому не изменяю.
Линдси осушила банку пива, смяла и отбросила. Потом шагнула к ДК, который все еще стоял с невозмутимым видом, опираясь на обелиск.
– Детка, – сказал он, – ты не догнала. Я сказал, что не изменяю тебе, и это правда.
– Да пошел ты, – бросила она, а потом развернулась, чтобы уйти.
ДК схватил ее сзади, но она попыталась вырваться:
– Отпусти меня сейчас же! – Однако ДК держал ее крепко, и тогда она закричала: – УБЕРИТЕ ЕГО ОТ МЕНЯ! УБЕРИТЕ!
– Отпусти ее, – тихо сказал Колин.
И услышал голос ДСУ за спиной:
– Да, Колин, отпусти ее. – ДСУ подошел к ДК и схватил его за шиворот. – Угомонись, а! – приказал он.
Оттолкнув Линдси, ДК ударил ДСУ по лицу. ДСУ упал; он лежал на земле и не шевелился, а Колин не мог поверить тому, что ДСУ подрался с ДК. Оказывается, он, Колин, недооценивал его.
ДК быстро развернулся и успел схватить Линдси за лодыжку.
– Отпусти ее, paardenlul[80], – сказал Колин.
Линдси изо всех сил пыталась вырваться, но ДК держал ее крепко.
– Детка, стой. Ты не понимаешь, – сказал он.