«Как-то плохо сработало», — подумал Роман, вспоминая, как Маша отлетела, когда Волков ее толкнул.
Приложив магнитный ключ к двери подъезда, он повернулся к Маше, чувствуя себя на редкость глупо. Впервые за его теперь уже восемнадцать лет до дома его провожала девушка.
— Если честно, не знаю, что принято говорить в таких ситуациях, — начал он. — Просто «спасибо» подойдет?
— Спасибо скажешь, когда поднимешься в квартиру, — отрезала Маша, разглядывая кашпо с каким-то ярким цветком, подвешенное сбоку от двери.
— Маша, серьезно, это необязательно. Там уже Волкова, наверное, отпустили. Уверен, ему нужна помощь.
Роман попытался улыбнуться. Маша же повернулась к нему и посмотрела вдруг так, что ему стало неловко.
— Знал бы ты, как вы мне надоели. Оба, — неожиданно произнесла она.
Он хотел было сказать, что до вчерашнего дня даже словом с ней не обмолвился, но не стал. Кто ее знает, может, он ее за два дня успел достать. Это, правда, плохо увязывалось с теорией отца о девушках.
Роман распахнул дверь подъезда и пропустил Машу вперед. Консьерж посмотрел на него неодобрительно. Впрочем, он каждый раз так смотрел на Романа, вероятно, искренне полагая, что тот ведет излишне веселую жизнь.
В лифте ехали молча. Маша разглядывала кнопки, Роман — зачем-то — Машу. Сегодня ее волосы были собраны в хвост, и более короткие пряди у висков вылезли из общей массы. Роман почему-то завис, глядя на… кажется, этот цвет называется «русый»… завиток у Машиной щеки.
В квартире Роман быстро огляделся, надеясь, что не оставил с утра беспорядка. Домработница приходила по вторникам и пятницам, поэтому теоретически тут мог бы быть бардак. Впрочем, на практике Роман, большую часть времени проживший в школе-пансионате, не имел привычки разбрасывать вещи, поэтому студия выглядела вполне прилично, за исключением чашки из-под чая на барной стойке и свалившегося с подоконника пледа.
— Проходи, пожалуйста, — вежливо предложил он. — Чаю? Кофе? Есть еще, кажется, какао.
Маша молча помотала головой, разглядывая его квартиру.
Роман попытался прикинуть, какое у нее могло сложиться впечатление. Квартира была, кажется, около шестидесяти квадратных метров. Слева от условной прихожей начиналась зона кухни, отделенная от основного пространства барной стойкой. За барной стойкой, в центре гостиной, стоял большой диван, развернутый к панорамному окну. Стеклянный журнальный столик перед диваном сверкал чистотой после очередного посещения домработницы. В дальнем левом углу, в большой нише, оформленной дизайнерской подсветкой, располагался подиум с кроватью, рядом с которой стоял стеллаж с книгами и несколькими моделями самолетов, которые Роман притащил из Лондона. За кроватью в нише был вход в гардеробную, к счастью, сейчас закрытый, потому что там у Романа порой бывал беспорядок, если он опаздывал в институт. Спальную зону предполагалось отделять ширмой, но Роман ни разу ее не сдвигал.
Правее ниши находилась дверь в ванную. А у правой стены, увешанной фотографиями европейских столиц, стоял рояль. Пафосно белый, что хоть и подходило под интерьер, выполненный в светло-серых тонах, однако очень не нравилось Роману. Но у дизайнера было свое чувство прекрасного. Идея купить рояль, кажется, была маминым вкладом в обустройство квартиры. Зачем, интересно, если она не собиралась приезжать даже на пару дней в году? Сам Роман уже и забыл, когда играл в последний раз.
— У тебя здесь мило и… уютно, — озвучила Маша, разуваясь.
— Спасибо, — отозвался Роман, хотя ему показалось, что она врет.
— Ты играешь? — Маша подошла к роялю и провела пальцами по закрытой крышке.
— Нет, он для красоты, — ответил Роман и понял, что, наверное, опять звучит невежливо, поэтому добавил: — Я давно не играю.
— Понятно, — протянула Маша и прошла к окну.
Вид из него открывался классный. Маша долго молчала, разглядывая панораму. Роман, так и стоявший у двери, почувствовал, что ситуация начинает становиться абсурдной. Она теперь тут целый день проведет?
Маша же наконец отлипла от окна, подняла валявшийся на полу плед, аккуратно сложила и положила на подоконник. Роман почему-то подумал о том, что Юла никогда бы так не сделала. После той приходилось самому все подбирать и складывать.
— Я, наверное, пойду, — неуверенно сказала Маша. — За тобой есть кому присмотреть?
— Да, конечно, — тут же откликнулся Роман. — Отец живет в квартале отсюда. Да и я могу в любую минуту позвонить «девять-один-один».
Маша почему-то улыбнулась и направилась к двери. В этот момент у Романа зазвонил телефон. Взглянув на экран, он рассеянно извинился перед Машей и нажал «принять».
Мама плакала. Нет, не так. Она рыдала, захлебываясь словами, и мир Романа пошатнулся и закачался вместе с его неуютной студией.
— Что случилось? — закричал он в трубку, разом забыв о Маше, о Волкове — вообще обо всем.
— Роман… Роман… Роман, — повторяла мама, рыдая.
— Мама, пожалуйста, успокойся и скажи толком, что случилось.
— Патрик… — всхлипнула мама.
В душе Романа трепыхнулась надежда, что Патрика сожрал бешеный кенгуру.
— Что случилось? — повторил он, чувствуя, что паника немного отпускает. Черт с ним, с этим Патриком. Почему он должен его жалеть?
— Патрик меня ударил, — наконец между всхлипами выговорила мама.
— Что? — ошарашенно переспросил Роман. — Как?
В его картине мира мужчина не мог ударить женщину. Тем более его маму: такую хрупкую и нежную, такую…
— Ты обращалась в полицию? Где ты? Где он? Он сейчас тебе угрожает? — вопросы посыпались против его воли.
— Нет. — Мама уже не плакала, лишь всхлипывала. — Я не обращалась и не буду. Это бессмысленно, и меня могут просто не выпустить из страны. У него связи, а у меня здесь ничего…
Мама вдруг снова зарыдала, и у Романа заныло в груди. Как же он ненавидел, когда она плакала.
— Мама, подожди. Постой. Ты сейчас где и что будешь делать дальше? — Роман зачем-то толкнул дверь в ванную, автоматически зажегся свет.
— Я пока в Сиднее. Хочу вылететь домой. Но у меня нет ни пенса.
Роман закрыл дверь, потом вновь открыл, совершая бездумные действия, лишь бы не стоять на месте. Войдя в ванную, пустил воду в кране. Посмотрел на свое испуганное отражение в зеркале, заметил, что он в окровавленной рубашке, и, прижав телефон плечом к уху, принялся расстегивать пуговицы, вслушиваясь в мамины всхлипы.
— Ты звонила отцу?
— Да! — крикнула мама. — И он сказал, что Патрик, вероятно, не единственный олигарх в Сиднее и мне есть куда податься!
Роман замер с наполовину стянутой рубашкой.
— Что? Он не мог…
— Мог, Роман! — зло выкрикнула мама, будто это Роман сказал такие чудовищные слова.
— Подожди, — пробормотал он, потирая лоб. — Сколько тебе нужно? Сколько стоит билет до Москвы?
— До какой Москвы, Роман? Зачем мне в вашу чертову Москву? — Нервы у мамы сдали окончательно, и она вновь разрыдалась.
За всю свою жизнь Роман ни разу не слышал, чтобы мама так горько плакала.
Он стащил с себя наконец рубашку, бросил ее на пол и направился в гардеробную за чистой футболкой, действуя на автомате.
— Хорошо. Сколько нужно на билет до Лондона?
— Около тысячи фунтов.
Роман попытался в уме прикинуть, сколько это в рублях, и едва не присвистнул. У него не было таких денег. Хотя… ему же уже восемнадцать, значит, он может обналичить часть вклада…
Путаясь в вороте и рукавах, он наконец натянул футболку и произнес:
— Мама, ты успокойся. Я все решу.
Мама всхлипнула и попросила:
— Роман, поговори с отцом. Он не может оставить меня здесь. Я совершила ошибку, но я не перестала быть матерью его сына. Понимаешь?
— Да-да, мам, я понимаю. Я все улажу, — соврал он, понимая, что переубедить отца будет непросто.
В телефоне пошел сигнал второго вызова. Роман отнял трубку от уха и, взглянув на экран, торопливо сказал матери:
— Я наберу тебя… Алло, папа. Привет!
— Рома, а что у тебя в жизни происходит, а?
Тон отца не предвещал ничего хорошего. Роман длинно выдохнул, перед тем как спросить:
— А что?
— А почему мне звонят из универа и говорят, что вы с Димкой подрались, м? Да еще из-за дел амурных?
— Каких, прости? А, ты в этом смысле. Нет, там не то. Там…
— Роман, мы обсуждали вопрос твоей ответственности?
— Да. — Роман снова потер лоб, понимая, что подступиться к отцу, когда он в таком настроении, нереально.
— Тогда почему мой сын ввязывается в драку, как портовый грузчик, хотя умеет внятно излагать свою точку зрения минимум на трех языках, а?
— Папа, я… это недоразумение. Правда. Я обещаю, что больше такого не повторится. С Волковым я все решу.
— Я это слышал не ранее как вчера.
Голос у отца стал таким, что Роману захотелось, как в детстве, спрятаться под кровать. Но со своими почти шестью футами он уже и под кровать-то не влезет.
— Я разберусь.
— Отлично, — резко откликнулся отец и явно собрался распрощаться.
— Папа. — Роман решил попытать счастья, хоть и понимал, что момент, мягко говоря, неподходящий. — Мне мама звонила, и…
— Я в курсе, Роман. Твоя мама мне тоже звонила.
— И?
— Что «и»?
— Ты отправишь ей денег?
— Разумеется, нет.
— Как «нет»? — Роман, хоть и понимал, что отец может так ответить, все равно опешил.
— Роман, она сама выбрала себе мужчину. То, что он оказался вот таким, — не мои проблемы. Не я ее к нему толкал.
Роман сглотнул и неожиданно для самого себя прошептал:
— Как же не ты? Если бы у вас все хорошо было, она бы не ушла. Разве нет?
Отец очень долго молчал, а потом четко произнес:
— Мелко ты еще плаваешь, чтобы судить о том, в чем ничего не понимаешь, ясно? И да, если ты вдруг отправишь ей денег, я решу, что твои карманные расходы слишком завышены. Имей в виду.
С этими словами отец отключился. Роман же схватил с ближайшей полки какую-то декоративную фигню и, заорав, швырнул ею в противоположную стену. Декоративная фигня чудом разминулась с настенными часами, к удивлению, не разбилась и, упав на пол, покатилась… к ногам ошарашенной Маши Рябиной. Только тут Роман понял, что его гостья, оказывается, не ушла.