— Брат, оставьте меня здесь до утра. Я обсохну и отогреюсь. А утром приеду домой.
— Что ты, сестра! — воскликнул он. — Как я могу тебя оставить без своего глаза. Нет уж, я за тебя отвечаю перед твоей страной, всюду пойдем вместе. Скоро мы двинемся в путь.
Я бросила тоскливый взгляд на закопченные стены, на привлекательные циновки, на такой низко нависший потолок, на очаг, где теплился огонь — о господи, огонь! — на весь уют простого человеческого жилья, ограждавшего людей от бушевавшей за стенами стихии, и — шагнула за своим братом в мокрую ночь. Но зато теперь он был вооружен керосиновым фонарем, а это уже значило для нас очень много.
Решили пробиваться через реку и холмы кружным путем. А до реки ведь еще был двор храма, залитый теперь водою. Спустились, стали переходить его вброд, как вдруг Гходке стиснул мою руку:
— Осторожно, змеи!
Вот этого только и не хватало!
И тут же в отблесках фонаря у самых ног проплыла одна змея, а у стены, пытаясь на нее взобраться, извивались в черной воде еще две, высоко подняв маленькие головки. От этого зрелища меня бросило в жар, и мне показалось, что вся вода вокруг кишит змеями, выгнанными ливнем из своих нор. Может быть, так оно и было, но мы быстро пересекли двор, стараясь не вглядываться в извивы черного нефтяного блеска у наших ног.
— Не бойся, сестра, — не забыл сказать мой Гходке, — это змеи бога Шивы. Он не допустит, чтоб они сделали нам зло.
— Да, да, конечно, я не боюсь…
— Идем. Вперед. Не бойся.
— Идем, идем. Только скорее.
Реку переходили по мосту вброд, так как он был перекрыт быстро катящейся водой. Мне до сих пор удивительно, что никого из нас тогда не смыло с моста. Потом карабкались на скользкие скалы, потом шли прямо, держась друг за друга и с чавканьем вытаскивая из жирной грязи одну ногу за другой. Шли во мраке и во мрак. Я решительно не понимала, откуда эти люди знают правильный путь и как они его находят.
Ливень стал слабеть и превратился в обычный дождь. Теперь наше шествие возглавляла та самая паломница, которую мы встретили в храме. Несмотря на свой почтенный возраст, она шла бодро и уверенно, как будто твердо знала эту невидимую во тьме дорогу, лишенную, на мой взгляд, всяких примет.
А тут и дождь кончился, и сразу нас охватило тепло индийской летней ночи. Стало даже весело шагать по колено в грязи. Старая паломница что-то рассказывала человеку с ребенком, и все смеялись. А удивительный его ребенок так и спал все время, так и не проснулся. Я уж думала, не задохнулся ли он под дождем, но нет, был живехонек.
И вдруг вокруг нас заплясали звезды. Десятки звезд. Они почему-то светились под ногами, сбоку, впереди. И казалось, что мы, как в невесомости, медленно кружимся во мраке вокруг собственной оси. Это мы вошли в рой светляков. Огромных, тропических, настоящих. И оттого, что они сместили представление о небе, которое должно держать звезды над головой, голова начинала кружиться. Можно было упасть, потеряв равновесие. Но мы не упали. Не знаю, почему не упали другие, по я потому, что меня вел за руку мой милый, заботливый Гходке.
Таким порядком мы добрались до шоссе, а там, грязные и мокрые, как отряд болотных кикимор, сели в автобус, и он привез нас к тому месту, где нас ждала машина. Увидев в окно, что мы проезжаем мимо нее, все загалдели, шофер остановил автобус, и мы высыпали во мрак и снова набились в машину, где безмятежно спала маленькая Сараю.
Гходке пригласил с нами и старую паломницу, привез ее домой, посадил в самое лучшее кресло и заставил всю свою семью поочередно поклониться ей в ноги. Разбудил и спавших мальчиков, и они тоже кланялись ей в ноги.
— Это за то, что она спасла тебя, сестра, и вывела нас всех на дорогу. Она нам теперь как мать.
Почтив старую женщину таким образом, ее посадили в машину и отвезли домой.
А за чаем я спросила:
— Как она нашла дорогу в этом мраке?
— А она много лет каждый понедельник ходит в этот храм поклоняться богу Шиве, — ответили мне.
Засыпая в этот вечер, я стала подсчитывать в уме, сколько понедельников в году, сколько их в сезоне дождей и сколько миль она проходит каждый понедельник, одна, в любую погоду, при свете и во мраке.
Наутро же я простилась с милой гостеприимной семьей Гходке, с золотым городом Пуной и с горами Махараштры. Мой дальнейший путь лежал в не менее привлекательную область Индии, в штат Раджастхан.
СЛАВА НЕ МЕРКНЕТ
Раджастхан тоже не похож ни на какую другую область Индии. И люди в нем особенные, и природа особенная…
Он лежит к югу и юго-западу от Дели. Его граница совсем близко. Там, по сторонам шоссе, стоят два каменных столба, и на них каменные слоны. Отсюда начинается земля Раджастхана.
Невысокие горы Аравалли тянутся, тянутся вдоль шоссе. Они перерезают Раджастхан почти пополам На северо-запад от них простирается океан песков — жгучая пустыня Тар, а на юго-восток — каменистые холмы, каменистые долины между ними, низкорослые леса. Эту часть принято называть плато. Здесь горки, горушки, холмы идут, идут друг за другом, расступаются, снова смыкаются — прямой линии горизонта нет нигде.
А горы Аравалли обрамляют плато, как застава из острых камней, колючих кустов и высохших трав Аравалли — прибежище тигров.
Через кромку гор льется на плато зной пустыни, дыхание ее многовековой власти. Пустыня выпивает влагу муссонных дождей, и на плато сгорают урожаи. Она шлет по ветру свой песок, и он рассеивается над полями и городами, засыпает улицы, дворы и сады, летит в окна, набивается в рот, обжигает глаза.
Каждый житель Раджастхана по эту сторону гор помнит, что пустыня совсем недалеко, рядом. Из пустыни приводят сюда на продажу верблюдов. Из пустыни забредает скот, покидая жалкие редкие деревеньки, когда там, за горами, пересыхают колодцы. Она непрерывно впитывает в себя жар солнца и выдыхает его сюда, на плато.
Песок, песок вокруг и красные обжигающие камни. Деревья искривлены ветрами и зноем.
Когда-то, три-четыре тысячелетия назад, пустыня Раджастхан была цветущим краем, центром древней цивилизации. Ее питали обильные реки. Но потом они пересохли. Пески поглотили города и засыпали караванные пути. Колючие кусты, кактусы да пучки сухой травы заменили собой пальмы и плодовые деревья.
Пустыня победила цивилизацию. Но не людей. Люди остались. Они переменили образ жизни, костюм, жилье. В поисках воды они научились копать колодцы до 100 метров глубиной. Они стали разводить верблюдов и расселились по оазисам. Они даже выстроили в оазисах города со звучными названиями: Джайсалмир Бикапир, Бармир… Иногда от засух, эпидемий и войн жизнь в этих городах замирала, но затем они оживали вновь, не сдавались. Они существуют и сейчас, эти города-оазисы, но мне там побывать не довелось.
А на плато по эту сторону гор условия для жизни были все-таки легче. Здесь ближе вода, здесь есть тень, здесь есть почва, на которой можно вырастить урожай. Правда, почва эта из перетертых ветром песчаников да известняков, а поля так набиты камнями, что их и пахать нельзя, пока корзинами не вытащишь эти камни на межи, но все же это почва и поля, и на них можно сеять. Здесь, на плато, расцвело много чудесных городов.
История Раджастхана тоже отмечена почти непрерывными завоеваниями, захватами, войнами и распрями.
Начиная с первых веков новой эры в эту страну стали устремляться завоеватели, проникавшие в Индию через перевалы северо-западных гор.
Раджастхан нельзя было обойти стороной — он лежит между долинами севера и запада и побережьем Аравийского моря. Через него пролегали караванные пути и на юг Индии. Но в диких его горах жили древние воинственные племена бхилов, чьи стрелы не знали промаха. Не покорив их, не одолев их сопротивления, нельзя было пересечь Раджастхан, нельзя было утвердиться в нем.
В начале новой эры в Индию ворвались полчища скифов. Они завоевали огромные земли на севере и западе страны, им удалось захватить и Раджастхан.
Они остались на индийской земле и постепенно смешались с ее населением. Полагают, что от них, воинственных и непокорных, произошло воинское сословие Раджастхана — прославленные раджпуты.
«Раджпут» — «сын царя». Какого царя? Почему царя? Неизвестно. Очевидно, раджпутские роды были основаны вождями скифских и вождями местных племен и родов. Местными были, вероятно, бхилы, с которыми сражались, с которыми роднились.
Из числа членов родов раджпутских правителей сложились их боевые дружины, и так создалось это сословие раджпутов, сословие воинов по профессии и призванию.
Традиция запрещает раджпуту даже прикасаться к плугу — пахать землю должны были члены более низких каст. Члены низких каст создавали все материальные ценности, кормили, поили, одевали раджпутов и выплачивали правителям налоги. Раджпутам же предписывались воинские занятия и охота. Они должны были быть профессиональными героями — единственная в своем роде общественная прослойка.
Чем же они все-таки были полезны своему народу? Тем, что стойко обороняли землю от захватов и вторжений, и тем, что убивали хищных зверей, которыми кишели горные заросли?
Если бы народу приходилось содержать только эту армию героев и охотников, было бы еще полбеды. Но непосильной тяжестью на его плечи ложилось содержание князей — горделивых, живших набегами и грабежами, тонувших в роскоши и не знавших удержу ни в чем. Властолюбивые и независимые, они правили в своих княжествах, бесконтрольно творя суд и расправу над своими подданными.
Земли долин, земли на плато и в пустыне были поделены между родами раджпутов. Их сложилось около 40, этих родов, и они постоянно воевали друг с другом из-за земли, вод, пастбищ, богатств.
Раны и махараны — «князья» и «великие князья» раджпутских родов, возводившие свое происхождение к Солнцу, Луне и Огню, направляли свое главное внимание на поддержание своего престижа, своего великолепия.
До середины XX века Раджастхан даже назывался Раджпутаной, хотя значение обоих названий, собственно, почти одинаково: «Раджастхан» значит «земля царей», а «Раджпутана» — «земля царских сыновей».